Пол Андерсон - Три сердца и три льва
Да, она была могучей, и употребила свое могущество против него, но и в нем таилась мощь, способная противостоять Моргане. Теперь эта мощь сказала ему: «ни шагу дальше, стой, где стоишь!» Вся магия, какую испробовали на Авалоне, в Фаэре и на населенных смертными землях, не смогла остановить Хольгера на избранном им пути. Теперь и краса Морганы не имела над ним власти – благодаря неким серым глазам и каштановым волосам. Королева не имела уже в своем репертуаре заклятий, способных его задержать.
Разумеется, он оставался обычным смертным, уязвим для всего, что не имело никакого отношения к чарам Морганы – как для чар кого то иного, так и для самых натуральных вещей вроде острой стали.
– В моем мире ты – н более чем легенда, – сказал он задумчиво. – Я и подумать не мог, что мне придется сражаться в реальности с кем-то вроде тебя…
– Это был не твой мир, – сказала она. – В том мире ты тоже не более чем легенда. Твое место здесь, со мной.
Он мотнул головой, ответил громко:
– Думаю, что оба мира – мои, – За всеми здешними хлопотами он так ни разу и не дошел в своих размышлениях до лежащей на поверхности истины: он сам – персонаж из цикла легенд о Карле Великом и короле Артуре. Когда он сам – персонаж из цикла легенд о Карле Великом и короле Артуре. Когда-то, в другом мире (как далеко он лежит от этой ночи и этой женщины!) Хольгер, будучи еще ребенком, мог даже читать о своих собственных подвигах.
Но на них лежит печать забытья. Быть может, его имя известно всем до единого, быть может, он герой своих же детских грез – но заклятья Морганы сковали его память. Переход в этот мир к тому же стер из памяти все, что он мог там, у себя слышать о трех сердцах и трех львах.
– Кажется, ты узнал достаточно, понял уже, что этот мир тебе по вкусу, – сказала Моргана. Шагнула к нему, и ни почти касались друг друга. – И не особо торопишься назад. Да, в обоих мирах происходят великие потрясения, а ты стоишь в самом центре их и там, и здесь. Столько я могу тебе открыть. Но если ты не откажешься от своих сумасшедших планов, будешь и дальше пользоваться мощью, о которой не знаешь ровным счетом ничего потерпишь поражение и погибнешь. А если случайно и выживешь, то горько о том пожалеешь. Сбрось со своих плеч этот груз, Хольгер, останься со мной, и мы всегда будем счастливы. Еще не поздно!
О усмехнулся:
– Мои шансы на победу больше, чем ты пытаешься меня уверить. Иначе ты не тщилась бы так преградить мне путь. Сдается мне, тебе прекрасно ведомо, куда я держу путь. Ты все сделала, чтобы сбить меня с дороги, обмануть, покалечить. Теперь же ты, несомненно, попытаешься лишить меня жизни. Но я пойду вперед прежней дорогой.
Что за высокопарный слог, подумал он. Вот уж не предполагал, что стану так изъясняться.
Внезапно нахлынула усталость. Он знал, что жаждет одного лишь покоя. Чтобы кончились эти блуждания вслепую. Чтобы он мог уединиться с Алианорой где-нибудь вдали от всех этих миров и их ужасов. Но он не мог позволить себе передышки. Слишком много людей падут жертвами Хаоса, отвернись он хоть на миг.
Моргана долго смотрела на него. Вокруг завывал ветер.
– Все свершилось трудами Предназначения, – выговорила она с трудом. Даже Сарах вернулся. Великий Ткач превращает разноцветную пряжу в гобелен. И все равно – не рассчитывай на победу!
И вдруг в ее глазах блеснули слезы. Она придвинулась и поцеловала его в щеку, едва прикоснулась губами, но редко Хольгер встречал в поцелуе женщины такую нежность.
– Прощай, Хольгер, – сказала она. Отвернулась и скрылась во мраке.
Он долго стоял, дрожа от холода. Быть может, разбудить остальных? Нет, пусть спят. Их это не касается.
Текло время. Набирали силу ночные шумы. Хольгер очнулся и посмотрел на небо, чтобы определить, не пришло ли к концу его дежурство. Но небо сплошь затянуло облаками. Ну, неважно. Он может простоять на страже и до рассвета. Все равно больше не заснет после разговора с Морганой.
Хольгер уже не обращал внимания на ночные шумы. Ветер превратился в настоящий вихрь, грохотали камни, звякнуло железо…
– Гей!!!
В круг света прыгнул вождь каннибалов. За его спиной сверкали острия копий – штук сто, а то и побольше. Они прятались в ущелье, а теперь Моргана послала их вниз, чтобы они…
– Эй, вставайте! У нас гости!
Гуги, Алианора и Сарах вскочили. Сарацин выхватил саблю, прыгнул к своей кобыле и сорвал ее поводья с колышка. Алианора вскочила на своего гнедка. Двое дикарей, торжествующе вопя, кинулись к ней. Один занес копье. Гуги метнулся ему под ноги – маленький коричневый вихрь. Оба упали. Хольгер кинулся на второго. Его меч взлетел и опустился на голову врага.
Он отшвырнул падающее на него тело, сбив с ног еще одного врага. Наконечник копья скрежетнул по его кольчуге. Хольгер увидел перед собой вождя и наугад взмахнул мечом. Тот ощерил зубы. На шее Хольгера сомкнулись чьи-то руки. Он вспомнил, что на сапогах у него острые шпоры, лягнул ногой. Пронзительный вопль сзади, руки разжались.
Хольгер отступал, пока не ощутил спиной менгир. Высокий воин с намалеванным на груди драконом ринулся в атаку. Меч свистнул справа налево, и голова врага слетела с плеч. Но кольцо дикарей сомкнулось вокруг Хольгера. Бросив взгляд поверх бычьих рогов и султанов из перьев, он увидел, что Сарах уже в седле, отмахивается саблей. Папиллон топчет врагов копытами, лягается, кусает, его грива и хвост взметываются черным
Пламенем.
Кто– то вскочил с земли совсем рядом, проскользнул под мечом датчанина. Кинжал в его руке метнулся вверх. Хольгер успел принять удар на левую руку, защитил живот. У ног людоеда возник Гуги, схватил его под коленки и опрокинул. Гном и человек, сцепившись, рыча, покатились по траве.
Перед ним уже возвышался вождь. Его топор ударил в шлем Хольгера, как молния. Хольгер пошатнулся, услышал свой крик: «Великий боже, святой Георгий!». Вождь захохотал, вновь ударил. Хольгеру каким-то чудом удавалось отражать его удары. Большинство из них. Иные все же падали на шлем и кольчугу. Хольгер едва держался на ногах. К вождю на помощь подбежали два его воина.
Но за их спинами появился Сарах. Свистнула кривая сабля. Дикарь схватил левой рукой правую и с безмерным удивлением уставился на нее – она осталась у него в руке, отсеченная сарацином. Хольгер взмахнул мечом, и второй воин отскочил, хромая. Вождь обернулся, насел на сарацина, и они закружились, со звоном парируя удары, осыпая друг друга проклятиями.
Конь Алианоры истошно заржал, рухнул наземь. Белая лебедица взмыла вверх и тут же спикировала, целя клювом в глаза врагам. Хольгер перевел дух. Кто-то хрипло выкрикнул приказ, и у плеча Хольгера просвистело копье. Забыв про раны и усталость, датчанин ринулся в бой. Его меч работал, как коса. Папиллон взмывал на дыбы, становясь невероятно огромным, разбивал головы передними копытами ржаньем заглушая воинственные выкрики дикарей. Человек и конь разогнали врагов и вернулись к менгиру.
Гуги выбрался из-под бездыханного тела своего противника, утер руки и побежал к ним. Рядом приземлились Алианора и превратилась в девушку. Мигом позже подскакал Сарах. Хольгер сунул ногу в стремя, взлетел на Папиллона. Пинком в зубы отшвырнул дикаря, попытавшегося стащить его на землю. Нагнулся, отцепил щит и надел его. Протянул к Алианоре руку, державшую меч. Девушка ухватилась за его рукав и прыгнула в седло позади него. Сарах тем же способом усадил Гуги себе за спину. Рыцари переглянулись, кивнули друг другу и ринулись в бой.
Они секли, рубили, кололи. И вокруг них стало пусто. Враг бежал. Хольгер с Сарахом вернулись под менгир, тяжело дыша. Их клинки были в крови. Кровь пятнала их одежды, руки и лица. Повсюду валялись тела, некоторые еще бились, хрипя. Людоеды сбились в кучу далеко в темноте, только блеск оружия выдавал их присутствие. Вождь, потерявший свои рога и пышные перья, с кровоточащей раной на голове, тяжело поднялся с земли и побежал к своим людям.
Зубы Сараха блеснули в улыбке:
– Славная, славная битва! Во славу пророка… пророка Иисуса! Сэр Руперт, лишь один человек на свете мог сражаться подобно тебе!
– Ты тоже не ударишь в грязь лицом, – сказал Хольгер. – Но жаль, что тебе не удалось прикончить их вождя. Сейчас он вновь пошлет в атаку.
– Из луков нас перестреляют, – заявил Гуги. – Будь у них мозгов чуточку побольше, давно бы мы валялись, стрелами утыканные.
Хольгер обернулся к Алианоре. По правому плечу девушки ползли струйки крови. Сердце у него оборвалось, голос сорвался.
– Тебя ранили?
– Ничего страшного, – она улыбнулась дрожащими губами. – Стрела. Крыло задела.
Он присмотрелся. В том прежнем цивилизованном мире он встревожился бы, увидев у девушки такую рану, но здесь, сейчас – в самом деле ничего страшного…
Невероятная радость охватила его.
– Я построю часовню… святому Себастьяну… в благодарность… прохрипел он.
Руки Алианоры обвили его талию.
