Александр Зорич - Сборник "Круг Земель"
– Почему ты считаешь, что я воспользуюсь этой возможностью? Я ведь могу просто убить тебя и остаться в Диорхе? – спросил Элиен.
– Нет, Элиен. Ты можешь, но ты все равно не сделаешь этого. В твоем сердце все еще жива любовь, я это слышу. Ради встречи с теми, кто погиб в год Тайа-Ароан, ты решишься на это путешествие. А кроме того, ведь ты сможешь взять с собой свои Скрижали. И, быть может, когда-нибудь им найдется читатель более достойный, чем твой непутевый Брат.
– Пусть так, но ты, что получишь ты? Ведь я же никогда не поверю, что ты готов принести себя в жертву благополучию Круга Земель! Что получишь ты, если я сделаю все по твоим словам?
– Все очень просто, Элиен. Все очень просто. Я получу надежду, что однажды ты, мой Брат по Рождению, вернешься в Наг-Нараон и спустишься в Склеп Игольчатой Башни. Ты сам, собственной рукой, пробудишь ото сна меня, ни о чем не ведающего Сделанного Человека. В день моего пробуждения ты дашь мне вот эти Скрижали и посвятишь меня в историю Властелина. И тогда…
– И тогда?.. – иронично осведомился Элиен, помахивая Когтем Хуммера, чтобы оценить его вес и балансировку.
– И тогда мы соберемся втроем. Ты, я и Шет окс Лагин. Все трое. И положим начало какой-нибудь новой песне.
– Не исключено, что именно так все и будет, – сказал Элиен и занес Коготь Хуммера.
Все, что успел сделать Октанг Урайн перед тем, как его голова и шея перестали представлять собой единое целое, так это одобрительно кивнуть.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
РАЗРЕШЕННЫЕ СУДЬБЫ
ГЛАВА 20
ВЫШЕДШИЙ ИЗ ДИОРХА
1
В то утро Элиен, свел Вольного Города Орин, проспал неожиданно долго – почти до полудня.
Солнце стояло высоко, во дворе азартно вздорили ирвамессы. Ругались, потрясали оружием и взывали к духам предков. В чем заключалась суть спора, понять было сложно Но Элиен знал: рано или поздно все окончится миром. Разумеется, уже после того, как спорщики вдосталь почешут друг о друга кулаки.
«Гаэт, должно быть, уже ждет меня в библиотеке!»
Элиен вскочил с постели.
Его вычищенное платье было разложено слугой на коротконогом столике у кровати. Но Элиен помедлил с одеванием. Что-то жгло кожу под левым соском. Какая-то свежая ранка.
«Комар, что ли, укусил?»
То был знак долгой смерти, нанесенный на его тело девятнадцать лет назад, когда он находился в плену у смегов. По иронии судьбы, тогда его собирались казнить люди той же крови, которые сейчас называли его гиазиром-свелом.
Элиен отлично помнил тот день. Два крепких и сухих старика вырезали на его коже ре-тарские буквы, смывая кровь грязной губкой. У смегов было в обычае наносить на тело врага назначенный ему приговор. Да только этот приговор так и не привели в исполнение: подоспели варанцы, избавив Элиена от двухдневной пытки, плавно уводящей обезумевшую душу в небытие.
Знак долгой смерти – это всего лишь татуировка. И над ней тоже властвует всесильное время. С каждым днем знак тускнел и становился все менее заметным…
Но теперь…
«Сыть Хуммерова!»
Теперь татуировка горела, словно ее буквы были врезаны в плоть инкрустацией из раскаленного железа. Элиен ощупал знак пальцами. Кожа вокруг него была горячей, воспаленной.
Он подошел к бронзовому зеркалу – самому большому бронзовому зеркалу, когда-либо отлитому в Орине, и присмотрелся.
Из зеркала на него, как и положено, глядело его собственное отражение.
Но только Элиен из бронзового зеркала был уже одет и подпоясан мечом. В левой руке он держал внушительный фолиант.
Элиен застыл в нерешительности. Знак долгой смерти зудел все сильнее.
«Кажется, не помешает заклинание, предшествующее переходу в мир Обращений и Изменений?» – подумал Элиен. Его правая ладонь невольно накрыла татуировку.
Отражение и не подумало повторить его жест.
Элиен вздохнул. Похоже, его жизнь действительно подошла к концу. И ему остается лишь довериться течению той силы, что неодолимо влечет его вперед, туда, в бронзовое «ничто», откуда улыбается ему другой свел этого же самого Вольного Города.
Остается только шагнуть вперед и прикоснуться к поверхности зеркала. Когда он заказывал его мастерам, то, конечно, не думал о том, что когда-нибудь…
…Дверь в библиотеку распахнулась. На пороге стоял Элиен со страховидным фолиантом в руках.
Гаэт, глотая сладкие библиотечные зевки, сидела у окна с потрепанным томом харренских сладкопевцев.
– Прости меня, милая, я спал слишком долго, – сказал Элиен, виновато улыбнувшись жене.
– Что это у тебя? – поинтересовалась Гаэт, разумея, конечно же, фолиант. – Что-то новенькое?
– Я назвал это «Исход Времен». Если позволишь, я расскажу тебе о нем несколько позже,
Элиен сел рядом с женой. Сердце его бешено колотилось, а на кончике языка застыли неуместные слова нежности. Ведь, все-таки, он не видел свою жену целую Вечность!
– Скажи хоть о чем?
– Что-то вроде невероятной истории Синего Алустрала и Сармонтазары, – брякнул Элиен и поцеловал Гаэт за ушком. – Интересное, но совершенно бесполезное чтение.
2
Элай шустро взбежал по лестнице, ведущей в библиотеку, где, по уверениям слуг, его родители предавались декламации дивной северной поэзии.
Пожалуй, Элай впервые преодолевал эту лестницу, глотая ступени словно нерадивый школьник – слова иноземного гимна. Обычно он тащился по ней в обществе наставника с энтузиазмом перегруженного поклажей мула.
У приоткрытой двери Элай замер. Нет, он не собирался подслушивать разговор родителей, он лишь хотел отдышаться и поправить платье.
Элиен и Гаэт сидели рядком на лавке и, вместо того, чтобы тихо листать заплесневелые тома всяких-разных классиков, предавались оживленной болтовне. Впрочем, за ними это водилось и раньше.
– …и девушки связывают себе колени шелковым поясом, перед тем как принять яд, – низкий бас отца.
– Я не совсем поняла, зачем? По-моему, колени – это последнее, о чем думает девушка перед тем как принять смерть, – мягкое сопрано матери.
– Это малоприятная подробность, – объяснял Элиен. – Смерть от синего аконита – тяжелая смерть. Оттого-то она в таком почете в Синем Алустрале. Там считают, что чем тяжелее смерть – тем легче посмертие. Отравиться змеиным ядом может даже ребенок. А вот несчастный, принявший синий аконит, бьется в судорогах, истекает зловонными жидкостями, а на губах у него выступает голубая пена. Невозможно владеть собой после того, как ты проглотил зернышко этого яда. Невозможно, разумеется, и принять достойную умершего позу. Девушки выходят из положения, связывая себе колени. Сколь бы ни были жестоки судороги, а ноги все равно останутся плотно сведенными. И вид у покойницы целомудренный и благообразный……
