George Martin - Танец с драконами
Покои Пицеля располагались прямо под воронятней – просторные комнаты, загромождённые связками трав, мазей и настоек, стеллажами и шкафами, ломившимися от книг и свитков. Сиру Кивану всегда здесь было неприятно жарко – но не в этот раз. Сразу за дверями дыхнуло холодом. В камине остались только чёрный пепел да догорающие угольки. Вокруг расставленных в разных местах парочки мерцающих свечей образовались островки тусклого света.
Остальное помещение тонуло во мраке... за исключением открытого окна, где, переливаясь в лунном свете, кружились подхваченные ветром снежинки. На подоконнике переминался с ноги на ногу ворон – бледный, огромный, взъерошенный. Киван Ланнистер в жизни не видел таких воронов – больше любого охотничьего ястреба в Кастерли Рок, больше самой крупной совы. Падавший снег плясал вокруг ворона, а луна посеребрила его перья.
«Не серебряный. Белый. Птица белая».
В отличие от своих сородичей, белые вороны Цитадели не носили вестей. Когда их рассылали по городам и весям из Староместа, это делалось ради единственной цели: объявить о смене времён года.
– Зима, – сказал сир Киван. Слово повисло в воздухе белым облачком. Он отвернулся от окна.
И вдруг что-то тяжёлое, словно кулак великана, ударило его в грудь между рёбрами. Удар вышиб из Кивана дух и заставил отшатнуться назад. Белый ворон поднялся в воздух, светлые крылья хлопнули у самой головы лорда-регента. Сир Киван не то сел, не то упал на подоконник. «Что... кто... – Арбалетный болт вошёл ему в грудь почти по самое оперение. – Нет. Нет, так же умер мой брат». Вокруг древка выступила кровь.
– Пицель, – в смятении пробормотал он. – Помогите... я...
И тут он увидел Пицеля. Великий мейстер сидел за своим столом, его голова покоилась на огромном переплетённом в кожу томе. «Спит», – решил Киван... но, моргнув, разглядел тёмно-красную зияющую рану на пятнистом черепе старика и запачкавшую страницы книги лужицу крови под головой. Вокруг свечи, в озере растопленного воска островками плавали кусочки кости и мозга.
«Он просил охрану, – подумалось сиру Кивану. – Следовало дать ему охрану». Неужели Серсея всё это время была права? Неужели это дело рук его племянника?
– Тирион? – позвал он. – Где?..
– Очень далеко, – ответил смутно знакомый голос.
Его обладатель стоял в тени у книжного шкафа – пухлый, бледнолицый, сутулый, с арбалетом в мягких напудренных руках и шёлковыми шлёпанцами на ногах.
– Варис?
Евнух опустил арбалет.
– Сир Киван. Простите меня, если сможете. Я не держу на вас зла, и сделал это не из дурного умысла, а ради государства, ради детей.
«У меня есть дети, у меня есть жена. Ах, Дорна». – Боль захлестнула Кивана, он закрыл глаза, но потом открыл их снова.
– В замке... в замке сотни ланнистерских гвардейцев.
– Но, к счастью, не в этой комнате. Меня удручает эта ситуация, милорд. Вы не заслуживаете одинокой смерти в такую холодную тёмную ночь. Таких как вы много – хороших людей, служащих дурному... но вы угрожали переиграть всё то, что так хорошо устроила королева: собирались примирить Хайгарден с Кастерли Рок, дать маленькому королю поддержку Веры, объединить под властью Томмена Семь Королевств. Так что...
В покои ворвался порыв ветра, и сира Кивана затрясло.
– Вам холодно, милорд? – спросил Варис. – Простите меня. Великий мейстер обмарался перед смертью, вонь была так отвратительна, что я чуть не задохнулся.
Сир Киван попытался встать, но силы оставили его. Он уже не чувствовал под собой ног.
– Я решил, что арбалет подойдёт в самый раз. У вас было столько общего с лордом Тайвином – почему бы и нет? Ваша племянница решит, что вас убили Тиреллы, возможно, при потворстве Беса. Тиреллы заподозрят её. Кто-нибудь непременно припишет убийство дорнийцам. Подозрения, склоки и взаимное недоверие подточат основание трона маленького короля – и в то же время Эйегон поднимет своё знамя над Штормовым Пределом, и к нему стекутся лорды Семи Королевств.
– Эйегон? – Какое-то время он не понимал, о чём речь. Потом вспомнил: младенец, укутанный в багряный плащ, ткань пропиталась кровью и мозгами. – Мёртв. Он мёртв.
– Нет, – голос евнуха зазвучал торжественнее. – Он здесь. Эйегона начали готовить к правлению прежде, чем он научился ходить. Его обучили владеть оружием, как подобает рыцарю, и не только это. Он умеет читать и писать, говорит на нескольких языках, изучал историю, право и поэзию. Септа наставляла его в таинствах веры с тех пор, как мальчик дорос до их понимания. Он жил среди речного народа, трудился в поте лица, плавал по реке, чинил сети и сам стирал свою одежду, когда в том была нужда. Он может выудить рыбу, приготовить пищу и перевязать рану, ему известно, что значит быть голодным, преследуемым, что значит бояться. Томмену внушили, что королевский сан – его право. Эйегон знает, что королевский сан – это долг, что прежде себя король должен ставить народ, жить и править ради народа.
Киван Ланнистер пытался позвать... стражу, жену, брата... но речь покинула его, и только кровь текла изо рта. Его вновь затрясло.
– Простите. – Варис заломил руки. – Вы мучаетесь, вижу – а я тут стою и болтаю, как глупая старуха. Пора заканчивать.
Евнух сложил губы трубочкой и тихо свистнул.
Сира Кивана сковывало холодом, каждый вдох давался тяжело и отзывался новым уколом боли. Он уловил в покоях какое-то движение, услышал мягкий топот ног в шлёпанцах по камню. Из темноты вынырнул ребёнок – бледный мальчик в рваной хламиде, не старше девяти-десяти лет. Ещё один поднялся из-за кресла великого мейстера. Тут же была и девчушка, что открыла ему дверь. Они окружили Кивана – с полдюжины детей с бледными личиками и тёмными глазами. Мальчики и девочки.
И в руках у них были кинжалы.
