Андрей Чернецов - Девичьи игрушки
– Ладно, будем считать это основной версией.
Пока Зайцев писал протокол осмотра места происшествия, Вадим Сергеевич еще раз осмотрел московское жилище покойного хозяина фирмы «Рижский антиквариат».
Еще вчера свидетеля, а ныне – потерпевшего.
Цены на недвижимость были вне его интереса, но он примерно знал, сколько может стоить двухэтажный особняк в Москве. Даже самый маленький – такой, как этот. Даже не в самом престижном районе…
А там, где пахнет большими деньгами, – да, трудно поверить в самоубийство…
Он прошел длинным коридором. В одном его конце виднелась дверь на лестницу, ведущую наверх, в жилые помещения. Справа – кухня размером с его квартиру и ванная – вполне нормального размера и даже без джакузи.
На кухне все сияло девственной чистотой – тут не пили и не ели со вчерашнего дня.
В ванной – только одна зубная щетка и бритвенный прибор. Дорогая мужская косметика. Купальный халат на плечиках от Версаче…
Да, можно было бы и позавидовать, если не иметь в виду, что хладный труп хозяина всего этого добра сейчас сидел в кресле, ожидая труповозки и отправки в прозекторскую…
Неслышно подошел Зайцев.
– Там я позвонил. Выехал человек из латвийского посольства. И еще я вызвал заместителя убитого… – Лейтенант осекся. – Он тоже едет.
«Убитого? Даже он не верит», – подумал Савельев.
– Хорошо. А что еще думаешь?
– Я думаю, в таком доме должна была быть какая-то прислуга – уборщицы, повар, водила…
– Правильно мыслишь, Стас. Выясним.
Но выяснять не пришлось. Внизу скрипнула дверь подъезда, что-то упало, послышался женский взвизг, и через считаные секунды – угрюмый басок Борисыча, изрекающего сакраментальное:
– Пройдемте, гражданочка!
Спустя минуту (Вадим отметил, как Хасикян убрал руку от кобуры за пазухой.) Куницын ввел немолодую тетку в платочке и мешковатом платье, испуганно озиравшуюся.
Ее простое добродушное лицо выражало полнейшее недоумение от факта нахождения в этом доме команды суровых мужчин явно при исполнении.
Пока Борисыч с Хасикяном вводили охающую гостью в курс дела, Вадим изучал документы дамы.
Рыбчук Нина Петровна, шестидесятого года рождения, гражданка Украины, прописка – Владимир-Волынский Волынской области, регистрация, вполне официальная и непросроченная, разрешение на работу в Москве, карточка АО «Гертруда», специальность – работа по дому.
– А шо сказать? – шмыгнула горничная носом. – Гарный хозяин – незлой себе такой, не ругався, даже хвалил. На чай на прошлой неделе дал… Десять еуро… Не свинячив, не блевав по углам, не приставав.
Зайцев с Хасикяном при последних словах синхронно осклабились.
– А шо вы думаете… – с обидой бросила Нина Петровна. – Бувають и таки, шо нажруться, як кони, а то й – нанюхаються, и лизуть – им шо баба, шо коза…
Вадим повел взглядом в их сторону: мол, уймитесь.
– Хорошо. А вы не могли бы вспомнить, кто к нему приходил?
Нина Петровна задумалась.
– Хто к нему ходил… Ну люды… приличные, – поморщившись, подобрала определение горничная. – Вежливые все, не пьянствувалы, матом не ругалыся – по рюмашке коньяку разве шо… Сигары курылы!
– Вы не замечали, может быть, он с кем-то скандалил, кто-то угрожал ему?
– Тю на вас?! – Она почти возмутилась. – Усе такие из себя господа!
– И это все, что вы можете сказать?
– Ну ще до него иностранци усякие ходылы… Иностранци, – повторила гражданка Рыбчук. – Точно – иностранци!
– А кто, сказать не можете? Из каких мест?
Она покачала головой.
– Они по-своему говорылы. Не полякы, – добавила она, – тых я б узнала. Но усе таки из себя господа, – повторила.
– А другие гости? Женщины?
– Не, – покачала Нина Петровна головой. – Только по делу – усе в годах более-менее. У шубах, на машинах не наших.
– На каких это – уточните марку?
– Черные таки, закордонные, – пожала дама плечами. – Которые в рекламе показувають.
– Значит, женщины по делу к нему приходили? А так?
– Так вин же цей був… Ну который мужиками пользуется… – Домработница поморщилась, вспоминая слово. – Хомосексалист.
Хасикян вновь хихикнул, но Вадим был не склонен вселиться.
– Вы уверены, Нина Петровна? – поднял он брови.
– Та знаю я точно! – всплеснула она руками. – Я и журналы у него видела таки, де голые хлопци друг с другом, ох, сором усякий делають!
– А хлопцы эти к нему приходили? – спросил Хасикян.
– Бувало, – кивнула Нина Петровна. – Даже в женском барахле которые. И вид у них такой… Ой, не, лышенько! – словно спохватилась она. – Тоже вроде приличные усе. И красивые даже ребята были, даже жалко их! – Собеседница вздохнула.
Дав горничной расписаться в протоколе – она долго шевеля губами, читала его, – Вадим отпустил ее.
Подумал, что покойный подобрал в чем-то идеальную прислугу.
Немолодая, затюканная жизнью женщина из провинции, почти не разбирающаяся в нынешних хитросплетениях… Ничего существенного из того, что приходилось ей видеть, она понять не могла.
Хотя вот нетрадиционную сексуальную ориентацию хозяина заметила – впрочем, он ее и не прятал. Как в Древнем Риме патрицианки не считали стыдным раздеваться в присутствии рабов.
На улице вскрикнули тормоза. А затем кто-то позвонил, и Хасикян побежал, громко топоча, отпирать.
Вошел не один человек, как ожидалось, а двое.
Полный очкарик в щегольском синем костюме и худой высокий мужик лет сорока, с классической бандитской стрижкой, в широком пиджаке, под которым – Вадим это знал как профессионал – удобно прятать кобуру.
– Здравствуйте, – одышливо просипел очкарик. – Толстунов Жан Демьянович. Исполнительный директор московского отделения фирмы «Рижский антиквариат». А это, – кивок в сторону тощего, – Бельков Максим Дмитриевич, начальник службы безопасности. Я счел необходимым его оповестить. Я могу увидеть… Отто Янисовича?
– Разумеется, – кивнул майор. – Зайцев, проводи…
Некоторое время оба созерцали тело шефа в кресле.
– Так он… сам?! – недоверчиво произнес Толстунов.
– Мы выясняем, – коротко ответствовал Борисыч.
– Я, право же, не знаю, что и сказать… Только вчера вечером с ним говорил – вот в этом доме. Какая трагедия! – Жан Демьянович был явно растерян. – Не представляю, что могло бы толкнуть Отто Янисовича на такое!
– А почему вы так уверены, что это самоубийство?! – вдруг резко бросил Савельев, внимательно вглядываясь в лицо Толстунова.
– Да оставьте эти ваши фокусы для гопников! – отмахнулся тот. – Если хотите знать, то в этом кабинете имеются вещи, стоящие больше, чем вы все заработаете за всю жизнь. – Он обвел пухлой рукой картины и стеллажи. – Убийцы бы просто очистили хату – так у вас выражаются, а тут не пропало ни пылинки! Вот, – он указал на меч, стоящий на застекленной стойке, – видите? Это толедский клинок одиннадцатого века, и аналогичный не далее как в прошлом ноябре был продан за четыреста тысяч долларов! Их в мире осталось семь или восемь!
