Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки
Краем леса обойдя лагерь ролевиков, сыскари вышли на дорогу.
— А эльфы-то наши угомонились. Ни шуму, ни звону, — заметил Илья.
— И верно, — поддержал его Торлецкий. — Странное ощущение, господа! До этого я чувствовал радостное возбуждение, исходящее от этих молодых людей, а теперь они неожиданно успокоились.
— Дело ясное, что дело темное. — Громыко закашлялся. — Они свою роль уже сыграли, прикрыли собой девулю нашу зубастенькую…
— Николай Кузьмич, вы сообщите тем, кто занимается расследованием дел об убийствах, про наши сегодняшние приключения? — Торлецкий в упор посмотрел на майора.
— Ване-то я в рассказал, — замялся тот, — но, боюсь, даже он не поверит. Скажет — сбрендил ты, Громыко, иди, лечись.
— Да, но надо же окно это того… контролировать! — влез в разговор Илья. — Вдруг оттуда опять кто-то вылезет? Или девчонка эта вернется.
— Вряд ли, Илья Александрович! — граф снял очки и сунул их в карман. — Я чувствую, что окно закрылось надолго. Николай Кузьмич прав — все статисты свои роли уже отыграли. И нет решительно никакой возможности узнать, куда подевались главные действующие лица этой зловещей пьесы…
Дальнейший путь до станции они проделали в молчании. Солнце, опустившись к самым верхушкам елей, окрасило все вокруг багряным. Между деревьями и в ложбинах сугробов сгустились фиолетовые тени. Знобкий февральский ветерок гнал поземку, бил в лицо, мешая идти.
— А-мне-их ж-лко-по-чему-то, — тихо сказала Яна, когда они переходили железную дорогу.
— Кого, Януль? — майор мотнул головой, — этих, эльфов придурошных?
— Ага.
— Да чего их жалеть! Они ж, как наркоши — бегут от жизни. Придумали себе раек, и балдеют там, а жизнь — побоку! — с неожиданным ожесточением выдохнул Громыко.
— Вот-по-этому-и-ж-лко… — девушка прижалась к Илье, и он почувствовал, как на душе впервые за последние дни потеплело…
…Перед тем, как сесть в машины, Громыко объявил:
— Ловить нам больше нечего и некого. Поэтому встречаемся в следующую пятницу. Как обычно, у графа. Авось какие-никакие новости появятся. Ну все, всем спасибо, все свободны!
— Все не накомандуется никак! — проворчал Илья, забираясь в выстуженный «Троллер».
«Уазик» Торлецкого уже разворачивался, а поземка быстро заметала оставленные им на обочине неглубокие колеи…
Интердум тертиус
Северную Атлантику недаром называют «кухней погоды». Круглый год в гигантском котле, ограниченном с востока Гебридами и Фарерами, с севера — гренландскими льдами мыса Фарвель, а с запада Лабрадором и Ньюфаундлендом, кипит адское варево.
Здешние воды не знают, что такое штиль. Над мрачной бездной, навеки упокоившей в себе множество судов и еще больше людей, вечно свистит пронизывающий норд-вест. Он срывает с верхушек свинцовых волн клочья кружевной пены, он гонит по океану сахарные синеватые айсберги, он поет в снастях и антеннах кораблей тоскливый реквием по усопшим в морских глубинах, словно по списку поминая сгинувших в пучине.
И ни один моряк не знает, попадет ли он в этот скорбный список или счастливая звезда все же приведет его в порт назначения…
…Белоснежная «Регина Британиа», океанская яхта Поворачивающего Круг эрри Орбиса Веруса, острым форштевнем резала тяжелую атлантическую волну, второй день пробиваясь из Глазго в канадский Сент-Джеймс.
Похожему на исполинскую белую семечку подсолнуха судну более пристало бы называться лайнером класса люкс, нежели яхтой, но так уж повелось — если корабль создан для одного пассажира, то будь он размерами хоть со злосчастный «Титаник», называть его все едино будут яхтой.
Воспоминания о ушедшем на дно где-то в этих водах «Титанике» вывели эрри Орбиса Веруса из глубокой задумчивости. Поворачивающий Круг рассеянно посмотрел на шахматную доску, затем перевел взгляд на седую бороду своего противника, Стоящего-у-Оси Великого Круга эрри Аркса Стипеса, и осторожно взялся за точеную головку черной королевы.
— Шах, почитаемый эрри!
— Хм… Я думал, вы уже забыли об игре, — улыбнулся Стоящий-у-Оси, уводя своего короля в сторону.
— Я никогда ничего не забываю, — буркнул Поворачивающий Круг, вновь погружаясь в раздумье.
Иерархи Великого Круга путешествовали по бурным водам Северной Атлантики отнюдь не из праздного любопытства. По существующей уже много веков традиции, раз в пять лет на одном из материков происходила торжественная церемония посвящения в Великий Круг новых членов. Добиться этой высокой чести простому живущему и смертному было практически невозможно, однако Поворачивающему Круг и Стоящему-у-Оси надлежало каждые пять лет посещать залы Посвящения, причем непременно по морю, как в добрые старые времена.
В нынешнем году подошел черед Северной Америки. Их зал Посвящения находился в городке Сент-Джеймс, на самом берегу океана, в канадской провинции Ньюфаундленд. И хотя заранее было известно, что никто из обитателей материка в этот раз не претендует на право войти в Великий Круг, традиции приходилось соблюдать.
Несмотря на девятибалльный шторм, в кают-компании «Регины Британиа» практически не ощущалось качки. Гидравлические компенсаторы, встроенные в корпус и управляемые главным компьютером судна, гасили все колебания, создавая иллюзию плавания по тихим водам Бенгалии или моря Банда.
Эрри Орбис Верус не любил кричащей роскоши, поэтому все внутренние помещения яхты своим убранством напоминали о функциональной скромности эпохи королевы Елизаветы. Не являлась исключением и кают-компания — темная зелень стенной обивки, благородная бронза светильников, чугунный литой камин, в котором потрескивали кипарисовые поленья. Никакой неоколониальной помпезности, никакой барочной вычурности и готического пафоса.
Исключение составляли лишь шахматы, которыми играли иерархи Великого Круга. Старинные, выточенные из редкой мамонтовой кости еще в эпоху Тридцатилетней войны, они были сработаны неизвестным мастером по эскизам Густава Селенуса, автора знаменитого труда «Шахматы — игры королей». Фигурки напоминали о тех временах, когда на полях Европы гремели кровопролитные битвы, в которых решались судьбы мира.
Мысли эрри Орбиса Веруса переключились на Селенуса. Поворачивающий Круг припомнил, что под этим псевдонимом скрывался брауншвейгский князь Август, большой любитель и знаток древней игры.
«Да что же со мной сегодня?» — Пастырь нахмурился. Он никак не мог сосредоточиться на шахматах, — что-то постоянно мешало, отвлекало, точно назойливый комар, зудящий над ухом.
