Владимир Колосов - Вурди
Будь там, где тебя не ждут.
Питер ждал. Зато Плешивый — нет.
Гвирнус резко метнулся вправо, к Плешивому.
И вовремя.
Снова раздался крик, и нелюдим понял, что какая-то из пущенных в него стрел настигла свою жертву.
Он не видел, как внезапно выскочивший из густого малинника охотник (из тех, что пробирались через двор Керка) остановился, будто наткнувшись на невидимую стену, и упал лицом в траву. Второй, верзила с покрасневшим от бега лицом, размахивая даже не ножом — топором, бросился на помощь застывшему как камень Питеру.
Теперь подходы к дому перекрывали трое. Слева от песчаной дорожки выскочивший из малинника верзила. Прямо — почему-то дрожащий всем телом («От страха? не может быть!») Питер. Справа — на вытоптанных грядках — громадная туша Плешивого, на мгновение заслонившая нелюдима от направленных в его сторону луков.
Трех луков.
Ибо обладатель четвертого — самый опасный из всех — Нарт был мертв.
Охотничий нож Гвирнуса попал прямо в сердце.
6Она сразу почувствовала этот пьянящий, опасный запах.
Запах смерти.
Его не могли заглушить ни дым, ни вонь, исходящая от шарящего по хижине рыболова.
Это случилось, когда упал с пробитой грудью Нарт.
Несколько мгновений — и тело Ай-и охватила невероятная легкость. Ни боли. Ни страха. Вернее, страх был. Но совершенно другой. Тот, что воспитывался в ней с самых первых дней рождения. Сначала всеведущей бабкой. Потом матерью. Потом — жизнью.
Страх не быть Ай-ей.
Но сейчас, загнанная в ловушку, она не хотела бояться.
Это случилось, и в том не было ее вины.
В том было ее спасение.
Ай-я потянулась, ощущая приятную ломоту во всем теле («Да. Так оно и должно быть»), бросила на пол нож (теперь она обойдется и без него)… Шагнула вдоль стены, тихо обходя все еще шарящего в поисках колдуньи рыболова. Он ничего не услышал. Ибо она могла ходить тихо.
Очень тихо.
Не ходить — красться, выслеживая, о! даже не выслеживая — а почему бы и нет? — играя со своей добычей.
Ее преследователь громко рыгнул.
«Хворь», — поняла Ай-я.
Вурди не боялся хвори.
Ай-я облизнула пересохшие губы.
— Где же ты, а? — внезапно растерянно спросил Вислоухий. — Мне плохо, — пожаловался он. И еще — зло, коротко: — Убью!
«Как бы не так», — подумала Ай-я.
Обострившимся зрением она видела, сквозь полутьму и клубы дыма, как лицо Вислоухого вдруг сморщилось и он, схватившись за живот, согнулся пополам:
— Ты меня вылечишь, да?
7Плешивый был уже в двух шагах. Не мешкая, Гвирнус бросился на землю в ноги опешившему от неожиданности охотнику, который, споткнувшись о нелюдима, катился по грядкам и сбил с ног зазевавшегося верзилу с топором.
Но и этого Гвирнус не видел. Кувыркаясь по раскуроченным грядкам, он на мгновение ощутил запах земли и тщедушных веточек укропа; ладонь обожгла невесть когда выросшая крапива. Потом внезапно, как во сне, возникло оскаленное, перепачканное землей лицо Нарта. Мертвого Нарта. Торчащий из его груди нож. Две стрелы вонзились в землю рядом с нелюдимом («Тоже мне, стрелки»). Третья нарисовала на щеке мертвого охотника ярко-алую полосу. «Ну же!» — подстегнул себя нелюдим.
Он резко вскочил на ноги. Двор почему-то раскачивался вверх-вниз: дымящая хижина, уже изрядно потемневшее небо, грядки, загончик с кроликами. Бегущий в сторону леса Питер (это было странно, очень странно). Верзила все еще барахтался в траве, изрядно помятый навалившейся на него тушей Плешивого. Двое охотников торопливо натягивали луки. А третий…
Третий стоял с широко раскрытыми от удивления (ужаса?) глазами и нервно тыкал пальцем куда-то за спину нелюдима, повторяя и повторяя:
— Она. Я видел. Это была она!
8Это была она.
Но прежде чем выскочить из горящей хижины, Ай-я обошла вокруг скорчившегося от боли рыболова — соблазн был так велик, — уговаривая себя не трогать человека.
Ибо она утолит жажду потом.
(Ай-я мотала головой, широко раздувая ноздри, — вурди не любил дыма).
Когда она — вурди — будет в безопасности.
От огня. От дыма.
От тех, кто ждет ее снаружи.
От Гвирнуса.
От самой себя.
Ей следовало спешить — запах крови, до сих пор приглушенный дымом, усилился. Обращение началось. Эти — снаружи — что они сделают, завидев выскочившего из горящей хижины зверя? Что они поймут?
Все!
Тело била мелкая дрожь. Ломота в костях внезапно прекратилась, зато в ушах зашумело.
Вурди близко.
В двух шагах.
«Быстрей!» — кричало в сознании то, что еще оставалось Ай-ей.
Она усмехнулась. Поддавшись порыву, протянула руку и погладила постанывающего от боли рыболова по небритой щеке. Тот вздрогнул. Обернулся, и их глаза встретились.
— Мама! — тихо прошептал Вислоухий.
— Не бойся. Я ухожу, — хрипло сказала Ай-я («Бойся меня, бойся», — мысленно вторил вурди), она улыбнулась как можно ласковей, и эта улыбка в мгновение ока довершила то, чего не успела сделать хворь.
— Убью! — прошептал Вислоухий.
И умер.
9— Ловите ее!
Ох уж эти вытоптанные грядки! Вывороченный редис, помятые стебли укропа, затоптанные тяжелыми охотничьими сапогами бутоны посаженных Ай-ей цветов, которые уже не распустятся. Никогда.
Странные, пустые мысли лезли в голову нелюдима, когда он, перепрыгнув через упавших и еще не успевших опомниться охотников (верзилу и Плешивого), бросился к лесу. Туда, куда уже бежал Питер. Туда, где у зеленой кромки мелькало светло-голубое платье Ай-и.
Срезая путь, он промчался мимо полыхающей хижины (теперь она не дымила, а уже горела не хуже Геевой). Огонь жарко дыхнул ему в лицо, обжег левую щеку, окутал черным дымом, заботливо укрывая нелюдима от глаз бросившихся за ним лучников.
Позади раздавались громкие проклятия.
Упустившие добычу охотники на бегу ругались между собой. Но громче всех раздавался голос того, кто первым увидел выскочившую из дома Ай-ю.
— А глазищи-то! Глазищи! — задыхаясь от дыма, орал он, не обращая внимания на ругань приятелей. — Сразу видать, не без колдовства!
Ох уж эти мысли! Гвирнус бежал, а они были далеко.
Слишком далеко.
Гвирнус легко перемахнул через забор, что вызвало град ругательств не поспевавших за ним охотников. Тем более, что голубое платьице Ай-и мелькало уже возле самого леса.
— Уйдет же! — кричал кто-то.
«Ушла», — нелюдим облегченно вздохнул: платьице исчезло за толстыми стволами елей.
