Анастасия Калямина - Волшебство на грани
Но фразу она не закончила, вмешался усталый мужской голос, видимо, того больного господина:
- Что там, Навира?
- Простите, я не хотела, чтоб вы просыпались, тут какая-то шайка к нам в дом напрашивается! - Оправдывалась Навира.
- Мы не шайка! - ответила Карсилина. - Я принцесса...
- Навира, открой, у нас гости! Это всего лишь кто-то из младших Фротгертов.
А ведь Карси права! Услышав, что она принцесса, её куда угодно пустят. Даже пропуска не надо!
- Но, господин, вы предупреждали их, что вам не здоровится! - упиралась Навира.
- Навира, впусти и проводи в гостиную, я сейчас переоденусь и спущусь. Это хорошо, когда друзья приходят навестить больного.
- Входите! - сдалась Навира, и ворота открылись.
Мы прошли по вымощенной булыжником дорожке вдоль засохших кустов роз. И поднялись по каменным ступеням в дом.
Гостиная оказалась просторной комнатой с полосатыми синими обоями. В углу стоял шкаф с дорогим чайным сервизом, посреди комнаты располагался старый серый кожаный диван. Мы молча сели на диван, и Навира, которая притворялась, что смахивает пыль с полки, сверлила нас недовольным взглядом. Так же в гостиной был камин, обугленные поленья там давно отсырели, он не горел. И это придавало комнате некое уныние. И воздух в комнате был сырой и затхлый.
Кстати, о Навире. Это была дама преклонного возраста с седыми короткими волосами. Облачена она была в тяжелое строгое чёрное платье и напоминала монашку.
- Располагайтесь. - Сказала она, хотя, судя по тону, желала, чтоб мы ушли.
Я встал с дивана, заметив, что на стене висят какие-то фотографии. Навира недовольно кашлянула, но я не обратил на неё внимания. Карси осталась на диване, решив не раздражать старуху.
Я подошел поближе к фотографиям и, первое, что бросилось мне в глаза, был портрет моей матери. Здесь ей было лет восемнадцать. Она улыбалась. Длинные светлые волосы спадали ей на плечи. Одета она была в красное летнее платье, с бантиком на шее.
Мне стало грустно, перед глазами снова возник тот момент: мама, сражённая выстрелом, падает на асфальт....
Я вздрогнул: Карси взяла меня за руку. А я даже не заметил, как она подошла.
- Всё в порядке? - поинтересовалась она.
- Да, всё хорошо. - Ответил я, стараясь больше не смотреть на ту фотографию. - Просто, тут душно очень.
Навира отодвинула занавеску и открыла окно. В комнату ворвался свежий воздух, и стало слышно пение птиц.
А рядом с той, висела свадебная фотография моих родителей. Счастливая мама в белом платье и букетом роз, и папа (я не забыл, как он выглядел, потому что дома у меня лежала его единственная фотография) в классическом костюме жениха. Он улыбался.
Дальше висела фотография, мама с папой и я. Мне там был всего один годик. Я был одет в лиловый комбинезон и мохнатую шапочку, папа держал меня на руках. А мама стояла рядом с пустой коляской. Какая же всё-таки счастливая семья... была!
В горле пересохло, и, чтобы не показать Карси, что я почувствовал, глядя на остальные фотографии, улыбнулся и сказал:
- Смотри, а это я!
- Ты такой смешной! - Заметила она, разглядывая малыша в комбинезоне, и не отпуская моей руки.
- Мы все смешные в этом возрасте... Интересно, а кто сейчас хозяин особняка, и почему он оставил тут эти фотографии?
В комнату кто-то вошёл, и мы отвернулись от стены.
- Прохор Платонович, извините, что без приглашения. Я не знала, что вы тут живёте. - Оправдывалась Карсилина.
Я непонятливо смотрел на своего отца. На настоящего и вполне живого!
Выглядел он не важно. Осунувшийся и мрачный, далеко не тот счастливый юноша с фотографий. Одет он был в чёрный фрак, чёрные брюки, чёрные ботинки. А на носу у него виднелись узкие прямоугольные очки в чёрной металлической оправе. Такое ощущение, что он долго не мыл голову, волосы были сальными, хоть и причёсанными, а на подбородке и щеках красовалась щетина.
- Ничего страшного, Кари. Я рад. - Ответил он Карсилине, голос у мужчины был хриплый и простуженный. - А ты не могла бы представить своего друга?
Он закашлялся, а когда перестал кашлять, Карси ответила.
- Это Семён Мылченко, он... Он ваш сын. - Неловко продолжила она.
А я ведь знал, что она догадается.
- Этого не может быть! - поражённо прошептал он, приглядываясь ко мне. - Семён!..
Постепенно до него стало доходить, что она права.
Я не понимал, почему отец бросил нас с мамой, солгал, что погиб, а сам, всё это время жил здесь! Находиться с ним в одном помещение было не приятно.
- А, Фолия, она ведь жива, да? - спросил он у меня, со странной ребяческой наивностью.
- Нет, её убили много лет назад. - Мрачно ответил я.
- Вот как...
- И в этом виноват ты! - я крикнул на него, не в силах больше сдержать накопившуюся злобу. - Предатель! Как ты мог!
При этом вид у Прохора Платоновича Мылченко был такой, словно ему на голову вылили без предупреждения ведро холодной воды.
- Семён... - Пошатнулся он.
- Мы уходим! Тут больше нечего делать! - Я оттолкнул его к дивану и подошел к выходу из комнаты.
Карси была в замешательстве, не зная, идти за мной или нет. Ей казалось, будто я не справедливо поступаю с отцом. Но ведь он это заслужил!
- Подожди! - Спохватился Прохор. - Дай я всё объясню!..
- Не нужны мне твои лживые объяснения! - Отрезал я. - Карси, ты идёшь?
Карси медлила.
Навира застыла возле окна, держа щётку для смахивания пыли. Она не знала, как на такое реагировать, вытолкать меня за дверь быстрее, чем я сам удалюсь, или позволить ситуации разрешиться.
- Пожалуйста, сынок! - взмолился отец.
Но я был не приклонен:
- У тебя сына нет! Ты от нас отказался!
- Я не отказывался!.. - в отчаянии крикнул он.
- Не хочу тебя слушать!..
- Семён, давай его выслушаем! - вступилась Карсилина.
Я ухмыльнулся. У Карси была очень вредная привычка видеть во всех людях хорошее, или пытаться разглядеть. Неужели и правда думает, что он может получить прощение!
- Пойми, Карси, ничего дельного он нам не скажет. - Отказался я. - Ты идёшь, или как?
Карсилина еще раз бросила взгляд на несчастного Прохора Мылченко, потом на меня, мол, Семён, ты не прав.
- Как хочешь. - Рассердился я, хлопнул дверью и ушёл.
Карси догонять не стала.
Она усадила моего отца на диван и приказала Навире принести горячего чая с мёдом.
- А вы, правда, их не бросали? - спросила она, присаживаясь рядом.
- Я не отказывался от жены и ребенка. - Повторил он убитым тоном. - Я слишком любил Фолию...
Он осёкся, вспомнил мою реакцию и изрёк:
- Семён меня не простит!
- Простит, я уверена. - Пыталась успокоить его принцесса.
