Андрей Дашков - Глаз урагана
Два месяца. Вот уже скоро два месяца, как он не курит. Но третья по счету попытка бросить, похоже, была обречена на неудачу. А кто виноват?
Конечно, Дина. Они бросили оба, в один день. Это было страшно принципиально.
Вообще-то он знал, что она сдастся первой. Но такого он от нее не ожидал – чтобы курить ночью, украдкой, на кухне или в сортире! И чудесный ароматный дым растекался по всей квартире, отравляя сон людей, у которых, черт возьми, есть сила воли!..
Потом до него дошло, что он слышит ее дыхание, а за минуту до этого ощущал ее тепло. Обернулся – так и есть. Луна светила в окно, обрисовывая контуры ее тела под одеялом. Он любил смотреть на нее, когда она не подозревала об этом. Особенно на спящую. Она выглядела настолько сексуально, что иногда он не выдерживал и начинал ее ласкать… Но не сейчас. Сейчас он был не на шутку озабочен тем, откуда тянет табачным дымом. Так озабочен, что даже проблема с переполненным мочевым пузырем отодвинулась на второй план.
Он встал, не зажигая света, точно попал ступнями в разваливающиеся тапки и вышел из спальни в коридор. Тут было почти совсем темно, и запах табака ощущался сильнее. Дальнейшее напоминало детскую игру в «Холодно – тепло – горячо». Марк прошаркал на кухню, озаренную зеленоватым свечением цифрового табло. В этом мертвенном сиянии кухня чем-то напоминала стерильную операционную, приготовленную к приему очередного пациента. «Холодно…»
Марк направился к входной двери, но та была двойной и закрывалась достаточно плотно, чтобы не просачивались запахи с лестницы. Тем временем его страдающий организм уже бунтовал вовсю. Во рту пылал пожар, в ноздрях щипало, легкие трепыхались от жалкой дозы никотина, голова слегка кружилась… Проходя мимо детской, Марк машинально потянул носом воздух. «Теплее, значительно теплее…» Он вернулся на два шага назад и приоткрыл дверь.
Что ж, это было неплохо – но только в первый момент. Он получил физиологическое удовольствие и эмоциональный шок. В образовавшуюся щель хлынул свет. Окно детской выходило на юг, как и спальня. За окном висела полная луна, разбухшая от избытка ночной влаги в земной атмосфере. На ее круглую морду набегали тени, так что призрачное сияние то меркло, то вспыхивало с новой силой. Может, причиной были всего лишь клочья облаков. Во всяком случае, это зрелище показалось Марку куда более завораживающим, чем изысканная подсветка в клубе.
Впрочем, луна интересовала его в последнюю очередь. Он зацепился взглядом за то, что происходило в самой детской комнате. Струи дыма, пронизанные отраженным светом, были хорошо различимы и почти осязаемы. Более того, они приобрели стабильную и почти неизменную форму. Марк не мог бы поручиться, что их плавное, тягучее, гипнотизирующее движение не является результатом его собственного головокружения. Ему это напоминало чрезвычайно замедленную музыкальную фразу, невероятным образом преобразованную в игру нежнейшего света и бархатных теней.
В последнюю очередь он заметил силуэты. Марк был настолько поражен тем фактом, что детская наполнена сигаретным дымом, что не придал им значения. А между тем силуэты двигались. Больше всего они были похожи на нестабильные скульптуры из тяжелого полупрозрачного дыма – результат все той же обманчивой игры, усугубленной воображением. Однако через какое-то мгновение Марку показалось, что дело обстоит совсем иначе и воображение тут ни при чем.
Яна не было в кровати. Он сидел в кресле лицом к окну, и Марк видел с порога только его ноги и левую руку, свисавшую с подлокотника. Над спинкой кресла всплывали подвижные и тонкие сруйки дыма, которые легко свивались, сгущались, переплетались, обретали тяжесть и форму, опускались вниз и превращались… в кого?
Марк был еще очень далек от этого нелепого вопроса. Он только стоял и смотрел, впитывая, как сухая губка, все: запахи, видения, смещения, оттенки, мертвенный блеск мебели сквозь завесу дыма. Но он не мог отделаться от ощущения, что кресло, в котором сидит его сын, обступают призраки.
Силуэты оставались почти неразличимыми; они парили на границе ночи и навеваемых луной кошмаров и при этом таили в себе что-то неуловимо страшное – даже для тридцатилетнего мужчины, отнюдь не страдающего неврозами и паранойей. Что же тогда говорить о четырехлетнем ребенке? Но вот как раз ребенок был абсолютно спокоен. Так спокоен, что запоздалая тревога пронзила Марка и ненадолго развеяла наваждения.
Он открыл дверь пошире и вошел в комнату. «Призраки» не исчезли.
Они только отступили вглубь, слились с глубокими омутами мрака, наполовину скрылись в стенах, частично растворились в лунном свете. Ничего удивительного – он поменял ракурс и потревожил струи дыма. Будто порыв ветра пронесся по комнате. Тени заколебались и задрожали…
Видел ли он когда-нибудь такую огромную луну? Она беспокоила его, но ему по-прежнему было не до нее. Неслышно ступая, он приближался к Яну, который оставался неподвижным, словно изваяние из фарфора. Именно такой казалась Марку молочно-белая рука.
Потом он подошел совсем близко, и у него перехватило дыхание.
«Щенок! Да как он смеет?!.»
Но это не злость. Это больше похоже на страх, безуспешно прячущийся за бравадой…
Его четырехлетний сын сидел в кресле и спокойно курил. Кроме того, он был полностью одет, как будто собирался уходить куда-то посреди ночи. В уголке его рта торчала сигарета, а на бедре лежала пачка «Lucky Strike».
В первый момент Марку захотелось отвесить ему пощечину, но он сдержался. Вернее, что-то внешнее удержало его от этого опрометчивого поступка. А в следующий момент обстоятельства изменились настолько резко, что Марк оцепенел. Его праведный гнев захлебнулся, и он больше не помышлял о наказании. Говоря по правде, потом он был больше озабочен тем, чтобы сохранить собственное благоразумие и любовь к этому СУЩЕСТВУ.
* * *…Ян повернул к нему голову. На какое-то мгновение Марку почудилось, что у сына на глазах лежат сверкающие монеты. Но монет не было, а были широко открытые, немигающие глаза с закатившимися зрачками. Бельма. Две стылые лужицы, в которых целиком отражалась луна. Они загадочно поблескивали, и в то же время в них просматривалась глубина и угадывалась податливость. Казалось, в них можно окунуть пальцы, а потом стряхнуть капли светящейся жидкости… Однако, присмотревшись, Марк заметил жутковатое шевеление сморщенной тонкой кожицы поднятых век – под ними скользили зрачки…
Несколько секунд он стоял, будто пригвожденный к месту. Не то чтобы его парализовал ужас, скорее он просто не знал, что теперь делать. Забрать сигареты? Орать на спящего? Топать ногами? Брызгать слюной? Воспитывать? Идиотизм! И разве спящие курят?.. А странное «общение» с призраками? Ведь это было общение, непостижимое взаимодействие – и не надо себя обманывать, подыскивая рациональные объяснения. Впрочем, объяснений у него как раз и не было.
