Эл Ибнейзер - Дар Менестреля
Неожиданно среди высокой травы открылась лысая площадка с низкой травой всего несколько десятков шагов в диаметре. Прямо перед невидимым для них из-за травы Корджером стояло несколько… нет, это были не люди. Невысокого роста, если не сказать сильнее — всего по пояс взрослому человеку, коренастые, с руками и ногами покрытыми столь густыми волосами, что смахивали на шерсть, отнюдь не хихикающие и совсем неплохо вооруженные. Это были коренные жители этой страны, раскинувшейся в долине верхнего течения Бренна, берущего начало в Белых горах и текущего на запад. В горах их называли гномами, но сами себя они именовали по-другому, гнобдинами, и очень обижались на любое другое название. Корджер знал о них, все знали о них, или по крайней мере слышали, но редко на кого они нападали. Конечно, за порядком в своей стране они следили, но простых путников не трогали. Что же случилось, что они переменили свои привычки?
Каждый из гномов был вооружен острой и легкой шпагой, подходящей ему по размерам, как раз такой, как та, что уперлась сейчас Корджеру в спину. Один из гномов повернулся лицом к Корджеру и гляда прямо на то место, где тот прятался, сказал:
— Выходи путник. Ты нарушил границы Гнобдинк-нег-вельсхейма и простая вежливость требует от тебя, чтобы ты не таился в траве, а вышел и пошел с нами. Мы не воры и не бандиты, мы просто охраняем нашу страну от чужаков. Шпагу вложи в ножны, она тебе не понадобится.
Легкий холодок стали был достаточно серъезным аргументом в пользу этого предложения, поэтому Корджер медленно и осторожно вложил шпагу в ножны и вышел из зарослей. Гном, как теперь было очевидно начальник этого отряда, стоял спокойно и оценивающе глядя на пленника. А затем, видимо сделав какие-то выводы, добавил:
— Прошу за нами, а шпага, как я уже сказал, тебе здесь не понадобится.
Ловкие руки вытащили шпагу из ножен, и Корджеру не оставалось ничего другого как подчиниться. Тем не менее, он заметил:
— Вообще-то та засада с гнусным хихиканьем не очень напоминает честный дозор на границе.
Начальник отряда скептически и свысока взглянул на своего пленника, что явно было непросто, учитывая его рост, и соизволил ответить:
— Там никто и не хихикал. Ты просто не знаком с нашей охранной магией, и было бы странно, если бы ты БЫЛ знаком. К твоему сведению, брогдихаймы никого не трогают, если, конечно, ты сам не пытаешься нападать. А хихикают они действительно гнусно, но дело свое знают. А больше от них ничего и не требуется.
И под охраной десятка вооруженных гномов Корджер отправился навстречу судьбе…
Глава 2
К деревенскому дому, стоящему на отшибе от грязной, плохо наезженной дороги, шла толпа крестьян, размахивая вилами, топорами, просто палками, и выкрикивая что-то невнятное. Одно слово повторялось и возвращалось, летая над толпой: «Ведьма!»
Дойдя до дома они ворвались во двор, но тут же остановились и примолкли. На крыльце скрестив руки на груди стоял молодой мужчина в дорожной кожаной одежде и спокойно смотрел на них. Хотя одежда была простой, но все же явно не крестьянской, а кто сомневался мог просто взглянуть в его глаза. Дастин даже вздрогнул во сне, встретив спокойный и властный взгляд карих глах незнакомца. И неожиданно для себя вспомнил, где он видел такой же взгляд. Так смотрел в Верховном суде на виновных король Леогонии Акрат III.
Крестьяне заробели и в нерешительности стали переминаться с ноги на ногу. Одно дело подпалить ведьму, которую уж кто только в деревне не ненавидел, кроме разве что старухи Баты да деревенского дурачка Фольки, и совсем другое зашибить благородного, пусть даже и небогатого и случайно оказавшегося под рукой. За такое барон на ближайшей осине вздернет полдеревни, если только прознает… А этот явно из благородных — вон как зыркает, почище капрала, что год назад приезжал в деревню набирать солдат.
Дастин пытался вспомнить, где он мог видеть этого человека? Почему ему знакомо это узкое лицо, тонкие губы, темные волосы, почти прямой нос с небольшой горбинкой, а главное — эти умные карие глаза, противостоящие сейчас целой толпе. Крестьяне тем временем снова загалдели, не решаясь двигаться вперед, но стыдясь отступать от намеченного. Наконец, один из них, решился выступить вперед и начать:
— Ваше благородие, вы бы пропустили нас, нехороший вы дом выбрали, чтоб остановиться. Ведьма она, вся деревня об этом знает. Мы ее пришли поучить немного уму-разуму, чтоб на скот порчу не наводила, а то уже три коровы в деревне сдохли.
Говоривший немного покривил душой и сам знал это. Во-первых, «немного поучить» означало сжечь вместе с домом, а, во-вторых, неведомо откуда взявшаяся болезнь унесла несколько коров не только в их деревне, но и во многих соседних, до которых «ведьма» явно не могла добраться. Но так ли это важно для толпы, которой нужно на ком-то выместить свою злобу?
— Во-первых, где мне останавливаться — не ваше собачье дело, — слова незнакомца падали как налитые свинцом, — а во-вторых, вы сейчас развернетесь и уйдете. И больше никогда не потревожите эту женщину своими вздорными обвинениями.
Толпа возрогнула, и в ней послышались недовольные голоса. «Да, что вы стоите?» — завизжал где-то сзади противный женский голос, — «Вы мужчины или кто? Не видите что ли, он с ней заодно! Бейте его! Бейте!» Трое здоровых парней выскочили из толпы и попытались наброситься на незнакомца. Никто так и не понял что случилось. Вроде бы только что он стоял на крыльце и даже пальцем не пошевелил в направлении приближающихся парней, и вот он уже снова стоит на крыльце, отирая платком кровь с руки, чужую кровь, а парни лежат на земле, корчась от боли. Дружки пострадавших попытались броситься на выручку, но и они тут же распластались на земле. Встретив отпор, толпа заколебалась. Наконец, один из мужиков, злобно плюнул на землю, развернулся и побрел обратно по скользской тропинке прочь от дома. И тут же толпа зашумела и стала разворачиваться в том же направлении.
— Стойте, — раздался холодный властный голос, — заберите этих, — небрежный жест указал на побитых парней, некоторые из которых явно не могли убраться без посторонней помощи. Люди, получившие осмысленную цель — увести домой с этого страшного места пострадавших — тут же покорно повернулись, забрали парней, и повели их прочь под причитания женщин.
Когда крестьяне скрылись из виду, на крыльцо вышла женщина в простом крестьянском платье. Она с испугом поглядела вслед своим преследователям, и тут же повернулась к незнакомцу, обняв его и прижавшись к его плечу. Она не была красавицей, но если бы Дастина спросили, может ли быть в женщине больше женственности, он бы с уверенностью сказал, что нет. Он даже невольно облизал пересохшие вдруг губы. Все в ней, длинные темные волосы, чуть скуластое лицо, высокий лоб, большие грустные серо-зеленые глаза, буквально все казалось Дастину образцом того, что делает женщину женщиной. При этом лицо ее, казалось удивительно знакомым, даже более знакомым, чем лицо незнакомца, таким знакомым, что у Дастина защемило сердце и он проснулся.
