Джуд Фишер - Колдовская магия
Девочка вытерла зеленые ладони о тунику.
— В песне на Древнем языке не сохраняется рифма, но я знаю только эту версию. На самом деле здесь следовало аккомпанировать себе на ситаре, но мой настолько расстроен, что тебе вряд ли захотелось бы его услышать.
Саро покопался в кошельке и извлек серебряную монету.
— В любом случае большое спасибо, — сказал он, протягивая девочке деньги. — Мне понравилась твоя сказка.
Она отмахнулась:
— Не оскорбляй меня деньгами. Это было бесплатное представление — я сама захотела рассказать тебе историю. Считай моим подарком тебе в честь твоей первой Большой Ярмарки.
— Откуда ты знаешь?
Саро невольно улыбнулся девочке и с радостью увидел, как она улыбается в ответ: темные глаза сощурились на гладком загорелом лице. Обнаженном женском лице…
Саро почувствовал, как поднимается волна стыда за такие греховные мысли, и наклонил голову, чтобы скрыть краску.
Когда же он снова посмотрел на девочку, та напряженно разглядывала его.
— Ты так смотришь на меня, будто никогда раньше не видел женского лица.
Саро почувствовал себя идиотом.
— Извини, — промямлил он. — Просто там, откуда я родом, женщины не показывают своих лиц. Они носят вуали, которые оставляют открытыми только рот, чтобы есть и говорить, и…
— Ты истриец.
Саро кивнул, хоть она и не спрашивала, а констатировала.
— Твой народ странно относится к женщинам, — засмеялась девочка, собирая кукол и развязывая нити, запутавшиеся в конце пьесы. — Так ревниво прячут их. Должно быть, ваши мужчины действительно очень напуганы.
Она протянула одну из отвязанных кукол Саро, тот осторожно взял ее. Повернул. И только теперь заметил, что сделана фигурка с удивительным мастерством: каждая черточка, каждая линия выпестована заботливо и тщательно.
Саро потянул за ниточку и увидел, как подпрыгнула нога, понял, что у умелого кукловода каждый палец куклы сможет двигаться отдельно от других, рука даже складывалась в кулак.
Он раздумывал над словами девочки, вертя куклу так и эдак. Наконец сказал:
— Говорят, сила Фаллы сверкает в женских глазах. Наверное, мы боимся этой силы.
Девочка засмеялась:
— И правильно делаете! Ну-ка дай мне колдуна, пока не соскреб с него все золото.
Она положила все четыре куклы в умно устроенную деревянную коробку с отделениями для веревок и ниток.
— И что же вы делаете здесь, с бродягами, в вашу первую Большую Ярмарку, молодой господин?
— Ищу подарок для своей матери.
— Хороший мальчик. — Она окинула его одобряющим взглядом. — Женщины любят подарки. Ты уже знаешь, что это будет?
Саро покачал головой.
— Может быть, украшения, — неловко произнес он.
Девочка хлопнула в ладоши.
— Тогда я отведу тебя к дедушке. Он занимается камнями настроения, вставленными в браслеты и ожерелья, кольца и броши, и даже, думаю, отдельными, без всяких украшений. Твоя мать будет в восторге.
— А почему их называют камнями настроения?
— Они меняют цвет в соответствии с настроением человека.
Саро засмеялся:
— Неужели камни на такое способны?
Девчонка пожала плечами:
— Спроси дедушку. Он большой специалист.
— По камням?
— Нет, глупыш, по настроениям.
Лавочка старого кочевника располагалась как раз затем местом, где торговали аракой, когда Саро проходил здесь раньше. С того момента толпа значительно выросла — и в размерах, и по шумности.
Молодые истрийские мужчины с бритыми подбородками, в изящных туниках, общались с северянами в коже и с косичками. И хотя они выглядели довольно нелепо в компании друг друга, совместная выпивка связала их тесной дружбой: один парень — похоже, Ордон Каран из Талсии, — рука об руку с молодым эйранцем с бело-золотыми волосами и бородой пел старинную песню, причем каждый на своем языке, но при этом более или менее в тон.
Саро узнал в других выпивохах друзей брата, на несколько лет старше его, партнеров по борьбе и охоте. Вот Диас Сестран, в нелепой серебристо-оранжевой тунике, и Леоник Бекран, и… О Фалла, вот и сам Танто, спотыкающийся, с красным лицом и пустыми глазами, вытряхивающий последнюю каплю из фиолетовой фляжки себе в глотку.
Саро вздохнул и пошел быстрее.
— Ты их знаешь? — с любопытством спросила девчонка, глядя на пьяные ужимки молодых людей.
Один истриец поднял эйранца и носил его по кругу на плечах. Эйранец, весь состоящий из длинных рыжих волос и волчьей усмешки, потрясал опасным на вид кинжалом.
— Один из них мой брат, — процедил Саро сквозь сжатые зубы.
— И ты не хочешь к ним присоединиться?
— Совсем не хочу. Я пришел сюда, пытаясь избежать встречи с ними.
Девчонка засмеялась:
— Ему слишком хорошо, чтобы замечать тебя. Пошли.
Лавочка ее дедушки была увешана цепочками и сверкающими украшениями, утыканными молочного цвета камнями, отполированными до блеска. Сам старик носил их и на руках, и в ушах, и на лентах вокруг шеи. Даже посредине его лба, и то сверкал камень, свисавший с тонкой серебряной цепочки и выглядящий, как настоящий третий глаз. И в то время, как на лавочке камни выглядели молочно-белыми, этот, на старике, омывался всеми оттенками мягкого синего цвета.
— Дедушка!
— Гайя, дорогая…
Черные глаза старика, маленькие и круглые, сверкали, как у малиновки. Он склонил голову, оглядывая Саро таким же быстрым и смышленым взглядом, как маленькая птичка.
— Это мой друг…
— Саро, — быстро подсказал Саро.
— Мой друг Саро хочет выбрать что-нибудь в подарок своей матери.
Саро улыбнулся старику. Она — то есть Гайя, — назвала его «другом», и, хотя она всего лишь иноземная девчонка не больше двенадцати-тринадцати лет от роду, его сердце наполнилось теплом и радостью.
— Гайя… — Он запнулся, не совсем уверенный в правильности произношения: на языке кочевников, кажется, в имени было гораздо больше слогов. — Гайя сказала, ваши камни меняют цвет в соответствии с эмоциями человека.
Без единого слова старик взял в руку подвеску: длинный, в форме боба, камень в простом гнезде на серебряной цепочке.
Элегантный, изящный камень от прикосновения старика приобрел нежно-голубой цвет. Он протянул его Саро, и тут же цвета смешались, сменившись на охряной и горчично-желтый.
— Ты счастлив сейчас, хотя под счастьем лежат более глубокие чувства — гнев или даже страх.
Саро с изумлением уставился на него.
Гайя подошла поближе и забрала у дедушки подвеску. Охра тут же уступила место сверкающему золоту. Старик засмеялся.
