Кира Измайлова - Пятый постулат
Весь хмыкнул и неуловимым движением вытащил откуда-то несколько монет. Те, сверкнув на солнце, взлетели в воздух и заплясали в проворных пальцах.
— Ух ты! — непритворно восхитилась Маша. — Откуда вы такое умеете?
— Вообще-то вместо монет должны быть стилеты или кинжалы, — хмыкнул мужчина, взглянув на нее. Монеты продолжали мелькать в воздухе. — Прекрасно развивает ловкость. Но увы, кинжалов я не достал. Пришлось переучиваться.
Да, несмотря на несерьезный внешний вид, Весь оказался человеком предусмотрительным, запасливым и… опасным, пожалуй! Но она понимала, что Весь вырос в мире, где каждый сам за себя, где всем надо иметь при себе оружие, чтобы защититься в случае чего… Ужасно! Как жить, если любой незнакомец может тебя ударить, ограбить? Если опасно обратиться к встречному с вопросом?..
— Где вы научились так вот… жонглировать? — спросила Маша любопытно, отогнав неприятные мысли.
— Не твое дело, — ответил мужчина невежливо.
— А вы только такое умеете или еще что-нибудь? — поинтересовалась она. — Хотите, тоже петь будете? Может красиво выйти!
— Боги голосом обидели, — усмехнулся Весь. — Петь будешь ты, а я подыграю, если что…
— Подыграете? — изумилась Маша, а он, небрежно ссыпав монеты в кошель, вынул что-то из-за пазухи, поднес к губам…
Это оказалась флейта или что-то вроде нее, белая, резная, то ли из кости, то ли из какого-то странного дерева, но это девушка разглядела уже после. Сейчас она могла только слушать: флейта плакала человеческим голосом, жаловалась, негодовала, умирала в муках неразделенной любви…
— Н-да, это, пожалуй, сложновато для крестьян, — задумчиво произнес Весь, когда флейта умолкла. — Напоешь мне потом свои песенки, подберу мелодию.
Маша поймала себя на том, что сидит с разинутым ртом, а поводья вот-вот вывалятся у нее из рук.
— Что? — удивился мужчина, взглянув на девушку. Видимо, на лице ее было написано слишком явное удивление, и он снизошел до объяснений: — Любой благородный человек должен уметь музицировать на чем-нибудь и петь. Голос у меня, как я уже сказал, преотвратный, но хоть слух есть. Так что я выбрал такой инструмент, чтобы удобно было всегда носить при себе и при случае поражать прекрасных дам. С клавесином такие штуки не проходят…
— А-а… — протянула Маша. В ушах всё еще стоял плач флейты, а перед внутренним взором вставало лицо Веся, каким оно было в тот момент: сосредоточенное, одухотворенное даже… ни следа злой иронии, которую девушка так привыкла видеть! Всё ясно, он тоже тоскует по дому, только не хочет этого показывать…
— Ну что, — произнес Весь и взглянул на небо. — Сворачивай-ка во-он туда, в лесок. Надо с большой дороги убираться… Ну что ты делаешь? Тяни за вожжу!
— Я трактором умею управлять, — с достоинством произнесла Маша. — А лошадьми, извиняюсь, не доводилось!
— Ты же говорила, что целых два раза правила? — фыркнул Весь, легко соскочил с телеги и помог направить кобылу на верный путь.
— А вы сказали, это не считается, — парировала Маша. — И вообще… всё равно мы на бродячих артистов не очень похожи.
— Почему это?
— А я читала, — девушка припомнила старые библиотечные книжки, — у них были фургоны, они там жили и целый год по дорогам колесили. А на телеге зимой жить не получится! Да и вещей у нас мало…
— Хм… — Весь не торопился забираться обратно на телегу. Ее немилосердно трясло, и, видно, это пришлось мужчине не по вкусу. — А, ерунда. Спросят — скажем, что отстали от своих, в столице встретиться должны.
Маша подумала и согласилась, что это похоже на правду.
Ехали почти до темноты, потом мужчина решил, что пора останавливаться на ночлег. Они выбрали местечко посимпатичнее чуть в стороне от дороги — тут лес немного отступал, виднелось старое костровище, видно, не они первые облюбовали эту прогалину. Маше приходилось ходить в походы, так что она живо набрала хвороста, развела костер: уже научилась обращаться с огнивом, а запасливый Весь не забыл его захватить. Ужинать предстояло всухомятку, но что уж теперь…
Пока девушка возилась с костром, мужчина о чем-то размышлял, поглаживая лошадь. Потом заявил безапелляционно:
— Ее надо распрячь!
— А запрячь мы потом сумеем? — задала Маша резонный вопрос. Она в этом сильно сомневалась.
— Сумеем, — решительно ответил Весь. — Запоминай, в каком порядке снимала сбрую, надевать будешь в обратном. Ничего сложного.
Девушка только вздохнула: ясное дело, работать снова предстояло ей, этот белоручка побоится ногти обломать!
Дело не заладилось с самого начала: то ли Маша расстегнула не ту пряжку, то ли еще что, но какой-то ремень безнадежно запутался, другой никак не удавалось отцепить… Зорька стоически сносила суету двуногих, но видно было, что скоро ей это надоест.
— Эй, путники! — раздалось сзади, и Маша от неожиданности вздрогнула: завозившись, она не услышала чужих шагов по мягкой лесной земле, а Весь так увлекся командованием, что тоже проворонил гостя. — Вам, может, пособить?
В нескольких шагах от них остановился молодой парень, невысокий, вряд ли намного выше Веся, чернявый, очень загорелый, с хитроватым веселым взглядом неожиданно светлых серых глаз. Он был явно из тех людей, что кажутся хрупкими, а на самом деле они прочнее стального троса.
За спиной у него висел объемистый дорожный мешок, на поясе тоже что-то болталось, да и в целом угадывалось, что путешественник это бывалый: то ли по запыленной одежде, то ли по видавшим виды, но еще крепким сапогам…
— А пособи, — неожиданно согласился Весь, внимательно приглядываясь к неизвестному. — Видишь, как напутали!
— Сразу видать, не к рукам дело! — путник сбросил мешок наземь, подошел к лошади, погладил ее по умной морде. — Ну-ка, милая…
В два счета он снял с Зорьки сбрую, вывел ее из оглобель и привязал к дереву — так, чтобы могла отойти попастись.
— А вы кто таковы будете? — спросил парень.
— Артисты бродячие, от своих отбились, — гладко соврал Весь.
Путник смерил его веселым взглядом.
— Точно, артисты, — хмыкнул он, а Маша запоздало сообразила: те, кто всю жизнь в дороге, должны бы уметь лошадь распрягать! Шита их история белыми нитками! А уж от такого востроглазого ничего не утаишь… — А я тоже, считай, из вашей братии. Сказочник я. Брожу вот по миру, где что услышу, где расскажу… Примете к костерку на вечерок? Вы мне огонек — я вам историю какую-нибудь хорошую…
— Отчего же не принять, — Весь, по мнению девушки, демонстрировал какое-то чрезмерное гостеприимство. — Как тебя звать-то, сказочник?