Лорел Гамильтон - Прикосновение полуночи
– А что это за зверь? – поинтересовалась я. Я никогда не видела такого меха.
– Тролль, – спокойно ответил он.
Я перестала гладить мех. Живых троллей я не встречала, но знала, что они являются разновидностью фейри. Тролли – разумные создания; пусть не самого большого интеллекта, но они обладают собственной культурой!
– Но это же не звери... Это уже похоже на каннибализм!
– Он и не говорил, что это зверь. Это ты так решила, – заметил Дойл. – Ну, мы идем? Полицейские ждут.
– Что, вы оба не могли догадаться, что если я не люблю носить шкуры пушных зверей, то изделие из разумного существа понравится мне еще меньше?!
Холод вздохнул и снова уселся в огромное черное кресло, удручающе хорошо вписывавшееся в новую обстановку моей комнаты, выбранную королевой. Мебель замечательно подошла бы для порновидео в готическом стиле, а может, для похорон, где покойнику уделяется несколько необычное внимание.
– Этого тролля убил я. Мех – мой трофей. Не понимаю, что тебя смущает. – В черном кожаном кресле Холод казался призрачно-бледным, а меховое пальто придавало ему странно декадентский вид. Это длинное пальто из серебристых лис вернули служащие аэропорта. Я предположила, что кожаные вещи пропали, потому что никто не мог с уверенностью назвать их владельцев, а мех остался, ибо кому, кроме одного из моих стражей, могла принадлежать шуба до пят, скроенная на широченные плечи?
Я повернулась к Дойлу.
– Это все равно что носить пальто из человеческой кожи.
Дойл схватил меня за локоть, больно, до синяков. На лице его была написана та же ярость, с какой его рука сжимала мою плоть.
– Ты – принцесса Неблагого Двора. Когда-нибудь ты станешь править нами. Тебе нельзя проявлять столько слабости, если ты надеешься выжить!
В его черных глазах сияли яркие цветные точки, будто рой психоделических светлячков. У меня закружилась голоса, но в следующее мгновение я твердо стояла на ногах и могла спокойно смотреть в его глаза. Если бы он хотел меня зачаровать, наверное, мне не удалось бы так легко сбросить наваждение, но эту силу вызвал гнев, а не воля. Гневу противостоять легче.
Холод вскочил на ноги.
– Дойл, все не так страшно...
Голос его звучал неуверенно, и я знала почему. Перед ним стоял Дойл, его капитан, – надежный, стойкий, бесстрастный Дойл. Он никогда не выходит из себя, никогда!
Дойл притянул меня к себе, и я ощутила, как накапливается в воздухе энергия – его сила готова была развернуться. Он прорычал мне в лицо:
– Не хочешь носить кожу нашего достойного врага? Нас ждет полиция, наши люди стоят на холоде, а тебе, видишь ли, пальто не нравится! Какие тонкие чувства для женщины, которая только что трахнулась на полу у всех на глазах с первым встречным!
Я глазела на него с открытым ртом, слишком потрясенная, чтобы как-то среагировать.
– Дойл! – Холод шагнул к нам и протянул ко мне руку, словно хотел оттащить меня от Мрака. Но рука упала, потому что Холод, как и я, не мог представить, что сделает Дойл, если попытаться вырвать меня из его рук. Дойл был так не похож на себя, что я испугалась, и Холод, видимо, тоже.
Дойл запрокинул голову и закричал. В этом звуке было такое страдание, такое беспредельное одиночество... Крик завершился воем, от которого у меня волосы встали дыбом. Он вдруг резко отпустил меня, почти толкнул к Холоду. Холод поймал меня и поставил себе за спину, загородив широкими плечами от своего капитана.
Дойл рухнул на пол, черная кожа плаща разметалась вокруг него, коса свернулась змеей.
Я не сразу поняла, что он рыдает. Мы с Холодом обменялись недоуменными взглядами. Ни один из нас не мог понять, что случилось со стоиком Дойлом.
Я шагнула к нему, но Холод удержал меня и покачал головой. Он был прав, но сердце у меня сжималось. Слышать этот плач сломленного человека от Дойла было невыносимо.
Холод опустился на колени рядом с ним и положил белую руку на черное плечо Мрака.
– Капитан... Дойл, что тебя гнетет?
Дойл закрыл лицо руками и согнулся едва не до самого пола. Он свернулся в комок, а голос его прозвучал глухо от слез и еще более глухо – от ярости.
– Я не могу... – Он поднялся на четвереньки, низко повесив голову. – Я не могу это вынести.
Он взглянул вверх, на Холода, и схватил его за руку, почти как прежде схватил меня, – но едва ли не с мольбой:
– Я не смогу снова вернуться к тому, что было. Я не смогу стоять рядом с ней и смотреть, как ее уводит другой. Я не так силен или не так великодушен.
Холод кивнул и привлек черного стража в свои объятия. Он сжимал Дойла с неистовой силой, а обращенное ко мне лицо было полно страдания.
Я что-то упустила. Что-то важное. Что-то случилось не только с Дойлом, но и с Холодом. Это был не приступ дурного настроения, это была скорбь. Но что они оплакивали?
– Да что же случилось? – спросила я.
Дойл покачал головой, прижатой к плечу Холода.
– Она не понимает. Она не знает, что это значит.
– Что?! – Страх сжал мой желудок, пробрался по спине. Кожа похолодела от жуткого предчувствия.
Холод посмотрел на меня блестящими от непролитых слез глазами.
– Кольцо выбрало твоего короля, Мередит.
– Что? – переспросила я.
– Мистраль, – выдохнул Дойл, подняв голову. Теперь я могла видеть его лицо. – Кольцо выбрало Мистраля. А я не могу тебя ему отдать.
Я непонимающе уставилась на него.
– Да о чем вы говорите?! Выбрать мне короля можно только одним способом, а я не беременна!
– Ты уверена? – спросил Холод. Его лицо было очень спокойно, совершенно лишено бурления эмоций, которых я могла бы от него ждать. Но это было понятно: Дойл разваливается на глазах, значит, он, Холод, тем более должен сохранить самоконтроль.
– Да, то есть... – Я задумалась над его словами. – Слишком рано для уверенности.
Дойл мотнул головой так сильно, что тяжелая коса проехалась по коже плаща.
– Кольцо не оживало ни для кого из нас. Ты ни с кем из нас не имела такого секса. Что еще можно подумать, как не то, что кольцо сделало свой выбор?
– Не знаю, но... – Видя его боль, я не знала, что сказать. Я переводила взгляд с одного на другого. Они поверили, это было ясно по их лицам. Я смотрела на них, на свет и тьму, переплетенные в объятии, и сердце сжималось от боли. Мне вдруг стало трудно дышать. Комната показалась тесной и душной. Если я забеременела от Мистраля, я потеряю их, их обоих. Я буду связана с Мистралем, я буду принадлежать ему и только ему. Секс с ним был хорош, даже великолепен, но это был всего лишь секс, и...
– Я не люблю его.
Едва выговорив, я поняла, как по-детски прозвучали эти слова. Ребяческая жалоба, хныканье.
– Короли не женятся по любви. – В низком голосе Дойла еще различались слезы.
