Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов
— Вэнсэн Ваддингтон к вашим услугам, глерды. Его величество велело не ограничиваться только охраной, а выполнять все ваши распоряжения, о чем я и сообщаю.
— Прекрасно, — воскликнул Фицрой и окинул его взглядом собственника, — мы вам найдем работу, глерд! Подмести, подать, пол вытереть…
— Глерд Ваддингтон, — сказал я, — мы благодарны его величеству за такую неустанную заботу. Он понимает, что нас мало, потому вам, возможно, придется не только работать мечами…
Он чуть наклонил голову.
— Глерд…
Когда он придержал коня и остался поджидать гвардейцев, я сказал Фицрою с упреком:
— Зачем пугаешь людей! А вдруг он человек серьезный? И не понимает твоих гнусных шуточек?
— Это еще почему? — ответил Фицрой самоуве–ренно. — Люди должны понимать прекрасное и возвышенное. Кто не понимает — научим.
— А кто не хочет понимать, — буркнул я, — заставим. Знаю, знаю…
— Этот глерд не похож на того, — сказал Фиц–рой, понизив голос, — кому могли поручить следить
за нами. Он же прост, как эти деревья, мимо которых едем.
— Военный, — согласился я. — Они и должны быть такими. На армии и дисциплине были построены великие и величайшие империи!.. А демократы все разрушили.
Он посмотрел на меня искоса.
— Что–то мне снова расхотелось быть демократом. Ты уж определись, кто ты.
— Зачем? — изумился я. — Как человек свободный и свободомыслящий, я всегда тот, кем хочу быть. У королевы я роялист, у Роммельса — гуманист и свободная личность, у служителей культа — человек, желающий рерихнуться и уйти от суеты мира на высокие горы…
Он задумался, я по инерции повертел так и эдак личность глерда Вэнсэна Ваддингтона, но он в самом деле выглядит только командиром отряда королевской гвардии, чуточку заносчивый и высокомерный, однако со мной разговаривает с почтением и робостью — то ли велели, то ли прослышал, что король ко мне благоволит просто безмерно.
Навстречу мчатся зеленые холмы и, устрашенно избегая столкновения, разбегаются в стороны, исчеза–ют за спиной, в грохоте копыт слышу грозную музыку, и сердце стучит чаше и взволнованнее.
Одно солнце светит мощно и ярко, второе бежит торопливо, словно что–то украло, а по земле, обгоняя одна другую, скачут призрачные тени, смешиваясь в причудливые калейдоскопы.
Когда на службу приглашают хорошего менедже–ра, ему кладут такое месячное жалованье, что рядовому работнику хватило бы даже не на год, а на весь остаток жизни. Если же удается заполучить очень хорошего управляющего, то его жалованье всегда становится предметом зависти, ахов и пересудов в среде простого планктона.
Даже при увольнении менеджеры высшего звена получают «золотой парашют», что дает возможность купить остров и жить безбедно самому и оплачивать долги родни и друзей.
Потому ничего удивительного, что король сразу предложил мне замок и большой участок земли. Я ра–ботник не рядовой, он это понял по тому, как я помог королеве, а затем и вылечил его самого. Так что ни–чего странного, хотя, конечно, что–то насторажива–ющее чувствуется, король недоговаривает о каких–то моментах…
Судя по карте, мы двигаемся по прямой к моим землям, что на берегу, как объяснил король, а это значит, все ближе к побережью, хотя высокие сосны, настоящий корабельный лес, обычно скрывают окрестности.
Возможно, море уже в прямой видимости, но уви–дим либо с холма, либо когда между нами и морем хоть на минутку исчезнут эти высоченные стены гор–дых сосен.
В двух местах дорога прошла прямо через села, народ выскакивает из домов, глазеет на двух знатных глердов на таких великолепных конях, а сзади еще и отряд королевской гвардии…
Фицрой довольно посмеивался, даже в самой сто–лице больше нас внимания удостоились кони: попоны королевских цветов, упряжь из дорогой кожи, уздечки отделаны серебром и золотом, таких бы грабануть…
— Знаешь, Фицрой, — сказал я, — что–то мне как- то не совсем будто… Вот слез с дивана и еду с тобой, могу еще десяток королевств проехать, да хоть сто, и везде будем крутыми и умными, но…
— Ну–ну, — поощрил он, — что запнулся? Разве плохо ехать через чужие виноградники, где спелые гроздья, срывать заодно цветы удовольствия, искать места, где вино слаще, а женщины податливее?
Я пробормотал:
— Не поверишь, но я родился в королевстве, где более податливых женщин вообразить невозможно, а вино настолько, что даже не представляю…
— И что, — спросил он с интересом, — обожрался?
Я кивнул.
— Похоже.
Он хохотнул.
— Я слышал о таких случаях. Когда же ты успел?.. Ах да, ты же родился в таком краю… Тогда да, тебе неинтересно ехать через одинаковые земли, где одинаковое кислое вино… И что, ввяжешься в какую–нибудь войну, чтобы красиво погибнуть?
— Это тоже вариант, — согласился я. — Вот такие обожравшиеся крепостными девками и пишут про упоение в бою у бездны мрачной на краю… Но это оставим на крайний случай. Я еще не пробовал себя на такой ниве, на какой…
Я запнулся, он поинтересовался:
— На какой?
— На какой, — проговорил я медленно, — могу сделать много… очень много… как никто из людей…
Он встрепенулся, посмотрел на меня загоревшимися глазами.
— Ты всерьез?
— Всерьез, — ответил я несколько неуверенно, — хотя это же работать… а для меня это как–то непривычно. С другой стороны… может быть, уважать себя буду?
Он вытаращил глаза, потом захохотал.
— Это ты себя не уважаешь? Ну ты орел!.. Да ты от самодовольства лопаешься!
— Любить себя, — возразил я, — и уважать… две большие разницы. А то и три. Я себя всегда люблю и другим выказываю орлом, но сам–то знаю, что я во–обще–то… ладно, пусть не г…, но ленивый дурак?.. А сейчас впервые подворачивается случай, когда могу не только покрасоваться какой я умный, но и в самом деле сделать что–то полезное! Для людей, для общества, для прогресса…
Он перестал ржать, посерьезнел.
— Если это не шуточка, — проговорил он с сом–нением, — то это здорово… Памятники на городских площадях ставят не тем, кто больше сожрал, выпил или поимел девок, а кто… да, строил эти города или хотя бы мосты через реки, соединяя королевства… Ты в самом деле готов пойти по этой дорожке? Или хотя бы постоять на ней?
Я сказал с сомнением:
— Вот сейчас… да. Потом, когда прищемлю хоть палец или еще что, даже не знаю. Мне бы так, чтобы сильно не упахиваться. Я умничаю и пальцем руково–жу… нет, если руковожу, то это рукой вожу?.. Ладно, могу и рукой, не так уж и трудно. Могу это делать красиво и повелительно, у меня жесты почти отработаны, я же красавец!.. Хотя что потруднее могу на тебя спихнуть, если решишься поучаствовать в великих делах.
