Дмитрий Казаков - Ледяной клинок
– Почему?
– Чтобы альтаро проиграл в стрельбе людям? Это же невероятный позор!
– Да какой ты альтаро, в тебе же много больше от человека, – сказал Олен и в то же мгновение понял, что говорить этого не следовало.
– Что бы ты понимал, – прошипела Саттия, глаза ее сузились, в них замелькали злые огоньки. – Мои предки пришли в этот мир сто веков назад, когда о твоих еще никто не слышал! И вообще, как я раньше не замечала, что от тебя воняет, как и от всякого человека!
Олен сдержался, ничего не сказал в ответ, хотя обидные слова так и просились на язык. Саттия надулась и за весь вечер не произнесла больше ни слова, а утром отделалась холодным взглядом и повелительными жестами. Позавтракали в молчании и после коротких сборов вышли из «Белой кошки».
Во дворе кипела жизнь. Вчерашние гуляки, трезвые и серьезные, лили друг другу на голову воду из ведра, чистили сапоги и оружие.
– Эти младшие отпрыски благородных семейств и бродяги без роду-племени только и ждут, как бы попасть к кому на службу, – бросила Саттия, когда они вышли на улицу, – и сегодня, на соревновании мечников, у них будет такой шанс. Кто покажет себя, попадет в десятники, а то и сотники над хирдерами…
Несмотря на ранний час, улицы были запружены народом. Рассветные лучи освещали веселые лица горожан, торопившихся к восточным воротам. Наряженные в яркие платья женщины вели с собой детей, мужчины щеголяли блестящими пуговицами на колетах и цеховыми знаками на шеях. Толпа смеялась, болтала и распространяла запах чеснока.
Ушлые торговцы несли лотки, бочонки с пивом везли на телегах, вместе со столами, кружками и палатками.
За воротами толпа разделялась на множество ручейков, обтекая выезжающих из замка всадников. Дамы сидели в особых седлах, при виде которых Саттия презрительно фыркнула, вуали, закрепленные на остроконечных шляпках, вились на ветру. Платья из шелка лежали красивыми складками, рукава вздувались, точно шары, нарумяненные лица казались нарисованными.
Мужчины были в начищенных доспехах, на копьях реяли флажки с гербами, те же гербы виднелись на щитах.
– Вон тот – граф Геденский, хозяин турнира, – Саттия указала на толстого старика, на чьем гербе расправляли крылья четыре черных орла.
У ристалища почтительные слуги помогали дамам слезть с коней, провожали к местам на трибунах. Мужчины проезжали дальше, к северной оконечности ристалища, где высился большой шатер из белой ткани. Около него торчала коновязь, бегали оруженосцы в туниках с гербами.
– Нам дальше, – сказала Саттия, когда Олен приостановился, чтобы посмотреть. – Лучники начнут первыми, еще до таристеров.
Он вздохнул и подчинился.
У стрельбища гомонила толпа. Седобородый герольд в длинной белой мантии, украшенной теми же черными орлами, записывал желающих принять участие. Успевшие записаться натягивали луки, помощники герольда устанавливали первую мишень на пятидесяти шагах.
– Пожелай мне успеха, – Саттия сжала Олену руку, глянула на него почти с мольбой, он судорожно кивнул.
При виде отправившейся к герольду девушки из толпы донеслись смешки. Но лучники покосились на нее с уважением, только один, белобрысый парень с тисовым луком в рост человека, презрительно хмыкнул.
– Все ли, во славу богов, назвали мне свое имя? – возгласил герольд, записав толстенького горожанина, менее всего похожего на воина. – Тогда слушайте, доблестные стрелки, правила нашего состязания…
Правила выглядели просто – стреляют все по очереди, кто не попал – вылетает, попавший – выходит в следующий тур. Магию, а также всякие уловки использовать запрещено, зрителям во время выстрела положено молчать. Приз в пятьсот геденских серебряных грошей получает победитель.
– Все ли поняли? – черные глаза герольда выразительно сверкнули под кустистыми бровями. – Тогда начнем, во имя богов. К рубежу вызывается, – он поднял свиток, – Уборган Рыжая Башка…
Зрители заорали, а из толпы лучников вышел тощий молодец с копной огненных волос. Поклонился герольду, встал на линию и вытащил из колчана за спиной длинную стрелу. Через мгновение она затрепетала в самом центре мишени, а наблюдавший за потехой народ завопил вновь.
Когда к рубежу вышла белая, как снег Саттия, Олен затаил дыхание. Но девушка сделала все уверенно, несмотря на то, что с ристалища в момент ее выстрела донесся рев труб.
Отстрелялось еще около десятка лучников, и на этом первый тур закончился. Промахнувшиеся смешались со зрителями, герольд отдал помощникам приказ отодвинуть мишень еще на пятьдесят шагов. Олен сглотнул, облизал пересохшие губы, глянул в сторону палатки, где разливали пиво. Прикинул, что времени до второго выстрела Саттии у него предостаточно, и решительно принялся протискиваться через толпу.
Отстоял небольшую очередь и протянул взмыленному, мокрому от пота торговцу оставшийся со вчерашнего дня грош. Вместо него получил скользкую деревянную кружку с колышущейся над ней шапкой пены. Нашел место у стола, где жадно хлебал пиво тощий менестрель в алой квадратной шапочке с пером и длинном двуцветном плаще.
Рядом с хозяином пристроилась лютня в чехле.
– Не жарко в плаще-то? – спросил Олен, глянув в сторону поднявшегося над лесом солнца.
– Положение обязывает, – хмыкнул менестрель, блеснули его странно светлые, почти белые глаза. – Такую одежду на юге даже называют «дом певца». А у тебя что с рожей? Зараза какая?
– Десять лет назад эта штука выросла, – вполне натурально вздохнул Олен. – Ни один знахарь помочь не смог.
– К магу тебе надо, – менестрель допил пиво и сыто рыгнул. – Если денег накопишь, поезжай в Гюнхен. Там сильный колун живет. Уж если он не поможет, то не поможет никто.
И, закинув лютню на плечо, зашагал в сторону ристалища, где трубы запели еще раз, тонко и пронзительно.
– Э, спасибо… – поблагодарил Олен уже в пустоту, торопливо опустошил кружку и поспешил обратно к стрельбищу.
Второй тур был в самом разгаре. Перешедшее зенит солнце яростно пылало в вышине. Промахнувшиеся лучники оглашали воздух смачными ругательствами, зрители улюлюкали, а мишень напоминала плоского ежа, утыканного длинными иголками.
Саттия не оплошала и на этот раз, вместе с дюжиной самых умелых прошла в третий тур.
– Отодвигайте еще на пятьдесят шагов, – приказал герольд, когда стрелы оказались выдернуты, и вновь засуетились его помощники.
На этот раз стрелки целились подолгу, задирали луки, чтобы стрелять навесом. Выжидали, пока стихнет ветер, и только потом спускали тетиву. Зрители следили за стрелой, затаив дыхание, и когда при попадании раздавался глухой стук, взрывались радостными воплями.
