Евгений Старухин - Лесовик-3
— Ну, вот что ты всё жрёшь и жрёшь? Да ещё так медленно? Неужели тебя совсем не интересует, что там происходит у реставраторов? Сам же к ним в гости напрашивался. Так чего ты еле — еле челюстями шевелишь? Шустрее надо, шустрее.
— Бышро ешть низя, — попытался ответить я с набитым ртом.
— Чего? — Толик даже в удивлении выгнул бровь.
— Быстро есть нельзя, — прожевав, повторил я фразу, — это вредно для желудка. Едой нужно наслаждаться так, будто каждый кусочек — последний.
— И откуда ты такой правильный нарисовался? Вернее, даже так: как ты жив‑то до сих пор? Правильные обычно долго не живут. Их обычно неправильные торопыги ещё в раннем детстве учат быть торопливее. Вот ты мне скажи, мы сегодня к реставраторам всё же пойдём, или ты всё также будешь невозмутимо и бесконечно лопать?
— Толик, чего ты возмущаешься? Ты же у них уже был и всё видел. Так чего тебе неймётся?
— Всё, да не всё. Меня лично Радомир в гости не приглашал, вот я и надеюсь, что тебе он ещё что‑нибудь этакое покажет, ну и мне за компанию. Да и потом, неужели тебе совсем не интересно, чем они там занимаются? Как можно быть таким нелюбопытным?
— Отчего же? Мне тоже очень интересно, но это не значит, что еду нужно судорожно глотать, к тому же такую вкусную, — солянка закончилась как‑то быстро. Не ожидал я от неё такого, даже мелькнула на мгновенье мысль о добавке. Впрочем, меня поджидало второе.
Толика же, судя по всему, распирало:
— Еда как еда, ничего особенного. Что ты с ней носишься как дурень со ступою?
— Не скажи! Еда очень вкусная и разнообразная, а ты просто этого не понимаешь и не ценишь. Тебе же вот не приходилось питаться одной медвежатиной в течение месяца, пока дороги станут проходимыми. Или, может быть, ты голодал? Тоже нет? Тогда не говори, что еда обычная. Ведь на самом деле она прекрасна, и не надо меня торопить. Когда съем, тогда съем.
— Офигеть! Это пока самая длинная тирада, которую я услышал от тебя. Кто бы мог подумать, что касаться она будет еды? Может, ты мне ещё лекцию прочитаешь о здоровой и полезной пище, а также о времени приёма? Впрочем, почему одному мне? Давай сразу уж всем. Сделаем заявку у организаторов этой шарашки, мол, так и так: хочет Жендос прочитать лекцию о вкусной и здоровой пище. Как тебе мысля?
Я только отмахнулся от него куском рыбы, насаженной на вилку.
— Что, неужели на всех тебя не хватит? Это что же, мне одному за всех отдуваться и слушать твои лекции по поводу здорового питания? Нет уж, ты либо давай на всех распространяй свою агитацию, либо кончай меня агитировать за советскую власть. Да не зыркай так на меня, так моя бабушка говорила. Чуть что: "Таки шо вы меня агитируете за советскую власть?" Мировая была мадама, год назад померла, царствие ей небесное. Сколько мы с ней болтали… Порой прям‑таки вечерами напролёт. Она мне столько всего интересного рассказывала, что я её порой с открытым ртом слушал. Причём до самых последних дней на рассудок свой не жаловалась, крепкая была, а уж сколько всяких анекдотов знала, да историй, это вообще не счесть. Я даже десятой части, наверное, не вспомню. Я ж вот только после её смерти в игрушки‑то и ударился. Родителям не до меня, они своей работой живут, а дома отдыхают, только отмахиваясь от меня. Изредка подпихивая деньжат, чтобы сильно их не допекал. Ну а три месяца тому назад, как восемнадцать тюкнуло, сюда от них срулил. Жалко у Летучего не получилось со мной сюда попасть, было бы гораздо веселее. А предки, наверное, с облегчением вздохнули, когда я срулил. Никто же их теперь не достаёт.
— Зря ты так про родителей. Думаю, они за тебя волнуются, переживают.
— Да ладно, плевать им на меня. Меня же, по сути, только бабка и воспитывала.
— А меня дед. И он тоже недавно умер. Месяц назад…
— Грустно. Впрочем, кончай хандру разводить на ровном месте, что было — то прошло, и его уже не вернуть. Так что давай дожирай свои салаты, и пойдём к реставраторам. Кстати, мы с тобой родственные души. Тебя дед воспитывал, меня бабка, обоих уже нет на свете, жалко конечно, но все мы смертны. И оба мы здесь оказались. Это судьба. Явно! Нет, не подумай, я не о голубизне какой говорю, а о нормальной человеческой дружбе. Мало в наше время нормальных людей, готовых не только говорить, но и слушать. А ты один из немногих. Это я тебе, как редкий говорильник, заявляю, причём со всей ответственностью. Кстати, а где это ты медвежатину лопал целую неделю и почему она за месяц не протухла?
— В тайге. А не пропала, потому что в леднике хранилась. С чего бы ей пропадать‑то?
— Где хранилась? В каком — таком леднике? Ты что из ледникового периода сбежал? И что ты в тайге забыл? Или ты там разморозился, как тот мамонтёнок?
— Какой мамонтёнок?
Вместо ответа Толик запел:
— Пусть мама услышит, пусть мама придёт, пусть мама меня непременно найдёт, ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети!
— Что‑то такое вроде видел, мультик какой‑то, кажется…
— Да, ты точно обмороженный какой‑то. Это же одна из самых известных песен из советских мультфильмов. В какой глуши надо жить, чтобы её не слышать? Ах да, в тайге… Эк тебя болезного занесло‑то. Как ты там выжил без телека и без вирта? Впрочем, о чём это я? Там же, наверное, даже интернета не было? Как вообще можно жить в таких условиях?
— Спокойно и счастливо. Вообще без особых проблем. Там жить как‑то честнее, что ли. Умеешь добыть себе еду — сыт, не умеешь — голоден. Выводы делай сам.
— Да что ж такое‑то! Тебя о чём не спроси, всё упирается в еду. Еда, еда, еда… Ты о чём‑нибудь ещё кроме еды думаешь?
— Конечно, ещё надо во что‑то одеваться. Ты, кстати, не знаешь где здесь поблизости можно одежду с обувью купить?
— Ну ты дал! Поблизости! Да тут поблизости только сёла и деревеньки, ни одного фирменного магазина нет, где ж ты тут себе нормальную одежду найдёшь? В Москву гнать надо. А это времени немало займёт, ты это учти. Спать тогда придётся в вирте. Да и потом у тебя контракт на сколько часов в сутки?
— На двенадцать. А почему ты против сна в вирте?
— Вот ты странный! Всеми же давно замечено, что в вирте сны не снятся. Совершенно. А какой же это сон, когда ты просто выключаешься, как прибор какой‑то. Где подсознанию найти выход из клетки сознания? Как оно до тебя стучаться будет, если снов нет? Ты о нём‑то подумал?
— Честно говоря, я о нём совершенно не задумывался, да и в реальной жизни не могу сказать, что часто сны вижу. В раннем детстве часто были, а последние несколько лет даже и не припомню, чтобы мне что‑то снилось.
— Совсем ты заглушил своё подсознание, зря ты так! Надо давать ему выход, прислушиваться к нему.
