Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна

«Вот только едва ли меня занесет в Ориньян, – подумал Энтони. – Равно как и тебя в Трогартейн».

– Не загадывай, – усмехнулся Теодор. – Кто может сказать наперед, как лягут дороги судьбы?

СЕРЬГИ С БИРЮЗОЙ

…Говорят, лошадь к дому бежит быстрее, чем из дому. В противоположность этому наблюдению, армия шла неспешно, с долгими привалами и частыми дневками в попутных городках. Прошло не менее двух недель после того, как Бейсингем расстался с Галеном на дальней границе Трира, прежде чем вдали показались многократно воспетые поэтами стены Трогартейна.

Высокопарные эти строки изрядно смешили Энтони. Стены великой столицы давно попали в разряд поэтических красивостей. То, что теперь вставало перед путником, подъезжающим к Трогартейну воспевать высоким стилем было трудновато.

В имперские и рыцарские времена город и вправду был защищен двойным кольцом тридцатифутовых стен и отведенным от реки каналом и выглядел торжественно и сурово. Но с окончанием рыцарских войн и установлением более-менее постоянных границ штурмы и осады ушли в прошлое, а мирная жизнь благоприятным образом сказалась на численности населения. Город задыхался в пределах стен, и случилось неизбежное – он сошел с холма и начал разрастаться, расползаться по равнине грязными улочками предместий.

Пока это были бедные кварталы, где жили мастеровые, огородники и прочая городская мелочь, никто и не думал хоть как-то защищать предместья от возможного нападения. Но когда король Леон Первый, чтобы наполнить оскудевшую казну, ввел плату за землю, за городскую стену стали перебираться и зажиточные горожане. Лежащую под холмом часть канала засыпали – на ее месте теперь была Крепостная улица. Постепенно построенные невесть из чего лачуги сменялись добротными деревянными домами, те взбирались на каменные фундаменты, а когда рядом с Трогартейном обнаружили залежи строительного камня, который за белый цвет прозвали трогарским мрамором, предместье стало на глазах хорошеть и богатеть.

Дворянин мог поселиться в нижнем городе разве что от лютой бедности, зато солидные купцы и именитые горожане нередко предпочитали жить внизу, и вскоре стали одолевать магистрат просьбами построить хоть какое ни на есть ограждение. Разобрав одну из внутренних стен, из полученного камня смогли выстроить десятифутовую стену, которую дополнили проведенным по верху частоколом и деревянными же дозорными вышками. Получилось точно по вкусу торгового сословия: неказисто и добротно. И тут как раз на вооружении армий появились пушки. Тогда, чтобы защитить город от предполагаемой осады с предполагаемыми пушками, в пятнадцати футах позади первой стены выстроили вторую, из трогарского мрамора. Промежуток между ними засыпали землей, а сверху сделали настил.

Горожане близлежащих кварталов, задыхавшиеся в тесных грязных домишках, очень быстро поняли, какой получили подарок. Вскоре в погожие дни на стену стали перебираться все, кто только мог. Швеи, вышивальщицы, кружевницы с работой, лоточники, а потом и мелкие торговцы со своим товаром, наконец, те, кто просто желал прогуляться.

Городские власти пытались бороться с тем, что стена превращается не то в рынок, не то в площадь – но куда там! Разве можно бороться со стихией! Наконец, власти махнули рукой, решив, что в случае осады все сами собой разбегутся, а пока войны нет, и так сойдет.

Всего этого великолепия с ольвийского тракта видно не было – оно скрывалось за частоколом, а частокол наполовину загораживали дома нового предместья. Но там, где она была видна, десятифутовая городская стена с неровным забором поверху, из-за которого виднелись деревья и крыши домов, доводила Энтони до истерического смеха.

Трогартейн был самой богатой, чистой и нарядной из столиц бывшей Империи. На вершине холма возвышался Тейн, в полумиле от него, на второй вершине – королевский дворец, от них спускались к стене широкие улицы, на которых чередовались особняки знати, роскошные лавки и добротные городские дома. Улицы были вымощены камнем и даже, по особому приказу короля, раз в неделю, перед воскресеньем, подметались – такой роскоши не знала ни одна из столиц.

Чем дальше от холма, тем грязнее были улицы, непригляднее дома и беднее население. Наконец, по внешнему краю нижнего города к стене примыкало кольцо мастерских, складов и фуражных дворов, многие хозяева которых сочетали свою торговлю и ремесло с менее почетными, но куда более выгодными занятиями – контрабандой, торговлей краденым и запретным товаром. Где-нибудь в дальнем углу склада имелась неприметная дверка или люк в полу, заваленный всяким хламом – оттуда шел тайный ход, выводящий за городскую стену, в какой-нибудь неказистый домик на грязной улочке нового предместья. По таким ходам в город проносили тюки с товарами, по ним же выбирались и «дети ночи», возвращавшиеся с удачного дела во Вшивый замок.

«Вшивым замком» называли заброшенную баронскую усадьбу, располагавшуюся в полумиле от Трогартейна. Когда хозяева оставили полуразрушенное строение, его облюбовали для себя «дети ночи» – а попросту говоря, воры, разбойники, нищие, шлюхи и прочая подобная публика. Сюда они возвращались с дела, здесь прятали и делили награбленное, покупали и продавали краденое, пили, играли в карты и кости – одним словом, жили. Городские власти мудро не стремились выкурить их оттуда – уж лучше один большой притон за городом, чем двадцать маленьких внутри его стен.

Сейчас обитатели Вшивого замка также высыпали на обочину, приветствуя возвращающиеся войска. Кое-где солдаты прямо на ходу меняли мелкие трофеи на дешевую водку, иные дамочки уличного пошиба норовили тут же подцепить клиента. В голове колонны, где шел авангардный полк, от них лишь отмахивались. Но следующие полки направлялись не в город – они поворачивали к казармам по дороге, огибающей новое предместье, и там то и дело кто-нибудь из особо нетерпеливых уединялся на несколько минут с такой красоткой в кустах или за ближайшим забором, а потом бегом или галопом догонял строй, сопровождаемый хохотом товарищей.

Между тем авангард уже давно миновал приют «детей ночи» и приближался к увитыми цветами воротам.

…Уже в миле от города на обочинах стояли люди. Женщины, традиционно неравнодушные к военным, бросали солдатам цветы и ранние яблоки. Энтони поймал большое красное яблоко и, придержав Марион, со вкусом захрустел. Вокруг одобрительно закричали горожане, довольные, что милорд не побрезговал их скромным угощением. Оставалось лишь влепить поцелуй какой-нибудь румяной красотке, что Энтони и не преминул сделать – перегнувшись с седла, он подхватил смазливую девчонку лет шестнадцати, усадил перед собой и принялся от всей души ее целовать, в промежутках между поцелуями угощая своим яблоком. Эта выходка была встречена взрывом восторга, девчонка для виду отталкивала его, но не отворачивалась – еще бы, целоваться с самим милордом Бейсингемом! Теперь ей станут завидовать все женщины предместья.

Нацеловавшись всласть, Энтони отпустил раскрасневшуюся девушку уже перед самыми воротами и принял, наконец, вид, приличествующий полководцу-победителю. Сейчас ему во главе авангардного полка предстоит торжественно проследовать через весь город к площади перед королевским дворцом. Там он вручит королю одно из добытых знамен, тот повесит ему на шею очередной орден, и на этом все закончится. Он даже дам рассматривать не будет – пропыленному и уставшему генералу нынче вечером не до женщин, ему бы помыться да выспаться в чистой постели, чтоб никто не мешал. Разве что Элизабет… но об этом лучше вообще не думать.

Но завтра – о, завтра совсем другое дело! Король будет давать праздник в честь победы и победителей. Сначала прием, потом обед, потом – бал, на котором Энтони станет флиртовать напропалую, но не уединяться в боковых комнатках, о нет! В этот вечер для него не может быть никакой иной женщины. Его Величество, как обычно, проведет несколько танцев, потом отдаст должное вину и уйдет восвояси с какой-нибудь из придворных дам, а Энтони, когда все начнут разъезжаться, отпустит слугу и незаметно исчезнет, пройдет по знакомым коридорам в правое крыло дворца, откроет дверь в обитый голубым шелком, пахнущий розами будуар… Фу, как все пошло, прямо как в низкопробном романе… но там его будет ждать прекраснейшая женщина мира. По всем землям славится красота королевы Трогармарка Элизабет, и эта красота принадлежит ему, Энтони Бейсингему. Насколько герцогу известно, других любовников у королевы по-прежнему нет…