Дороти должна умереть - Пейдж Даниэль

— Это очередной фокус? — требовательно спросила я, не поднимая глаз. Возможно, где-то в глубине души я не могла поверить, что мама так сильно изменилась. Возможно, просто не хотела верить, что она сделала это без моей помощи.

— Это не фокус, Эми.

— Я думала, невозможно увидеть, что происходит в Иных Землях.

Женщина пренебрежительно махнула рукой.

— В мире возможно все, Эми. Нельзя же допустить, чтобы ведьмы знали все мои тайны, правда ведь?

Я протянула руку, охваченная странной смесью страха и надежды. От моих пальцев по воде пошла рябь, но маминого изображения так и не коснулась. Она стояла в маленькой серой незнакомой комнате с деревянной мебелью и мягкими сиденьями, похожими на те, что стоят в кабинете у врача. Где это она? В ночлежке? В одном из тех заведений, куда отправляют людей, лишившихся крова из-за стихийных бедствий? Мама заглянула под подушки дивана, а потом перешла к крошечной кухне и принялась перерывать шкафчики. У меня сжалось сердце. Я знала, что она делает — ищет свою заначку.

— Все, с меня довольно, — сказала я, прекрасно помня эту сцену, словно из фильма ужасов, но не смогла отвести глаз.

Глаза у матери загорелись, словно она наконец-то нашла то, что искала. Она достала нужную ей вещь и оглядела ее. Свитер. Мой красный свитер. Слегка узковатый мне, с малюсенькой дырочкой на рукаве, но все же самый любимый, потому что он — единственная фирменная вещь во всем гардеробе. Свитер был грязным, испачканным чем-то наподобие красной глины, обилие которой и дало название нашему парку «Пыльные акры». Наверное, его вышвырнуло из трейлера во время торнадо.

Мама прижала свитер к груди. Она не искала очередную дозу таблеток. Она просто скучала по мне. От злости я сжала кулаки. Я провела долгие годы в попытках привести маму в чувство, а как оказалось, для этого ей требовалось лишь избавиться от меня.

— Знаешь, магию можно получить не только из плохих воспоминаний, но и из хороших, — поведала Герт.

Меня разобрал смех:

— Кажется, вы мало рылись в моей голове. У меня нет хороших воспоминаний.

— Ты сама вольна решать, каким видом магии заниматься и кем быть. В конце концов, это одно и то же. Но ты не обязана злиться.

— А что, если я хочу? — бросила я. — Я не имею права злиться?

Герт невозмутимо пожала плечами, но я продолжала свою тираду:

— Только вспомните, что я сотворила, когда злилась. Опалила небо, и оно плакало снегом из пепла. Злость работает. Намного лучше других чувств.

— Но тебе не обязательно начинать именно со злости. Представь, что можно начать и с чего-нибудь хорошего.

— Конечно, прекрасно, — огрызнулась я. — Представить я много чего могу, но это не значит, что оно станет реальным.

— Все возможно, милая. Оглядись.

Я горько рассмеялась:

— О да, Страна Оз… Место, где любой твой кошмар может стать явью.

— Посмотри на нас, — продолжала Герт, не обращая внимание на мои слова. — Мы, ведьмы, всегда боролись друг с другом, а теперь живем вместе под одной крышей. Вместе трудимся ради благого дела. Это только показывает…

Я представила, как мы с Мэдисон Пендлтон после всех ее издевательств внезапно стали лучшими подружками, и покачала головой. Но Герт говорила, конечно, не о Мэдисон. Колдунья говорила о моей маме. Мне казалось, что заставить себя простить ее — равносильно новому страданию.

— Зачем вы так настаиваете? — спросила я. — Мама ведь за миллион километров отсюда. Это все не важно.

— Она — голос в твоей голове.

— А вы хотите, чтобы вместо ее голоса там был ваш?

— Нет, чтобы там был твой голос, Эми.

Я отказывалась смотреть на Герт, отказывалась довериться этим теплым, словно у родной бабушки, глазам, поскольку знала, что они лгут. Герт молчала, а я все так же продолжала вглядываться в водную гладь и, когда подняла глаза, заметила, как колдунья исчезает в белом дыму. Что ж, видимо, разговор окончен. Я вновь опустила взгляд: изображение мамы медленно таяло, а когда оно исчезло вовсе, вода забурлила. Над ревущей, пузырящейся водой поднимался пар. Омут кипел, и я прекрасно понимала, что это не часть заклятия Герт. Это сотворила я. Пожалуй, прощение открывает многие пути. Но порой, чтобы простить, нужно зажечь пламя.

Этой ночью я упала на кровать, даже не удосужившись снять платье. Я видела маму. Смогла применить магию. А сейчас бешусь от мысли, что все это как-то было связано с мамой. Мы за тридевять земель друг от друга, а эта женщина даже здесь продолжает влиять на мою жизнь?

Я не могла выбросить из головы картинку, показанную всевидящим омутом: мама, такая чистая и свежая, прижимает к груди мой свитер. Этот образ вызывал грусть. Я скучала по ней, но один случай не мог чудесным образом стереть целые годы других, более мрачных воспоминаний. Сна не было ни в одном глазу.

На следующее утро я поняла, что даже рада очередному занятию с Ноксом. Кулаки чесались кого-нибудь побить. Драка с Ноксом была кстати. Когда по пути на тренировку я проходила мимо покоев Гламоры, до моих ушей донесся ее разговор с Герт. В голосах — приглушенных, но резких и предостерегающих, словно женщины обсуждали нечто секретное, — было что-то настораживающее. Я замерла и прислушалась.

— Не смей это поощрять, Гламора.

— О чем ты говоришь?

— Ты прекрасно знаешь, о чем. В этой девчушке больше трещин, чем в дороге из желтого кирпича. Нокс ее сломает.

— Или она сломает его. Не прикидывайся, что никогда не была молодой. Со всеми нами у нее нет совершенно ничего общего… Она и Нокс…

— Мы связаны. Она привыкает ко мне…

— Этого недостаточно. Знаешь, у меня есть кое-какие подозрения насчет того, кто принес Эми в Страну Оз. Есть всего несколько человек, которым хватило бы сил вытянуть кого-нибудь из Иных Земель. Если мои догадки верны, простой связью мы девчонку не удержим. И все мы это понимаем. Но есть клей попрочнее…

— Несомненно, Эми нуждается в этом. Но не уверена, что наш мальчик способен на любовь. Он создан не для нее. Мы не готовили его к такому.

— Забавно, Герт, — протянула Гламора. — При всем твоем умении читать мысли ты до сих пор не научилась видеть, что таится в сердцах людей. Наш мальчик тоже нуждается в любви. Он просто этого еще не понял.

Помотав головой, я попятилась и бросилась прочь по коридору. Не чувствую я к Ноксу ничего подобного! Может, конечно, он и не полный ублюдок, как я сперва подумала, но это ничего не значит. И уж точно он не влюблен в меня!

21

Сердце все еще бешено стучало, когда я влетела в пещеру, где располагался тренировочный зал. Встреча с Ноксом обещала быть не такой, как прежде, после вчерашнего вечера — после танца, истории его жизни и непередаваемого ощущения магии, бурлящей в моем теле.

В пещере чародей был не один. Отблеск света, отразившийся от металлической руки, на мгновение ослепил меня. С Ноксом были те две девушки, что сорвали ужин, появившись окровавленными посреди зала. Теперь они выглядели неплохо, даже замечательно. Аннабель, высокая девчонка со шрамом на месте рога, как раз занималась растяжкой, а полуметаллическая Мелиндра стояла, привалившись к стене, скрестив на груди руки, и пялилась на меня. Движениями и тем, как резко она расплела скрещенные руки, Мелиндра напомнила мне Мэдисон. Она как будто тоже уже ненавидела меня, хотя мы еще не были знакомы.

— Мелиндра и Аннабель присоединятся сегодня к нашей тренировке, — пояснил Нокс, даже не взглянув на меня. — Мелиндра, Аннабель, — продолжал он. — Это Эми.

— Мы знаем, кто это, — сказала полуметаллическая. — Девчонка, которая грохнулась с неба в консервной банке, чтобы спасти нас всех.

В ее голосе сквозил сарказм, но звучало в нем и сомнение, словно она никак не могла решить, как же ко мне относиться: то ли присматриваться и изучать, то ли поверить, что все слова обо мне — истинная правда.

— Нокс говорил, ты сбежала из лаборатории Страшилы, — выпалила я.

Слишком много времени я провела с Гламорой. Один полезный совет, поведанный ею, состоял в том, что при встрече с новыми людьми стоит сказать что-нибудь, тебе о них известное. Вряд ли, конечно, Гламора имела в виду, что можно напоминать человеку, которого пытали, его палача. Но губы Мелиндры дрогнули в улыбке, которую она тут же подавила. Мне показалось, что девушка гордилась… гордилась тем, кем была и через что прошла.