Робин Хобб - Убийца Шута
И увидел сон.
Я вновь стал мальчиком из замка Баккип и шел по каменной стене, окружающей сад. Был теплый и солнечный весенний день. Пчелы гудели среди ароматных цветов вишни, щедро усыпавших дерево, склонившееся к стене. Я почувствовал себя увереннее, когда достиг объятий его ветвей в розовых лепестках. Наполовину скрывшись в них, я замер, услышав голоса. Азартно кричали дети, наверное, увлеченные какой-то активной игрой. Страстное желание присоединиться к ним наполнило меня.
Но даже во сне я знал, что это невозможно. В замке Баккип я был не ко двору: слишком прост, чтобы иметь друзей среди детей знатных семейств, а мой статус бастарда королевской крови не позволял играть с детьми слуг. Так что я слушал, остро завидуя, до момента, когда невысокая гибкая фигурка угрем проскользнул в ворота сада, почти захлопнув их за собой. Это был худой мальчик, одетый во все черное, за исключением белых рукавов. Плотно облегающий черный колпак оставил на виду только кончики светлых волос. Он прыжками пересек сад, пролетая над клумбами, не потревожив ни листочка, почти беззвучно приземляясь на каменные дорожки, прежде чем перескочить следующую клумбу. Он двигался почти в тишине, оставив своих галдящих преследователей далеко позади. Они распахнули ворота в тот же момент, когда он скользнул за решетку с вьющимися розами.
Я затаил дыхание. Его укрытие было ненадежным. Весна была ранней, и он казался черной тенью позади редких ветвей и распустившихся зеленых листьев шпалерной розы. Улыбка искривила мой рот, когда я понял, кто сейчас выиграет. Дети, человек шесть, рассыпались по саду. Две девочки и четыре мальчика, года на три меня постарше. Одежда выдавала в них детей прислуги. Два старших мальчика, уже наряженные в туники и чулки синего баккипского цвета, вероятно, сбежали от порученной им работы.
— Он забежал сюда? — пронзительно закричала одна из девочек.
— Сюда, точно! — закричал в ответ мальчик, но в его голосе слышалась неуверенность. Преследователи бросились врассыпную, каждый старался первым увидеть свою добычу. Я стоял неподвижно, с колотящимся сердцем, гадая, примут ли они меня в игру, если обнаружат? Даже зная, где спрятался мальчик, я видел только его силуэт. Бледные пальцы сжимали шпалеры. Мне было видно, как поднимается и опускается его грудь, выказывая, как долго он бежал.
— Он пробежал мимо ворот! За мной! — закричал один из старших мальчиков, и, как стая собак, потерявших лисицу, дети бросились назад, беспорядочно следуя за ним к воротам. Позади них жертва повернулась и уже искала опору на нагретой солнцем каменной стене позади решетки. Я видел, как он шагнул вперед, а затем крик одного из преследователей выдал, что кто-то оглянулся и заметил движение.
— Он там! — закричала девочка, и толпа помчалась обратно в сад. Когда одетый в черное мальчик начал по-паучьи взбираться на высокую стену, дети замерли. В одно мгновение воздух заполнился комьями земли и галькой. Они попадали в розовый куст, в шпалеры, в стену, и я услышал глухие удары, когда они застучали по худой спине мальчишки. Я слышал хриплый стон боли, но он не отцепился от стены и поднимался все выше.
Игра вдруг превратилась в жестокую охоту. Распластанный на стене, он не мог укрыться, и, чем выше он поднимался, тем больше камней и комков земли летело в него. Я мог бы закричать, чтобы остановить их. Но я знал, что это не спасет его. Я бы просто стал для них еще одной мишенью.
Один из камней так крепко попал ему в затылок, что голова его ударилась о стену. Я слышал шлепок плоти о камень и видел, как он остановился, наполовину оглушенный, и его пальцы заскользили по стене. Но он не заплакал. Он вздрогнул, а затем начал двигаться снова, еще быстрее. Его ноги скользили в поисках опоры, скользили и тогда, когда его рука коснулась верхней части стены. Как будто достижение этой цели изменило игру, другие дети бросились вперед. Он достиг верха стены, прижался на короткое мгновение, его глаза встретились с моими, и он опрокинулся на другую сторону. Кровь бежала по его подбородку, отвратительно красному по сравнению с бледным цветом лица.
— Вокруг, вокруг! — завопила одна из девочек, и скуля, как гончие, дети повернулись и бросились вон из сада. Я слышал резкий лязг ворот, закрывшихся за ними, и дикий топот ног по дороге. На бегу они жестоко смеялись. Мгновение спустя я услышал пронзительный, отчаянный крик.
Я проснулся. Я дышал, как резко, будто только что выдержал бой. Моя ночная рубашка вспотела, прилипла к груди и перекрутилась вокруг меня. Не сознавая, где нахожусь, я сел и отбросил одеяло.
— Фитц! — упрекнула меня Молли, прикрывая рукой ребенка. — О чем ты думаешь?
Внезапно я снова стал взрослым человеком, а не испуганным малышом. Я сжался в постели рядом с Молли, рядом с нашей крошечной малышкой, которую мог придавить в своих метаниях.
— Я сделал ей больно? — воскликнул я, и в ответ раздался тонкий плач.
Молли потянулась и схватила меня за запястье.
— Фитц. Все в порядке. Ты просто разбудил ее, вот и все. Ложись. Это всего лишь сон.
После стольких лет вместе она хорошо знала все мои кошмары. И, как ни досадно, знала, что будить меня в такие моменты может быть опасно. Теперь я чувствовал себя пристыженным, как побитая собака. Неужели она посчитает, что я опасен для нашего ребенка?
— Думаю, я лучше посплю в другом месте, — предложил я.
Молли не отпустила мое запястье. Она перевернулась на бок, придвинув поближе младенца. В ответ малышка слегка икнула и зачмокала губами.
— Ты будешь спать здесь, рядом с нами, — заявила Молли. Прежде, чем я смог ответить, она тихо засмеялась и сказала: — Ей кажется, что она снова хочет есть.
Она отпустила мою руку, чтобы освободить грудь. Я замер рядом с хорошо устроившейся женой и прислушивался к слабым умиротворенным звукам молодого существа, наполняющего живот. От них так хорошо пахло: слабый запах младенца и запах женщины. Я вдруг почувствовал себя большим, жестоким самцом, нарушителем домашнего мира и безопасности.
Я начал поднимать, стремясь уйти.
— Я должен…
— Ты должен оставаться там, где ты находишься.
Она снова поймала меня за запястье и потянула к себе, сближая нас. Она не успокоилась, пока я не оказался достаточно близко, чтобы ее пальцы добрались до моих волос. Ее прикосновение было светлым и успокаивающим, когда она откинула потную прядь с моего лба. Я закрыл глаза под ее рукой, и через несколько мгновений мое сознание затуманилось.
Сон, растаявший после пробуждения, снова обрел краски в моей голове. Мне пришлось дышать медленно и осторожно, несмотря на то, как мучительно сжалось что-то в груди. Сон, сказал я себе. Не память. Я никогда не прятался, и никогда не видел, как другие дети изводят Шута. Никогда.
Но я мог быть среди них, настаивала моя совесть. Если бы я был в том месте и в то время… мог бы… Любой ребенок вел бы себя точно так же. Как бывает в столь поздний час и после такого сна, я просеивал свои воспоминания, пытаясь выяснить, почему мне приснился такой тревожный сон. Ничего не было.
Ничего, кроме воспоминаний о том, что дети говорили о бледном шуте короля Шрюда. Шут был там, в моих детских воспоминаниях, с первого дня, как я прибыл в Баккип. Он жил в замке до моего появления и, если верить его словам, все это время ждал меня. Однако много лет наше общение ограничивалось неприличным жестом от него или моим уродливым подражанием ему, когда он шел за мной по коридору. Я избегал его так же усердно, как и остальные дети. Я не мог, как ни хотел, освободиться от чувства вины за жестокость по отношению к нему. Я никогда не издевался над ним и никогда не выражал своего отвращения. Нет, я просто избегал его. Я полагал, что он шустрый безобидный парень, акробат, который услаждает короля своими выходками, но при всем том слегка глуповат. Если что-то случалось, я жалел его, сказал я себе. Потому что он был совершенно другим.
Так же, как и моя дочь будет отличаться от всех своих приятелей.
Не все дети в Бакке были темноглазые, темноволосые и с теплой кожей, но она все равно будет ярко выделяться среди остальных детей. А если она не будет быстро расти, чтобы соответствовать их росту, если она останется крошечной и бледной, что тогда? Какое детство у нее будет?
Что-то холодное выползло из моего живота и достигло сердца. Я еще ближе прижался к Молли и моему ребенку. Они оба спали, но я так и не смог уснуть. Бдительный, как охраняющий волк, я слегка обнял обеих. Я буду защищать ее, пообещал я себе и Молли. Никто не посмеет издеваться над ней или мучить ее. Даже если мне придется скрывать ее от всего внешнего мира, чтобы спасти.
Глава седьмая
Официальное представление
Жили да были муж с женою. Они работали всю жизнь, и постепенно судьба подарила им все, чего они только могли пожелать. Но вот детей у них не было.
