Александр Забусов - Кривич
— Ну, здрав будь боярин! И вам здравствовать, сотники. Чего звали? Али какая беда у вас тут приключилась?
— И тебе здравствовать, Велес Корович! Нет у нас беды, а вот без помощи твоей, не обойтись нам никак.
— Говори, что нужно?
Толик оглянулся на Горбыля, стоявшего за правым плечом, с интересом разглядывавшего славянского бога.
— Сашка, наливай, — кивнул на бутылку водки.
— Ага!
Четыре стакана сдвинулись разом. Одним глотком водка ушла по назначению.
— Десять веков минуло, как я спрятал клад в святилище кривичей, вот в этой дубраве. Время подвергло изменению всю местность. Не найти нам без твоей помощи захоронку, времени мало, а тут еще местные тати наезжают.
— Ха-ха! Ну, на счет татей ты погорячился. Это община, как у вас тут называют язычников, засим местом пригляд ведет. Ежели б не они, так может и не дозвался ты меня, а так на святом, намоленном месте, требы ушедшим богам кладут. Молятся. Я же когда-то объяснял тебе, что только благодаря таким как эти людины, я в вашем мире и обретаюсь.
— Да, помню. Просто тут, от них клоун был, так неформалом обозвался.
— Во-во, неформалы и есть. Но дюже полезные неформалы. Ладно, а где ты поклад-то спрятал?
— Да, считай, что под Вестемирову избенку и зарыл. Аккурат под задний правый угол положил, это который рядом с воротами.
— Ну, пошли тогда. Укажу место, а там уж сами копайте.
Металл лопаты глухо звякнул о что-то похожее на прогнившее в земле железо. Монзырев помнил, как уложил византийскую шкатулку в железный ящик, специально для такой цели откованный кузнецом Туробоем на пару с Никитой. Сверху, он когда-то накрыл его дубовыми плахами, да видать сгнили они за тысячу лет, превратившись в труху, да и от ящика остались тонкие стенки ржавчины, которую и ребенок-то пальцем проткнет. На свет божий появилась резная шкатулка, почти не попорченная ушедшим вглубь веков временем. Откинутая набок крышка, позволила увидеть золото перстней, браслеты с цепями, крупный жемчуг, и Галкину диадему с цветными камушками, вделанными в тонкую золотую проволоку, привезенную когда-то Толиком из византийского похода. Отсунув цацки ладонью в сторону, майор добрался до кругляшей золотых византийских монет.
— Все как было, — произнес он.
— Ну вот, а ты переживал, что не найдешь, — улыбнулся Велес. — Теперь у вас одна задача, довезти все до дому.
— Довезем! — с энтузиазмом пообещал Ищенко.
Провожая офицеров по тропе к их транспортному средству, славянский бог с улыбкой спросил Монзырева:
— Дочь-то как назовешь, Николаич?
— Так ведь…
— Когда ты уезжал, она еще не знала.
— Ну, тогда Олюшкой, — голос Монзырева задрожал от воспоминаний об утраченной в «прошлой» жизни дочери.
— Ну, и правильно. Удачи вам воины.
Эпилог
Утреннее апрельское солнце пригревало знатно. В этом году весна в среднюю полосу России пришла рано, растопила снег теплыми погожими деньками, а ночными заморозками высушила землю, оживила природу, заставила распуститься листья на березах. Город утопал в поросли молодой зелени, чистый, умытый после снежной зимы, как любимая игрушка. В это субботнее утро и люди в нем, занятые своими делами, воспринимали выходной день по-особенному празднично, с настроением. Кто-то спешил на рынок — центр притяжения старшего поколения горожан, кто-то торопился поковыряться на дачных участках, а многие уже с утра пораньше выгуливали свои семьи по освещенным солнышком улицам. В преддверии майских праздников, так уж сложилось с советских времен, вместе с природой словно просыпалось после зимней спячки все население по всей России.
На автомобильной стоянке госпитального комплекса, раскинувшего свои корпуса, окруженные парковой зоной, у здания родильного отделения, выстроились десятка полтора разномастных авто. Народ, собравшийся под окнами, ждал выписки своих рожениц, в приподнятом настроении предчувствовал получение вожделенного конверта, свернутого из пеленок и одеял, повязанных бантами. Мужья, сватья, всех мастей родственники и друзья, с цветами, шампанским и конфетами, топтались у входа двухэтажного кирпичного здания выкрашенного в розовый цвет, с нетерпением посматривали на стрелки часов, нагнетая громкими разговорами атмосферу праздника. Кое-кто, не дождавшись контрольного часа, принялся отмечать пополнение в семействе прямо на капоте машины. О, эта беспокойная, такая загадочная для людей чужой крови, неповторимая, непознанная никем русская душа!
Интересная компания встречающих, подобралась в самом центре стоянки. Двух мужчин в строгих костюмах и двух девушек, одетых празднично, но по-летнему, окружала толпа подростков обоего пола, все с цветами, сами ухоженные, веселые. Вот только, окажись рядом с этим обществом наблюдательный человек, сразу бы нашел несоответствие внешнего вида и поведения детей с их сверстниками. Достаточно было заглянуть в глаза любому из них, что бы понять, перед тобой взрослый, сформировавшийся организм, со своим сложившимся взглядом на действительность, а одежда, будто маска, скрывающая настоящий возраст. В цепких, проникновенных взглядах, бросаемых этими подростками на окружающих их дядь и теть, читалось снисхождение умудренных жизнью людей. По соседству от них, у крутых тачек забугорного автопрома, волнуясь и поглядывая на часы, как и все ожидавшие, стояли, дородный мужчина в дорогом, классического покроя костюме, и красивая женщина бальзаковского возраста, окруженные «коробочкой» охраны из пяти человек. Они изредка бросали взгляды на беспокойных соседей.
— Где черти носят командира? — очередной раз, взглянув на время, с волнением произнес бритый наголо, крепкий как гвоздь, мужчина. — Пора бы ему уже и появиться.
— Да, не кипешуй так, Саня. Куда он денется? В десять часов будет как штык. Сегодня же суббота, ты ведь знаешь, Николаич в этот день всегда город объезжает.
— Мог бы хоть в такой день отступить от правил, — подал голос худой подросток, прижимавший к груди огромный букет белых роз. — Пора бы и пообвыкнуться с реальностью, а то боярские замашки из него так и прут. Мне тут в школе нашептали, стонут руководители местных предприятий, да и бизнесмены тоже, от нового Главы района. Зажал, говорят, как тисками, вздохнуть не дает, а главное взяток брать не желает.
— А, от тебя, Мишаня, не стонут? С нашими песиголовцами, кто в школе масть держит? Думал, я не знаю? Это наша ошибка была, что вас всех в одну гимназию перевели. Теперь вот пожинаем плоды своего недальновидного решения. Пахан доморощенный! — хмыкнул Горбыль, глядя Мишке в глаза. — Ну, а насчет Монзырева, так он по жизни хозяин. Отними у него людей и закрепленную за ним территорию, заскучает и сопьется.
