Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин
Я должен был и не имел права разбиться. После того, как побежал, я не имел такого права.
Шлюпка медленно продвигалась к берегу.
— Уходите! — закричал я, из последних сил цепляясь за ремень. — Поднять паруса! Скорей! Уходите!
На шлюпке подняли головы, но продолжали грести.
— Уходи-и-и-те! — закричал я, не удержался и полетел в воду.
Мертвый холод обнял меня, схватил, связал по рукам и ногам, и я понял, что не выплыву.
СОСТОЯНИЕ ВОСЬМОЕ. ПУСТОТА
Очнулся я на палубе. Надо мной разговаривали.
— Одежда дикарей.
— Синие глаза!
— Грифон…
— Глаза синие!
— Точно?
Я открыл глаза.
— Точно…
Ветер надувал паруса. Значит, они меня послушались.
— Кто ты?
Он был в синей форме, богато отделанной пушистым голубым мехом. О, Луна! Значит, все это действительно случилось…
— Ты кто?
— Гней Гилденхом Артур Грин. Спутник Лайка Александра, героя. И Грей-Дварра Несчастного, Верховного Стратега Селентины.
— Верховный Стратег погиб сто сорок четыре года тому назад.
— Грей-Дварр погиб второго апвэйна сего года.
— Что он говорит? — спросил человек в форме.
О, Луна! Прости меня! Я не выполнил твою просьбу…
— Что он говорит?
— Артур…
— Рыцарь на грифоне?..
— Где грамота?..
Я обхватил голову и крепко зажмурился. Я спасся. Мне было очень плохо. Я думал, думал, думал, думал!
— Он тот…
— Где грамота…
— Говори!..
«Цветок Ириса» удалялся от берега страны хнумов. Он плыл на юг. Этот корабль не догнать лучшим гриффинам, когда касатки знают, что надо спешить.
— Кофе ему… Одеяло… Шоколад…
— Гай Аристон, шоколад холодный…
— Холодный…
Еще недавно у меня было так много, так много всего!
Квинт Арета, погибший, чтобы мы прошли.
Грей-Дварр, погибший, чтобы дракон не убил нас.
Мы… Нас…
— Гай Аристон, он не отвечает!
Лайк Александр, Лайк, мой добрый спутник, повелитель, который никогда не командовал, герой, настоящий герой… Мой друг. Мой самый лучший. Мой единственный друг.
Обезглавленный труп на мерзлой земле.
Давший мне все, показавший мир, сотворивший из меня воина, воина-победителя.
И никто не знает! Никто не знает о его подвигах, о битве, о сраженных драконах и побежденных черных рыцарях. Только хнумы. Хнумы…
Эргэнэ.
И ее считал я другом.
— Гриф-фина! — выкрикнул я с отвращением. Человек в форме вздрогнул от моего крика.
Они предали. Мы подарили им победу, а они, коварно устроив поддельное торжество, лживый союз… Иначе они никогда не одолели бы его! Всучив ему в руки тяжелую плиту, отвлекли внимание… Все! Весь народ хнумов отвлекал внимание!
И она! Она тоже предала нас!
Предала меня. Предала Лайка. Вместе со всеми.
Хнумы…
Мы пойдем войной на их проклятый замок, страшной войной, если нужно, мы объединимся с черными рыцарями…
Рука моя скользнула к поясу, я нащупал туго набитый мешочек.
— Где грамота? — еще раз спросил человек в форме, Гай Аристон, по-моему, не слишком надеясь на ответ.
— Нет грамоты, — сказал я. — Нет союза. Хнумы — враги.
Человек помолчал. Он совсем не умел молчать.
— Ты посланец? — спросил он.
— Да.
— Ты пришел в Даркдваррон через Храм Ириса?
— Да.
— Хорошо.
Он кивнул и направился к рулевой касатке.
О, Лайк! Нет грамоты и нет союза, я ничего не должен платить в Храм Оракула. Ты оставил мне золото на несколько лет жизни.
Обезглавленный труп. Под серым небом. На мерзлой земле.
— Гилденхому Артуру носовую каюту!
Моя рука вновь скользнула к поясу.
Я не хочу! Я не хочу твоего золота!
В каюте было тепло. Дрожа, я сдирал с себя мокрые обвисшие шкуры.
Верхняя носовая каюта на «Цветке Ириса». Прежде недоступная роскошь…
— Кофе, рыцарь!
Тело тает восемь дней. На девятый Лайк увидит в лунной долине Грей-Дварра, и Грей-Дварр скажет ему: «Зачем ты помешал мне расправиться с ними?!»
Новая сухая одежда. Селентинская. Только пояс останется прежний. Я развязал мешочек и извлек на свет один золотой.
Я не поверил глазам. Я поднес монету к двери и вертел ее так и эдак, стараясь разглядеть синий оттенок, потому что я не верил цвету.
Золото было с голубым отливом.
Я достал еще золотой, и еще, и еще. Я плотно затворил дверь и пересчитал. Я-то полагал, что везу синее золото. Как бы не так! Пятьдесят разноцветных монет со вчерашнего вечера покоились у меня на поясе.
Я даже не представлял, сколько может стоить голубое золото! Десять монет.
Я и не догадывался, и никогда не слышал о самой возможности существования золота черного. Десять монет.
Десять красных — золото ярок, я знал о нем, но ни разу не видел. Конечно, оно не было столь уникально, как голубое и черное, но с синим соотносилось один к восьми.
Десять белых — соотношение один к трем.
И десять синих — те, о которых говорил Лайк, по сравнению с остальным мелочь для размена.
Я все сложил обратно и покрепче затянул намокшую тесьму.
Это уже не два-три года существования. Это дом как у Луция, путешествие в любой из храмов, собственное судно. Это все блага Королевской Республики, которые она только может предложить своему гражданину. Свобода распоряжаться собой в пределах данного мира.
Кофе не умел побеждать холод. Но мне было все равно. Я распахнул дверь…
Снаружи шел снег. Редкий первый снег, он падал и таял. Снежинки исчезали от соприкосновения с палубой, словно люди, упавшие на эту землю, словно их тела, растаявшие от неудачного соприкосновения с другими, такими же телами. Я никогда не видел снега, в Златограде его не могло быть, так же как не могло быть в Златограде голубого и черного золота, прекрасной и ненавистной Эргэнэ, грозных нависающих скал, волшебного клинка Диайона, который не помог, не уберег, не успел уберечь…
И как не могло быть в Златограде такого Гнея Артур Грина, каким сейчас был я.
Прости меня, Луна!
Снег — это твои слезы, редкие белые слезы, ведь и ты бела, как снег, в северном небе. Ты не спишь, хотя полдень — время твоего сна. Ты забыла о полуострове и смотришь на проклятый замок вырождающегося народа. Прости! У меня нет слез, но есть одиночество и отчаяние. И дрожу я не от холода. У меня никого не осталось, кроме тебя, никого. Даже родного города. Есть город, но он не мой, потому что меня больше нет. Вместо меня кто-то другой, новый, и я еще сам не привык к нему. Я не знаю, что мне с ним делать. Я жду твоего полнолуния, я жду, Луна… Помоги мне дождаться. Я жду полнолуния…
