Стэн Николс - Магия цвета крови
— Наивно думать, что он никогда не вмешивается в дела имперских колоний, — вставил Дислейрио. — То, что они притворяются, имеет целью одно — чтобы агенты не наступали друг другу на пятки. Просто такая политика.
— Это правда. Но если здесь, в Беальфе, они начинают действовать открыто и сотрудничают с паладинами, это означает отказ от нее. — Кэлдасон пожал плечами.
— Еще одно доказательство того, что они больше не работают в шелковых перчатках. Мы и так знали это.
— Однако вряд ли момент для этого удачный — сейчас, когда мы так близки к своей цели, — заметил патриций.
— Это как-то повлияет на судьбу Кинзела? — вмешалась в разговор Таналвах.
На этот вопрос ответа никто не знал.
Беседа продолжалась: но крупицам они объединяли результаты своих наблюдений, спорили, разрабатывая планы. И, как могли, успокаивали Таналвах, когда она принималась плакать.
За окном начали сгущаться сумерки, приближался комендантский час. Карр ушел домой, пообещав прислать людей, которые будут, не привлекая к себе внимания, охранять дом. Дислейрио отправился проверить дозорных, расставленных поблизости от штаб-квартиры паладинов, и добавить к ним новых. Куча, с трудом подавлявшего зевоту, отослали спать наверх, к детям.
— Пойду-ка я огляжу окрестности, пока не наступил комендантский час, — заявил Кэлдасон. — Скоро вернусь и останусь тут на ночь.
— Хорошо, — сказала Серра. — Будь осторожен.
Он вышел, она заперла за ним дверь.
Таналвах так и сидела с убитым видом перед гаснущим огнем; кто знает, что видела она в теперь уже редких языках пламени? Серра подбросила в камин дров и заняла место рядом с ней.
— Глупо спрашивать, конечно, — сказала она, — но как ты?
— Я потеряла его, потеряла единственного человека, который уважал меня. Единственного человека, которого я любила.
— Послушай, Тан... Мы сделаем все, что сможем, чтобы вызволить его. Ты же слышала, что говорили Карр и все остальные. О том, что ради этого не жаль никаких усилий.
— А еще я слышала, что он в крепости, в руках безжалостных людей. Не хочу обманывать себя, Серра. Все кончено.
— Да — поскольку ты занимаешь такую позицию.
— Надежда умирает последней, это ты хочешь сказать?
— Ну да. Звучит банально, но так оно и есть.
— А мне вот сейчас трудно продолжать надеяться. Я не представляю... Я не представляю, как можно выбраться из...
— Конечно, мне это легко говорить, Тан, но сейчас не время впадать в отчаяние. Ты нужна Кинзелу и Тегу с Лиррин тоже.
По щекам Таналвах заструились слезы.
— Дети...
— По крайней мере, они будут в безопасности. — Серра обхватила подругу за плечи. — В этом не сомневайся. Клянусь тебе.
— Знаю. Если бы не ты, мы лишились бы даже того короткого счастья, которое выпало на нашу долю.
— Может, оно еще вернется. Мы сделаем все, что в наших силах.
— Верю. Но...
— Что?
— Есть кое-что, чего ты не знаешь.
— Если это что-то, что может помочь Кинзелу, ты должна непременно рассказать мне, Тан.
Таналвах издала короткий, горький смешок.
— Нет, это ему не поможет. Совсем не поможет.
Серра протянула ей носовой платок, и женщина начала вытирать им щеки.
— Что случилось, Тан?
— Я... Я беременна.
Серра на мгновенье утратила дар речи, но потом спросила:
— Ты уверена? — Таналвах кивнула.
— Давно?
— Месяца два.
— О боги!
— Знаешь, в чем состоит ирония? Я молилась об этом. Каждый день молила богиню благословить нас собственным ребенком — чтобы наша семья стала настоящей. Пути богов неисповедимы. Одной рукой они дают, другой отнимают.
— То, что случилось с Кинзелом, дело людей, не богов.
— Думаю, богиня знала, что с ним должно произойти. И дала мне ребенка, чтобы уравновесить потерю.
— Если тебе легче так думать, что же... Однако не упускай из виду того, что ты все еще можешь обрести обоих, и Кинзела и ребенка.
— Ты веришь в будущее? На данный момент.
— Да, на данный момент. Сейчас ты в шоке. Пройдет немного времени, и ты взглянешь на все по-другому.
— Надеюсь, ты права. Но... не говори никому. О моей беременности. Пока рано. Не хочу, чтобы мне сочувствовали еще больше.
Когда Кэлдасон вернулся, Таналвах уже спала на кушетке у камина.
— Ты выглядишь усталой, — сказал он Серре.
— Это был долгий день.
— Поспи. Я пригляжу за Таналвах.
— Справишься?
— Иди ложись. Если понадобишься, разбужу.
Серра ушла в соседнюю комнату. Кэлдасон придвинул кресло к камину, положил рядом на пол мечи и сел.
— Рит?
— Я думал, ты спишь.
Таналвах заворочалась на кушетке.
— У меня такое чувство, будто я никогда больше не смогу уснуть.
— Я и сам иногда испытываю нечто подобное. Тебя во сне поджидают демоны.
— Теперь и я знаю, что это такое.
Он не отвечал.
— Скажи мне, Рит, что дает тебе силы?
— О чем ты?
— Откуда у тебя воля к жизни?
— У меня нет выбора.
— Потому что ты бессмертен?
— Я могу уйти из жизни, если захочу. Были времена, когда я пытался это сделать.
— Не слишком усердно, надо полагать. — И снова ее соплеменник промолчал.
— Видимо, тобой движет жажда мести, да? — рискнула спросить Таналвах.
— Не стоит недооценивать ее. Жажда мести — достойное чувство.
— Были времена, когда я поспорила бы с этим.
— Но не сейчас.
— После того, что случилось с Кинзелом, у меня на уме только месть.
— Значит, ты понимаешь.
— Мы с тобой испытываем разные чувства.
— Это просто вопрос степени. Ты жаждешь возмездия за свою личную боль, а я — за страдания целой расы.
— Как благородно с твоей стороны! — Она сознательно попыталась уязвить его.
— Ты из Квалоча. Мне казалось, ты должна сочувствовать тому, что я делаю.
— То, что мои родители были квалочианцами, еще не делает и меня квалочианкой.
— Ошибаешься. Кровь рано или поздно возьмет свое.
— Я почти не знаю, что это такое — быть квалочианкой. А то ничтожное знание, которым обладаю, ничего хорошего мне не дало.
— Вряд ли в этом виноваты квалочианцы. Если только ты не склонна упрекать тех, кто сам стал жертвой.
— История Квалоча — это история жертв. Можно ли сражаться с историей?
— Историю делают люди. С ними сражаться можно. Или, по крайней мере, с теми, кто причинил нам зло и продолжает его причинять.
— В таком случае тебе придется сражаться со всем миром. Ничего себе амбиции!
— Тебе мало что известно о нашем прошлом, так я понимаю? И о нашей культуре?
— Разве существует что-нибудь стоящее, помимо того, что мы раса воинов?
— Очень многое, Таналвах. И все это с каждым годом уходит в небытие. Можешь ты говорить по-квалочиански или хотя бы понимать? — Таналвах покачала головой. — Язык — это первое, чего нас лишили, потому что им известна сила слов. Были времена, когда в этой стране многие места носили квалочианские названия. Их больше нет. А там, где полностью упразднить язык невозможно, его искажают. Вторжение называют освобождением, рабство — свободой. И теперь, когда наши обычаи и верования утрачены, этих изменений никто просто не замечает.
