Джоэл Розенберг - Путь к Эвенору
Я всегда таскал идеи, где только мог. Я не так изобретателен, как Лу: чем богат — тем и рад.
Мысль писать «Воин жив» я позаимствовал у старшего брата, Стива, — было у него что-то похожее в одной из тех считанных вьетнамских историй, которые он мне вообще рассказывал. (Это когда он не пил. Пара пива — и он начинал травить байки и пил дальше без продыху, пока не сваливался под стол.)
Это было не что-то из его дел: почти весь свой срок во Вьетнаме он провоевал стрелком на вроде как невооруженном вертолете; это называлось «сачок» — но такая была привычка у наземных солдат: оставляли туза пик, карту смерти, на мертвых врагах. Он это объяснял так, что, наверное, началось с того, что у кого-то оказалась неполная колода карт и кто-то решил, что это будет остроумно. Кончилось тем, что многие подразделения напечатали собственные карты, со своим названием.
— Погоди, я как-то не понял, — сказал я тогда. — Они думали, что «чарли»...
— Ты там не был, — спокойно перебил он. — Называй их вьетконговцами, или северовьетнамской армией, или просто противником.
— ...они думали, что противник, обнаружив тела своих людей, испугается, увидев у них на головах игральную карту?
Он пожал плечами:
— Я же не говорю, что в этом был смысл. Я только сказал, что они так делали. Но смысл был. От этого война становилась более личной. Был способ сделать ее еще более личной, — добавил он. — Но мы это редко делали.
— Я думал, что ты все время просто летал, — сказал я.
Если он будет меня упрекать...
— Просто летал почти все время, — ответил он.
И больше ничего не сказал.
По мне — так чем дальше от Эвенора Эллегон нас бы высадил, тем лучше. Самым правильным было бы, по-моему вообще отправиться в другую сторону.
План, однако, был не таков. План был — высадиться на побережье поодаль от Эвенора. Феневар для этого вполне подходил. Удобнее всего было бы высадиться за какими-нибудь прибрежными скалами, да вот беда: скал близ Феневара нет, а есть лишь плоский, низкий берег, заболоченный почище озерного. Ни тебе леса, ни какого другого укрытия; как на всех пригодных землях вокруг Киррика, пашня доходит чуть не до самой воды, а порой и дальше — на болотистых мелководьях выращивают окультуренный дикий рис.
Дракону пришлось высадить нас дальше, в холмах предгорий — в добром полудне ходьбы до города.
Давно, еще в дни охоты на рабовладельцев, мы поняли, что безопасность Эллегона напрямую зависит от двух вещей: насколько удален и пуст район приземления — раз, и сколько времени пробудет дракон на земле — два. Мы хотели оба риска свести к минимуму.
Как вид? — поинтересовался я, когда Эллегон, накренившись, заходил на крутой вираж.
Ветер сек мне лицо, выбивая из глаз слезы. В сером предутреннем свете холм внизу был едва различим, но у Эллегона глаза получше моих: дракон ясно видел дорогу, что, пробиваясь сквозь лесные чащобы, огибала его.
«Вокруг никого — насколько мне видно. Спускаюсь».
Ветер тугой волной забился вокруг. Земля рванулась навстречу. Эллегон, взбивая крыльями воздух, опустился на тракт.
И тут же, мгновенно отстегнув ремни безопасности, Джейсон и Ахира соскользнули по его боку наземь. Мы с Тэннети принялись развязывать веревки и сбрасывать тюки и рюкзаки. Я спустил Андреа в подставленные руки Ахиры, потом и сам съехал вниз в скользящей петле.
Эллегон сделал несколько шагов по тракту, взмыл вверх, уходя в небо крутой спиралью, — и вот уже шум его крыльев пропал в вышине.
«Через пару декад я начну проверять места встреч», — передал он на прощание.
Ахира достал из поясной сумки заговоренную на свечение сталь; она засияла. Свой рюкзак гном уже водрузил на спину.
— Пошли, ребята. До Феневара нам топать весь день.
Тэннети, надевавшая рюкзак, кивнула:
— И было бы к чему рваться, а то там только прокисшее пиво.
Хотя модифицированный прямой подход — отвлечь, схватить и удрать — вполне пригоден для добычи конкретного предмета, для поиска информации он не годится никуда.
Существует куча способов добывать разведданные — а разведданные лишними никогда не бывают.
Один из лучших — он же один из простейших. Если городок стоит на торговом тракте — а мы, по понятным причинам, всегда старались работать вокруг трактов, — в нем наверняка будет гостиница. А если городок побольше — так и не одна. Путешественники — каково бы ни было их занятие — почти всегда не прочь поболтать. Рассказы их, само собой, правдивы далеко не всегда. Но кто я такой, чтобы возражать против привирания?
На двух первых постоялых дворах нам достались лишь байки. Сплошной пустой звук.
Беседа в «Голубом ручье» — третьей гостинице — походила на жидкое пиво: так же растекалась по столам и уходила в песок.
Пиво в этих краях подают в кувшинах — правда, кувшины эти вдвое меньше тех, что для воды. Кое-кто прямо из кувшина и пьет; другие пользуются кружками. Я долил кружку Тэннети доверху, потом омочил губы в своей.
Тэннети сделала большой глоток.
— Ну?
— Что — ну?
— Нашел что-нибудь выдающееся?
Я не хотел сегодня брать с собой Тэннети. Воительниц в Эрене мало, а о ней многие слышали: слава об одноглазой боевой кошке Карла Куллинана разошлась далеко. Кроме того, она не умеет держать себя в руках. А норов у нее таков, что пугает даже меня.
С другой стороны, она вставила стеклянный глаз, чуть прикрыв его прядью, а меня никто никогда не путал с Карлом — ни в легендах, ни в жизни.
Она больше всего подходила для этого дела: умела держать рот на замке — в отличие от Джейсона; смотрелась абсолютно своей в питейном зале гостиницы — в отличие от Андреа; не привлекала ненужного внимания — в отличие от Ахиры.
Хотя, возможно, мне все же стоило бы взять с собой Ахиру: здесь он бы не выделялся. В дальнем темном углу, угощаясь почти черным хлебом и похлебкой неизвестного происхождения, уже сидели гном и его приятель-человек. По покрою его кожаной куртки я решил, что гном этот из Бенерелла: бенерелльцы обожают одежду в обтяжку. Человек мог быть откуда угодно, хотя больше всего таких пшеничных блондинов в Осгарде.
Все меняется, даже когда не ждешь перемен. А может быть, в особенности когда не ждешь перемен.
Я не сразу ответил Тэннети. Повернулся к ней и заговорил чуть-чуть громче.
— Сам не знаю. Эта... — я выдержал паузу, — ...штука, что мы утром видели, чудней твари на глаза Тибелю в жизни не попадалось, чем хочешь клянусь!
Широколицый парень, сидевший на той же скамье, что и я, навострил уши.
