Елена Федина - Наследник
— Теперь запоминай последовательность цветов, — сказал король, — синий, черный, два раза лиловый, снова черный…
На память я не жаловался и запомнил всё с первого раза. Каждый цвет условно занимал одну клеточку, но границ между клетками не было, цвета наползали один на другой, перетекали друг в друга и создавали непонятную живую мозаику. Король последовательно прикасался к ним указательным пальцем. Я заметил, что некоторые цвета он называл черными и понял, что он просто не видит их.
Конечно. Это была не его пластинка. Это была моя пластинка!
— Теперь вот этот темно красный, — показал он, но не прикоснулся к клетке, — не будем пока ее трогать, пусть пока живет…
— Пусть, — согласился я с облегчением.
— Повторить?
— Не надо. Я запомнил.
Он провел по пластине ладонью, как бы смахивая мозаику, и она снова превратилась в зеркало. Такое зеркало могло висеть и стоять где угодно и сколько угодно.
— Откуда у вас эта вещь? — спросил я взволнованно.
— По наследству, — усмехнулся он, — потом она перейдет к тебе, а от тебя твоему наследнику…
— Она не разобьется?
— Нет! Она не бьется, не ломается, не распиливается и даже в воде не тонет!
— А в огне горит?
— В огне? Не знаю. Не пробовал.
— Можно мне самому? — спросил я.
— Конечно, — кивнул король и уступил мне кресло.
Я сразу прикоснулся к стеклу. Мозаика появилась как по вызову. Я внимательно всматривался в нее и пытался понять хоть какой-то принцип. Цветов было несколько сотен, располагались они не случайно, а по определенной системе, если, конечно, видеть их все. Мне показалось, что я вижу несколько вписанных друг в друга треугольников и один квадрат. Передо мной была вещь очень мощная, зловеще прекрасная и опасная как всё неизвестное.
— А что будет, если нажимать на другие цвета?
— Не знаю. Я пробовал несколько раз, ничего не получилось.
«Эти попытки вылились в Араклею и Тиноль», — понял я, — «не дай бог ему поэкспериментировать еще раз, или хотя бы ошибиться клеточкой!»
Я изучал фантастическое зеркало довольно долго и заметил, что цвета, на которые я внимательно смотрю, становятся чуть-чуть ярче, как бы активизируются. На них совсем не обязательно было нажимать! Только смотреть! Догадывался ли об этом король? Скорее всего, нет. Он тыкал указательным пальцем по определенной, раз и навсегда заученной схеме, получал свой труп и был доволен.
Я старался не смотреть на темно-красную клетку внизу, она, видимо, означала пуск, и все мои случайные взгляды могли жутким образом воплотиться в жизнь.
«Такую опасную игрушку действительно нужно уничтожить», — решил я, — «по крайней мере, нельзя оставлять ее в руках этого маньяка!»
Но как же жаль мне было расправляться с ней! Сколько возможностей таила она в себе! Наверняка она могла не только убивать, она могла всё, всё, всё! Просто людям больше всего понадобилось именно это.
— Ваше величество! — усмехнулся я, — вы так мне доверяете! Вы не боитесь, что я воспользуюсь вашим зеркалом и убью вас?
— Судя по тому, что ты об этом говоришь, ты этого делать не собираешься, — ответил он строго, — но, тем не менее, я должен тебя предупредить: меня убить нельзя. Я знаю комбинацию цветов, которая защищает меня от покушений. Так что даже и не пытайся.
— Вы бессмертны?
— Я умру от старости, когда мне положено. А до того времени ты будешь моим наследником. Или тебе этого мало?
— Много, — сказал я, — по самую макушку.
Уходя он закрыл комнату на ключ и спрятал его в карман. Я понял, что свободного доступа к зеркалу у меня не будет.
32
На пир я оделся во всё черное как законченный злодей. Жуткая тишина повисла в зале, переполненном яркой толпой и гудевшем как улей, когда я вошел и сел на свой трон рядом с королем.
— Ну? — спросил я, наклоняясь вперед и горько смеясь в душе, — что же вы затихли?
Тогда по залу пополз осторожный шепот. Все приближенные короля стояли рядом: огромный Мезиа в красно-лиловом костюме с золотыми цепями на выпуклой груди; строгая некрасивая Норелла Навская со своим кавалером; Эсхильо, сонно-обрюзглый, но одетый модно и элегантно, благодаря своему портному; сам герцог Навский в кресле по левую руку от короля, весь в кружевных брыжах и бантах на позолоченном камзоле; темно-синий с серебром Сетвин, незаконнорожденный гардеробщик, жук-могильщик, отличный собутыльник, преданный друг, но еще более преданный сын… только Альфина не было.
Я высматривал его с замирающим сердцем, я находился в самому себе противной тоске по нему и упорно не хотел думать о нем в женском роде. Впрочем, если б эта девица, устроив неизбежный скандал, осмелилась явиться сюда в женском платье и положила конец затянувшейся пошлой комедии, я бы простил ее. У нас не было бы прежней дружбы и доверия, тем более любви, но я бы ее простил!
Он явился, когда уже рассаживались за столы. В мужском костюме, ослепительно белом, перламутровом, позолоченном, изящно облегающем его стройную фигурку, на которой непостижимым образом отсутствовала женская грудь. Он как всегда сиял и улыбался, он был вполне счастлив, что задело меня еще больше. Его шутки неслись через весь стол, и, казалось, все только его и слушают.
Кто бы он ни был, он облегчил мое положение. Все забыли про мрачного наследника и смотрели только на него, право, было на что посмотреть. Альфин был неподражаем, и мне хотелось запустить в него индюшачьей ногой или пустой бутылкой.
Во время танцев ко мне подошел Мезиа с куропаткой на подносе, от которой он отщипывал кусочки и клал в рот. Аппетит у Советника был отменный. Я стоял, привалясь к колонне и хмуро следил за танцующими парами как демон из преисподней.
— Осложнения только с королевской гвардией, — заявил Советник, привалившись рядом, — они считают, что вы ничем не лучше своего отца, но можете быть и хуже.
— Как я могу им доказать? — усмехнулся я.
— Жениться.
— Если я женюсь, король убьет меня раньше.
— Вам придется убить короля. Вы сможете?
— Я?
— Я это говорю, потому что кроме вас не сможет никто. Это уже проверено. Или вы думаете, никто не пытался?..
Он спокойно обгладывал птичью ножку.
— Я попытаюсь, — сказал я, — если не убить, то хотя бы обезвредить его. Дайте мне несколько дней, Советник.
Он отошел напевая. Ничего не подозревающий король сидел за столом и снисходительно смотрел на праздник жизни, который сам он устроил и который презирал, как и всё, что имеет отношение к жизни.
Я пригласил на танец Нореллу, оттеснив ее кавалера, и он не посмел что-нибудь возразить. Меня боялись теперь все. Так же как короля. Так же как чудовище. Так же как стихийное бедствие. Никто не знал, кого мне завтра взбредет в голову убить и за что.
