Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья
Испанцев в составе нунциатуры теперь двое: помимо отца Фернандо, в коллегию отныне входит его соотечественник с устрашающе-благородным имечком Хуан-Карлос-Игнацио-Леон де Кабортальеза-Монтальво, уроженец Сарагосы, обладатель импозантной внешности Доминика де Гусмана в начале подвижнической карьеры, всеми силами стремящийся взобраться на место доверенного лица господина председателя. Еще в Консьержери наконец-то появился хоть один француз, доминиканец Робер Мален из Труа, занявшийся наведением порядка в библиотеке. Старая крепость вообще становилась день ото дня оживленнее — прибавилось слуг, писцов, охранников и иного полезного люда. Отец Фернандо, временно возведенный в секретари герра Мюллера, обзавелся помощником из числа послушников аббатства Сен-Жермен, поручив сему великовозрастному оболтусу таскать бумаги, чернильницы, перья и все, что может понадобиться. По мнению аскетичного отца Лабрайда, апостольская нунциатура неумолимо превращается из святой обители в разновидность Луврского дворца. Как вечер, так под дверями с неотступностью смены времен года возникают многообразные «духовные дочери» и «сыновья», прибывающие в каретах с пышными гербами, осведомители шастают, словно к себе домой, а отец Робер додумался до того, что лично сколотил и вывесил на воротах крепости огромный ящик с прямолинейной надписью «Для обращений». За ночь сие поместительное сооружение заполняется доверху.
— Кстати! — перебил сам себя отче Лабрайд. — Лысый коротышка с черной повязкой на глазу, якобы потерянном при очередной осаде Ля-Рошели — ваша креатура?
Спешное перебирание в памяти круга работающих на меня лиц:
— Моя. Жан Барбетт по кличке «Дубовый нос». Что ему понадобилось?
— Пять ливров и передать вам конверт, — мой собеседник небрежно махнул в сторону груды еще не расставленных по местам вещей. — Шкатулка черного дерева, ключ привязан к крышке.
В стопке бумаг без труда отыскался небрежно свернутый и запечатанный коричневой кляксой сургуча пакет, украшенный моим именем (написанным по-французски с несколькими ошибками). Поблагодарив святого отца и мысленно пожав плечами (я относил Барбетта к числу самых ненадежных конфидентов), я забрал письмо и вернулся в свое кресло возле камина. Раз оно подождало до прибытия в Прагу, вполне подождет до сегодняшнего утра. Потом гляну, что там.
А патер Лабрайд продолжал свою захватывающую повесть.
...Лишенный возможности нанести удар с одной стороны, отец Густав принялся изыскивать иное приложение своей энергии, направленной на изведение эзотерическо-еретического сообщества вокруг мадам Галигай. Случай не замедлил представиться. Как известно, если ты достаточно настойчив, судьба сама шагнет тебе навстречу, приводя нужных людей или удачно располагая обстоятельства.
— Найдите распоряжение с пометкой «Из Сорбонны», — распорядился отец Лабрайд. Я поспешно зашелестел бумагами в зеленой папке. — Оно стало второй ступенькой...
— Погодите, погодите, — я озадаченно потряс головой. — Вы хотите сказать, что герру Мюллеру удалось свалить незыблемый оплот поддержки королевы-матери — Кончини и Леонору? Почему мы ничего не слышали? Что с ними сталось? Как это произошло?
— Имейте терпение, — отец Лабрайд назидательно поднял кружку с пенящимся «Козелом». — Просили рассказать по порядку, так не рвитесь вперед. Нашли?
Я с выражением зачел:
«Повеление святейшей инквизиции.
В ответ на нижайшую просьбу преподавателей и учащихся факультетов Парижской Сорбонны, находящейся под высоким покровительством Ее величества королевы-матери Марии Медичи де Бурбон, нунциатура Консьержери распоряжается провести обряд экзорцизма, направленный на изгнание злых духов, демонов и призраков, заполонивших здание Университета. Обязанность провести сей священный обряд возлагается на отцов Фернандо и Хуана, преподавателям и учащимся Университета вменяется оказывать им всевозможное всепомоществование.
Подпись: легат святейшего Папы и нунций града Парижского Густав Мюллер».
— Эти двое могли сами отлично справиться, — заметил рассказчик. — Но я решил глянуть, какие такие злые духи имеют нахальство резвиться посреди католичнейшего Парижа. Только собрались выезжать, является отец Густав — ему, мол, возжелалось посетить обитель учености. Ладно, захотел и захотел, отправились все вместе.
Автор «нижайшей просьбы» ожидал святых отцов в доме, отведенном для жительства профессоров Сорбонны. По мнению отца Лабрайда, сей тип производил впечатление неумеренного живчика, более походя на великовозрастного студиозуса, нежели на ректора прославленного учебного заведения, коим являлся на самом деле. Однако первые впечатления частенько бывают обманчивы...
Мэтр Люка де Милано говорливым шариком катился по бесконечным коридорам теологического и философского факультетов, расписывая зловредные проделки духов-невидимок, и каждым словом укрепляя подозрения отца Лабрайда в том, что якобы обитающие в зданиях Университета привидения служат лишь подходящим предлогом для устроения визита братьев-доминиканцев. Мэтр де Милано, столь бойко рассуждавший о сущностях призрачных видений, ждал от приезда обитателей Консьержери чего-то иного, нежели изгнание демонов из лекционных комнат.
Это выяснилось со всей очевидностью сразу после завершения обряда экзорцизма, когда мсье Люка пригласил святых отцов «почтить своим присутствием его скромное жилище».
— Он закрыл за собой дверь, заговорил, и трепал языком ровно час без передышки, — отец Лабрайд мученически закатил глаза. — Когда он закончил, его высокопреподобию оставалось только кликнуть стражу и прямиком отправляться в Лувр, к королеве-матери. Ибо господин ректор брал на себя смелость утверждать, будто почти все окружение живой легенды правления Валуа, как там бишь его?..
— Герцога д'Эпернона, — ненавязчивым шепотом подсказал я.
— Вот-вот, его самого, вечно я путаюсь в именах французской аристократии... — закивал патер Лабрайд. — Мэтр де Милано клялся и божился, что д'Эпернон и присные его давно уже сляпали обширный заговор, имеющий целью свержение малолетнего короля и его матери-регентши. Лист девятнадцатый или двадцатый, там перечень всех, кого изволил обвинить господин Люка.
— Герцог де Монбазон, граф де Ла Форс, граф де Роклор, кардинал Руанский де Ла Валетт... — с все возрастающим изумлением прочел я. — Какие люди! Какие лица!
— Королева-мать, когда нам удалось добиться аудиенции, а Люка снова выпалил свою историю, сложила пухлые ладони над диафрагмой и сказала то же самое: «Ах, какие имена, какие имена!.. Всех — в Бастилию!» — хмыкнул отец Лабрайд и продолжил, все более увлекаясь течением событий: — В Лувре под руководством молодого командира синих мушкетеров де Тревиля и нашего преподобного отца развернулась самая настоящая облава. Не хватало только собак, загонщиков с рогатинами и воплей «Ату их, ату!». Мэтр де Милано явно вообразил себя карающим судией, указывая все новых и новых подозреваемых, пока кардинал Руанский в отчаянии не завопил, что Люка сам принимал живейшее участие в заговоре, а теперь, уподобясь Иуде, продает бывших союзников, надеясь на милость инквизиции, чего в природе не существует, как нет сердец у камней. Остальные подтвердили, а кто-то назвал мсье де Милано выкрестом — крещеным евреем, и заявил, будто место в Сорбонне он заполучил мошенничеством, используя поддельные бумаги. Господина ректора немедленно взяли за шиворот, подвергнув дотошному расспросу касательно обстоятельств, при которых он оказался в центре заговора. У мэтра Люка внезапно случился припадок немоты, а для довершения картины всеобщего смятения явился его преосвященство Арман дю Плесси и в самых скорбных выражениях сообщил: только что в квартале Марэ на улице Бурж найден труп маркиза д'Анкра, то есть Кончино Кончини, с перерезанными горлом. Честное слово, я думал, мадам Медичи от подобного известия хлопнется в обморок. Надо отдать ей должное, она оказалась в большей степени королевой, нежели обычной женщиной. Она даже не побледнела, зато примчавшаяся на шум госпожа Леонора ударилась в истерику.
