Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»
— А доспать? — подал кто-то голос.
— Уже светает, ложиться нет смысла.
Бойник вынес тяжелую охапку копий, длинные, похожие на жерди древки со стуком поссыпались к нашим ногам. Я взял одним из первых. Приятно чувствовать себя защищенным. Латы, шлем, сапоги, меч, копье… Настоящий богатырь.
Разучивали выпад, защиту и бросок. Когда большинство уже перешли к броскам, неудачно уклонившаяся от выпада Варвара вскрикнула: напарница задела ее наконечником. Бедро быстро окрасилось кровью.
— Остальным продолжать занятие! — строгий голос Астафьи шуганул раззявивших рты учениц. — Антонина, беги за врачевателем.
Высокая крепкая девочка успела сделать не больше трех шагов, как одна из дверей «взрослой» части школы, куда она направлялась, отворилась. Навстречу быстро семенила женщина, чье присутствие в школе ранее не мог объяснить. Врач! Нет, врачеватель — так ее назвали. Среднего возраста, в расшитой красной нитью светлой рубахе и таких же шароварах. Многоцветный пояс и столь же пестрая тесьма на лбу, поддерживавшая волосы, завершали одеяние. Обувь, как я уже понял, лишний раз на территории школы не надевали. Руки врачевательницы на ходу разворачивали сверток с необходимым для первой помощи.
Стало окончательно понятно распределение обязанностей. Царисса контролирует, папринций руководит, из двух оставшихся женщин одна врачует, вторая по хозяйству: завезти, подготовить, выдать… Завхоз-снабженец.
Варвару уложили на землю. Она стойко скрипела зубами, пока чужие умелые руки латали ее ногу. Откинувшийся затылок скреб траву, кулаки механически сжимали и чуть не вырывали из почвы целые пучки.
Пока все отвлеклись, у меня получилось сбежать в уборную. Глянул назад: никого. Тогда я спокойно встал, выдохнул с облегчением…
Хрямс! Копье пробило левую стенку, сделанную из усиленного соломой плетня, и на уровне пояса пронеслось вдоль всего ряда горшков. С тупым ударом воткнулось в правую стену, бревенчатую.
Ни фига себе кино. Если б я был девочкой, мозги сейчас висели бы где-то посередине медленно покачивающегося древка.
Стало не до занятий. С чуть не шевелящимися волосами, я выскочил и помчался по коридору к покоям старших.
— Дядя Люсик! Дядя Люсик!
Вот тебе и богатырь.
На крик откликнулся бойник и указал в противоположную сторону: папринций ушел туда. Впрочем, дядя Люсик уже спешил навстречу.
Я завел его в уборную.
— Ты была здесь? — догадался он. — Повезло. Как специально кинули.
Осмотр вытащенного копья ничего не дал.
— Обычное учебное. За стеной у всех такие. И несколько запасных на земле, можно незаметно взять взамен брошенного. Если найдется свидетель броска или виновный сам сознается: мол, чего на тренировке не бывает, — размышлял дядя Люсик, — виновного накажем. Но что-то мне говорит…
Не закончив фразы, он еще раз оглядел копье и забрал его с собой.
— Будь начеку, — сказал, уходя. — Если это умысел, в первую очередь остерегайся Аглаю и Варвару.
Я остался один. Аглаю и Варвару? Моя первая мысль — Феодора. Нашла того, кто довел отца, и исполнила угрозу. Но бывает ли, чтоб так быстро и так просто?
Или — Карина?
С тяжелым сердцем я вернулся на поле. Виски ощущали фантомную встряску влетаемого копья. Глаза отчетливо представляли кусочки окровавленного серого вещества, стекающего по бревнам. Руки иногда предательски вздрагивали и не слушались. Взгляд шарил вокруг в надежде поймать удивленный встречный: чего это я тут живой хожу?
Заканчивали уже при свете солнца.
На завтраке мое состояние трудно было не заметить.
— Что случилось? — что-то почувствовала Тома. Что-то страшное и опасное.
Я пожал плечами. Не мог объяснить. Пугать не хотел.
Внимательно следил за Феодорой. В мою сторону не смотрит. Ушла в себя.
Отметил, что Аглая с Варварой мной тоже не интересуются.
Карина, сидевшая за столом напротив меня, ела спокойно, равнодушно. Рука загребала ложкой четко отмеренную порцию и отправляла в рот. Тот мощно перемалывал. Скулы двигались равномерно, как поршни двигателя. Не знавшие стоматолога зубы напоминали камнедробилку. На меня — ноль внимания. Вон, Глафире, делившей комнату с Феодорой, я интересен больше.
Ох, Карина, Карина. Настолько владеет собой или не при делах? Обещала мстить. То подмигивание в эйфории победы ничего не значит. Девчонки умеют лелеять обиды годами, подавая месть холодной и вкусной.
Новая мысль прошибла холодным потом. Бросок получился отменный, а Астафью представили как лучшую копейщицу. Могла она захотеть избавиться от меня? Но — в чем смысл? Маньячка — слишком нелепое объяснение. Лицо мое не понравилось или взглянул не так? За это, как я думал, не убивают. Думаю теперь так не думать.
И еще. Не люблю теории заговоров, но если Астафья… не просто войница? Может, не зря она пристроилась к отряду именно после столь точного приземления копья в середину свернувшегося калачиком тела. Тогда вовсе не Лисавета едва не укокошила Дорофея, как думает Милослава. Вопрос на пятьсот тысяч: а в Милославу ли целилась убийца?
Вопрос на миллион: в кого тогда? Я в тот момент отошел, и участочек похожего на эвакуационный пункт поля занимали только сестры Варфоломеины и Милославино семейство.
И… Тома.
Если цель была она… а теперь — я… Выходит, в этой местности с усердием отстреливают ангелов. Зачем? Допустим, чтоб не дать им… что-то сделать. Все упирается в вопрос, на который нам не хотят дать ответа: зачем ангелов ведут в крепость?
И зачем сложности с копьеметанием, если можно просто отравить или удушить во сне, и никто ничего не заподозрит. Если такая мысль придет в голову и неведомому противнику, то у нас еще все впереди.
Нужно срочно рассказать о подозрениях Томе. Пусть поостережется.
Гм. Как? Мамаши веками твердят деткам: не балуйтесь, будьте внимательны, будьте осторожны! И что, слушаются? Не буду ничего говорить. Ей только лишние нервы, а толку пшик. Если не возводить нагромождения сложных конспирологических умопостроений, то остается простое объяснение: случайность. Не зря же в обоих случаях промахнулись. Трудно представить профессионального убийцу, дважды подряд оставившего клиентов на этом свете. Обычно таких самих отправляют на тот.
И все-таки. Что-то внутри жарко протестовало против определения случившегося как случайности. Пусть это мнительность и глупая привязанность к данной родителями жизни, но другой не будет, и это весьма прискорбно и даже обидно.
Итого: теперь я точно знаю, что не знаю чего-то важного. Чего не знаю, пока не знаю, зато есть повод срочно узнать. Если дадут узнать. И… если успею.
