Ольга Мяхар - Дневник Влада Жирковийского(СИ)
11:12
- Мужчина. Мужчина!
С трудом открываю глаза, кое-как сажусь на металлических стульях, спаянных во что-то наподобие скамьи, и смотрю на дежурного врача. Тонкие брови нахмурены, на пухлом лице крайняя степень озабоченности.
- Как собаку зовут?
- Еще не назвал. - Хрипло, сквозь кашель.
- На вот. Халат.
Благодарно киваю и кутаюсь во что-то белое, накрахмаленное, вкусно пахнущее и безразмерное. Наверное, свой отдала.
- Ему нужны лекарства и карантин. Но я не могу... деньги дома есть?
- Есть. Но... на маршрутку нет.
- На.
Сжимаю сунутый в руку стольник.
- Доедешь?
Кивок.
- И мигом назад. Нужно тысяч 10. Достанешь?
Еще один кивок.
- Вот и отлично. Дуй давай. Да погоди ты! На-ка вон. Тапки. Не босиком же идти.
С благодарностью одеваю резиновые тапки. Маловаты, да и нелепо перебинтованные ноги выглядят в них немного неуместно. Но, блин... лучше обуви у меня еще не было.
12:34
Стою в клинике и отдаю деньги. Чистый, хоть и небритый, одетый в теплый свитер и джинсы. С деньгами отдаю пакет, в который сложил халат и деньги. Дома голодный кот набросился с претензиями. Пришлось покормить и сменить воющий на все лады лоток. Не выдержав, лоток я раздолбал, настелил газет и, кажется, дал коту шанс немного поспать. А заодно и соседям.
- Тут двадцать. - удивилась она.
- Бери. За доброту - что останется. Как он?
На меня внимательно посмотрели и, взяв пакет, ушли. Спустя полчаса я узнал, что щенок жить будет. И только тогда отпустило. Депрессия, самобичевание, истерика, страх... все прошло. Сижу на железных стульях. Рядом со мной коты, попугаи, собаки, питон, старушки, дети... а я никого не вижу. Просто смотрю на свои руки и глупо улыбаюсь, стараясь сдержать слезы. Я ведь мужик. А мужики не плачут. Никогда.
18:07
Дежурившего доктора звали Катя. Пухленькая, но бойкая, она успела щенка и прооперировать и накормить и сделать все анализы, еще и уколов понаставить, пока он был в карантине. Мне разрешили сидеть рядом и гладить по голове. Так до вечера и досидел. И ночь бы отсидел, но дома кот. Опять голодный. Мне бы еще попугая. И, думаю, был бы полный комплект.
- Чего сидишь-то? Дома никто не ждет?
Усталая Катя селя рядом, погладила спящего у меня на коленях щенка и улыбнулась, когда тот осторожно лизнул ее пальцы, не открывая единственный уцелевший глаз. Второй пришлось промыть и зашить. Видеть там было больше нечем.
- Кот. - Смотрю на нее, и так уютно рядом. Мне даже улыбнулись разок. Правда, только после того, как я весь день отсидел с собакой. Даже спал тут же, в коридоре, не желая уходить.
- А жена, дети? Родители.
- Нет никого. Да и сам скоро сдохну. - Почему-то тянуло на откровенность. Наверное, сработало понимание того, что вижу я ее в первый и последний раз.
Катя нахмурилась. Я продолжал гладить щенка.
- Рак у меня. Со дня на день начнется симптоматика. Врач сказал, поднимется температура, появятся синяки. Будет ломать и помру я скорее от боли, чем во сне. Кота только жалко. А ты где живешь?
- В общаге. А что?
- А давай я тебе квартиру завещаю? Только с условием. Будешь заботиться о коте и собаке. А?
Катя нахмурилась и уже открыла было рот, чтобы что-то жестко ответить. Но у меня в глазах было что-то такое, что ее остановило. Так что, посопев, мне ответили куда я могу засунуть квартиру и депрессию вместе с ней.
- А хозяев мы им найдем. И одному и второму. Если что - звони, заберу и займусь этим сама. Щенок, кстати, породистый, кажется. Ну, по крайней мере, частично.
Хмыкнув, откидываюсь на стуле и смотрю на нее. Молодая, хоть и не двадцать, без косметики. Старательно обрезанные ногти и пучок на голове. И почему я таких в жизни не встречал? Все за какими-то длинноногими блондинками бегал. Как дурак. Ни мозгов, ни души. Только фантики в голове и огромная доля эгоизма.
Глупо.
Среда
11:18
Принес щенка домой. Стою перед закрытой дверью и изучаю ерзающий у меня на руках комок энтузиазма. Черный глаз с интересом изучает все вокруг. Меня то и дело пытаются лизнуть в нос или хотя бы в подбородок и удерживать его становится все сложнее. За эту неделю он немного отъелся и перестал походить на ходячий скелет.
Так, что я забыл? Еду купил. И коту тоже. Плошки взял, лежанку подвезут, поводок есть и.... и все. Надо знакомить его с котом, который совершенно точно рад не будет. Но уже щеголяет коротко остриженными когтями и в крайне неприятном расположением духа. Ладно. Вперед! Я верю, что природное дружелюбие этой странной собаки покорит сердце кота.
12:43
Не покорило.
Снимаю кота со шкафа. Мурз наотрез отказывается водить знакомство с новоприбывшим гостем, летающим вслед за мной по квартире и то и дело заливающимся веселым тявканьем. Складывается впечатление, что щенок до ужаса боится потерять меня из виду и приходится прикладывать немалые усилия, чтобы банально на него не наступить. Зато уж он-то ничего не имеет против кота и уже пытался того облизать, что кот расценил как попытку себя сожрать. Блин! Еще и телефон с восстановленной симкой заливается в кармане. Ладно. Хрен с ним. Есть захочет - слезет. Он и не на такое был способен во имя голода.
Достаю трубу и подхожу к окну, вылавливая сеть и пытаясь услышать хоть что-то сквозь лай щенка.
- Да.
- Это Влад Жирковийской?
- Да.
- Вам звонят из психиатрической больницы имени Скрябникова.
Приехали. Сильно захотелось положить трубку. Пытаюсь вспомнить где и когда так накосячил, но на ум толком ничего не приходило. Разве что Катя решила столь оригинальным методом вылечить меня от депрессии.
- По поводу?
- У нас находится пациент по имени Святослав Елизаров. Он утверждает, что вы - его единственный родственник. Это так?
- А... что с ним?
И мне поведали, как Влад устроил дебош в ресторане, избил кучу народа и при этом всем и каждому пытался доказать, что он - не гнида какая-нибудь, а тоже человек. Вызвали барбухайку. Парня с большим трудом связали, вкололи успокоительного и привезли в Скрябникова. Там он пролежал неделю, постепенно уходя в себя: толи от препаратов, толи от сдвига в мозгах. Так или иначе, но врачам он надоел. Бросаться парень перестал. На вопросы не отвечал. Больным не вредил, если только те не приставали (тогда мог и зарядить, но те, словно чувствовали, и к парню не совались). Единственное, что смогли вытащить из пациента - мое имя и телефон. Больше никого найти не удалось ни по месту прописки, ни в записной книжке найденного при нем телефона. Где каждый второй номер был недоступен, а каждый первый отказывался говорить, узнав, кто именно вышел на связь.
