Кирилл Кащеев - Донгар – великий шаман
– Ай-ой, лучше б я продолжал говорить, – безнадежно выдохнул голос Заики.
Над головой у Пукы загремел вопль, бешеный, как кипение раскаленного металла. Фигура старухи поплыла, размываясь, раздаваясь вширь, вымахивая вверх… По глазам Пукы ударило яростное сияние. Над ним, грозно глядя на него сверху вниз сверкающими, как два солнца, глазами, возвышалась гигантская Золотая Женщина. Золотой палец толщиной с сосну надавил Пукы на грудь, так что мальчишка захрипел, судорожно хватая ртом воздух. Ну чего… она… так? Он же… все правильно… сказал… Должна ж она знать… что о ней… потомки думают…
– Наглецом раньше был – наглецом и снова родился, ученик! – прогремело из золотых уст. – Может, мне голову тебе оторвать?
– Лучше ногу ему отрежьте, – услужливо предложил голос.
С металлическим грохотом Женщина медленно кивнула. Золотой ноготь, длинный, как когти мэнква-людоеда, чиркнул Пукы по колену. И отрезал ему ногу.
Все страдания, испытанные им раньше – и вечные болезни, и голод, и нестерпимый жар, и обида, и презрение, и побои, и порка, – утонули в беспредельном, нестерпимом Океане боли. Сквозь застлавшую глаза кровавую пелену Пукы увидел, как его нога упала на пол, прямо под лапы сопровождавших старуху бобров. Звери оскалили крупные зубы – и принялись грызть, отрывая мелкие кусочки и складывая их дымящейся кучкой. Пукы зашелся в немом вопле – он ощущал каждый укус крепких челюстей так, словно нога вовсе не была отрезана.
Золотой ноготь снова полоснул – и у Пукы отвалилась рука. Спутывающие его веревки лопнули, обвисая, но оглушающая боль не давала даже помыслить о бегстве. Крохотные человечки просочились из-под звериных шкурок, подхватили отрезанную руку. Послышался хлопотливый стук ножей – человечки деловито рубили руку Пукы на крохотные ломтики, как шаман требуху для ежедневной жертвы духам. Волны боли, которую Пукы и в страшных снах вообразить не мог, захлестнули его с головой. Он уже не чувствовал, не понимал, как его кромсают и почему он ощущает все, что проделывается с отрезанными кусками его тела. Последним всплеском угасающего сознания он поймал прикосновение золотого ногтя к своей шее…
Голова Пукы лежала во главе длинного, как дорога, стола, и, судорожно хлопая глазами, наблюдала, как огромные, неразличимые человеческим глазом существа пировали, кусок за куском поедая его, Пукы, мелко нарезанное тело. Золотая Женщина с поклоном погрузила миску с его печенью в нечто величественное, сияющее, как звездное небо… Быстрый лунный блик пробежался по отрезанным пальцам – и те словно растворились в серебре. Старик с разметавшимися, как грозовой ветер, волосами деловито накручивал кишки Пукы на молнию. Но больше всех жрал страшный, черный, ухмыляющийся… Загребал куски Пукы четырьмя руками, совал в клыкастую пасть. Суетящиеся у его ног разнообразные твари – крылатые, когтистые, рогатые и длиннозубые – жадно подбирали сыплющиеся на пол ошметки.
«Это же я! Это от меня куски!» – Пукы хотел набрать полную грудь воздуха, заорать так, чтоб у едоков уши позакладывало… Но губы на отделенной от тела голове только бессильно плямкали, не в силах выдавить ни звука. И тогда Пукы почувствовал просто сумасшедшую злость. Да кто они все такие? Сидят тут, едят! Его, между прочим! А он их не приглашал! И собой угощать не собирался! Вон, полный стол его было – все подчистую сожрали, одна голова осталась! Пукы ощутил, как ярость просто распирает его, заполняя каждый кусочек порубленного и съеденного тела…
Пирующие существа начали раздуваться, раздуваться, раздуваться, будто съеденный Пукы давил на них изнутри… И вдруг с громким, оглушительным грохотом лопнули. Пукы ощутил, как его разносит во все стороны – в один краткий миг он увидал голую тундру и непроходимый лес, сверкающие ледяные города, храмовые чаши с пылающим Голубым огнем, затерянные стойбища, вокруг которых бродят странные существа. Куски его размазало по стене гор у пределов Средней земли, и он услышал, как скребет о них свисающий край нижних небес, и увидел, как вокруг вершин вращаются звезды. Океанская волна с плавающими льдинами грохотала прямо в уши. Он вдруг увидел девчонок – невероятных красавиц в богатых одеждах, играющих прямо среди пушистых громад облаков, и погрузился в нестерпимо страшное Озеро черной воды, по которой с грозным гулом носились волны Алого пламени, и пролетел мимо тусклого щербатого солнца под каменным сводом…
Грохот копыт ворвался в оглушительную какофонию звуков. Прекрасный смуглолицый всадник верхом даже не на олене, а на настоящем коне – Пукы про таких только от шамана слыхал! – ворвался в чум.
– Ты опоздал, последний сын мой, Мир-сусне-хум, владыка людей! – прогрохотала Золотая Женщина.
– Разве можно что-то сделать с человеком против моей воли? – задорно выкрикнул дух людей и, перегнувшись с седла, сгреб голову Пукы за вихор на затылке. Поднял ее к лицу, внимательно глянул мальчишке в глаза – Пукы содрогнулся и головой, и всем своим несуществующим телом, будто искрой прошибло. Мир-сусне-хум коротко дунул Пукы в рот – и швырнул голову прочь, прямо в завешенную шкурками стену Красного чума.
Голова Пукы врезалась в стену и вместе с пучком шкурок упала на пол. Перед глазами у мальчишки все завертелось – его голова катилась под стол. Потом он перестал видеть вообще – голова по глаза замоталась в соболью шкурку. Серебристый мех прилип к его лицу и шее. Пукы почувствовал себя маленьким, легким, проворным… Переступил беленькими лапками, повел черным носиком, взмахнул пушистым хвостом… Из-под пиршественного стола серебряной стрелой метнулся юркий соболь… Лавируя между ногами гостей, понесся прочь.
– Эге-ге-гей! – заулюлюкали ему вслед.
Соболь прянул вперед и нырнул в густой серый туман – лишь пушистый хвост мелькнул серебряным росчерком. Туман клубился со всех сторон, залепляя маленькие ушки, отбивая нюх. Испуганно пища и поджимая лапки, соболь сунулся туда, сюда, чутко поводя носиком… Вокруг медленно плыли и вращались туманные клубы, в которых что-то приближалось, надвигалось на маленького зверька… Соболь отчаянно дернулся – вытянутое в прыжке тельце на миг зависло в тумане… Плотные черные перья обтянули его от кончика хвоста до головы. Носик вытянулся мощным клювом – и, мерно взмахивая крылами, черный ворон поднялся над туманом. Он летел и летел над сплошным клубящимся серым полем, пока далеко внизу черным клинком не сверкнула Великая река. Ворон завис над темными водами, сложил крылья и камнем ринулся вниз, на лету обрастая гладкой бобровой шкуркой. Без единого всплеска крупный бобер ухнул в мерно струящиеся воды – и скрылся в глубине.
