Алина Лис - Школа гейш
Запах крови стоял в воздухе. Кровью пахли волосы Джина, одежда Мии и сам воздух.
— Чем это вы тут занимаетесь? — раздался в сумерках ворчливый голос тануки, и в давно лишенном ворот проеме показалась его приземистая фигура. Оборотень строго посмотрел на застывшую в объятиях Джина Мию, потом перевел взгляд на трупы в центре двора и аж задохнулся от возмущения. Шерсть на хвосте встала дыбом, усы воинственно распушились.
— Вы что… Ты что здесь устроил, самханский прихвостень? — возопил оборотень, потрясая зажатой в руках сушеной рыбиной. — Совсем стыд и совесть потерял, образина кровожадная? Что, думаешь, раз в чужом доме гостишь, так можно мусорить где попало?
Мия уткнулась в плечо Джина и всхлипнула.
— Это случилось примерно год назад. Он был самураем у даймё округа Мисава и охранял его жену в путешествии. — Джин выдернул стрелу, зажмурился и выругался сквозь зубы.
Мня поспешила приложить к ране смоченный в холодной воде бинт. Ткань немедленно окрасилась алым.
— Мы остановились на одном постоялом дворе и утром продолжили путь вместе. Наш путь лежал в одну сторону.
— Мазь почти кончилась, — сказала Мия.
— Не надо мази. Просто зашей.
Мия растерянно поглядела на Джина. Как это — не надо мази? Он что — не понимает, что будет хуже заживать?
После всего случившегося во дворе в мыслях стояла какая-то гулкая пустота. И руки тряслись мелкой дрожью. А еще она не знала, как смотреть в лицо Джину.
— По дороге на обоз напали разбойники. Цутия струсил и не полез в драку. Спрятался под телегой. За это даймё выгнал его с позором. Цутия решил, что это я виновен в его несчастьях. Мы подрались, и у него стало на один глаз меньше. Вот и все.
— А госпожа? — спросила Мия.
— Какая госпожа?
— Жена даймё. Что с ней стало?
Джин поморщился, словно это воспоминание его не радовало.
— Я отвез ее к мужу. Важно не это. На прощанье Цутия поклялся, что найдет меня и отомстит, но прошел почти год. Почему он решил выполнить клятву именно сейчас?
— Известно почему, — вмешался тануки. — Во всех окрестных деревнях только и разговору о самханском шпионе и награде, которую наместник назначил за его голову. Так что выздоравливал бы ты побыстрее да убирался отсюда, боец наш неукротимый. Одни неприятности у девочки от тебя.
— Дайхиро! — возмущенно вскрикнула Мия.
— А что Дайхиро? Что Дайхиро-то! — фыркнул оборотень. — Я единственный в этом храме, кто с головой дружит, между прочим. И голова мне подсказывает, что как хотите, а падаль во дворе хорошо бы прибрать. Хоть в ближайшее ущелье оттащить. Так что пойду займусь.
— Он прав. — Когда за тануки захлопнулась дверь, Джин поднял голову и посмотрел в упор на Мию. — Оставаясь здесь, я навлекаю на вас большие проблемы.
Ей стало холодно.
— Ты уедешь? — почти беззвучно спросила Мия.
— Да. И я хочу, чтобы ты уехала со мной.
— Куда?
— В Самхан.
— И что я там буду делать? — беспомощно спросила Мия.
Слова Джина огорошили, окончательно выбили землю из-под ног.
Он стиснул зубы и отвел взгляд.
— Жить. Я богат, имею влияние при дворе. Ты не будешь ни в чем нуждаться. Выйдешь замуж, если захочешь.
— За кого?
Он промолчал, и ей захотелось расплакаться от этого молчания.
Вот так. Тот поцелуй — короткий и страстный — ничего не значит. Джин и раньше ничем не показывал, что Мия привлекает его как женщина. И сейчас он сидит рядом, так близко, но не пытается поцеловать или прикоснуться, взять за руку…
Предложение уехать с ним просто благодарность, не больше. За то, что Мия спасла ему жизнь.
— Поедешь со мной?
— Нет.
— Как — нет?
— Вот так.
— Ты не понимаешь…
Джин говорил. Он хорошо умел убеждать, даже замечательно. Мия сидела, спрятав лицо в колени. Хотелось заткнуть уши и завыть, но она терпела. Молча выслушивала все его слова и аргументы — хорошие, разумные, правильные слова и аргументы.
В храме совсем стемнело, только в сумерках полыхали зеленым огнем глаза самханца. Он говорил, что судьба гейши не для Мии. Что она не представляет, с чем на самом деле связан этот путь. Что в Самхане у нее будет все: большой красивый дом, изысканная одежда, уважение его сограждан. И что он никому не позволит обидеть Мию.
— Нет.
— Но почему нет?!
— Не хочу, — выдавила Мия. Подкинула дров в костер, раздула почти угасшие угли. — Повернись, я зашью рану.
Он попытался что-то возразить, наткнулся на ее взгляд и замолчал. Тишина, повисшая в храме, была как подрагивающие камни над головой в горах. Стронешь один, и пойдет горный обвал.
Мия вставила нитку в иглу. Руки так тряслись, что это получилось не с первого раза. Почему-то зашивать Джина на этот раз было куда страшнее. Она боялась сделать ему больно. Или просто сделать что-то не так.
В храм ввалился тануки.
— Уф, ну вроде избавился, — самодовольно объявил он. — Не зверье — так ёкай съедят. И поделом. Не люблю бандитов. Сам бы их съел, но не питаюсь человечиной. Я все-таки последователь Будды.
Напряжения, царившего в храме, маленький оборотень словно и не заметил. Скептически оглядел сидящую у костра парочку, принюхался и объявил:
— Ты как хочешь, Мия-сан, но тебе никак нельзя появляться в таком виде в школе.
— А что не так с моим видом? — Мия перевела взгляд на забрызганное в крови кимоно и замолчала.
— Вот-вот! У тебя и в волосах кровь. И на лице. Так что ступай-ка ты мыться. И калеку нашего прихвати.
— Но мне надо возвращаться.
— Так и быть, прикрою.
— Нельзя! Директор Такухати…
Дайхиро презрительно фыркнул:
— Поду-у-умаешь, директор. Сказал бы я, где твоего директора видел, да не полагается слышать такое юным благовоспитанным девам. Нет уж, давай, топай на источники.
— Но… — Она перевела взгляд на Джина. Тот подмигнул:
— Зуб даю — у него там женщина.
— Но-но! — возмутился тануки. — Так и без зубов можно остаться, рыжий.
Но самодовольная ухмылка, возникшая на морде оборотня словно против его воли, свидетельствовала, что самханец прав.
Над чашей источника все так же цвела сакура, роняя в воду нежные лепестки. Искроцветы полностью распустились в воде. Теперь их сияние отливало аметистом и пурпуром.
— Они поменяли цвет.
— Почти созрели. — Мия старалась не смотреть на Джина.
— А когда совсем созреют?
— Станут красными. Как кровь. А потом выпустят семена и умрут.
— Символично. Кстати, насчет крови… — Он коснулся ее вымазанных в крови волос. — Иди мыться.
