Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту
Твари не дали нам ни одной лишней секунды. Если раньше мне казалось, что время бежит, то теперь оно полетело быстрее, чем мысль.
Атамы уже в руках у Веника, который рывком поставил меня на ноги.
— К источнику! Живо! — крикнул он, и первый сорвался с места, устремляясь к срезанной вершине.
Стремительный бросок Пашки смазался, не силуэт, размытая тень. Я побежала следом. Сергий, изначально стоявший выше, на глухоту не жаловался.
Никогда я еще не бежала так, на износ, изо всех сил, а за спиной была тишина, которая пугала больше грозного рыка и топота лап. В какой-то момент я обогнала старика, тот напоминал жалкое и неповоротливое насекомое с несгибающимися суставами, но он бежал как мог.
Гархи были быстры и бесшумны. У меня был шанс, у Сергия — ни малейшего.
Дыхание рвало грудь, ноги становились тяжелее с каждым движением. Я задрала голову, Пашки давно уже не было на склоне, падальщик как раз достиг вершины и оглянулся на нас с дедом, мотнул головой, подгоняя, и отвернулся. Более чем красноречивый жест. Помочь старику — это одно, отдать за него жизнь — совсем другое, воевать с десятком теней ради почти незнакомого деда гробокопатель не собирался.
Я обернулась, когда до вершины оставалось несколько шагов и уже слышались перекликающиеся голоса. Спасение было так близко.
Дед стоял, склонив голову и упираясь руками в бедра. Рот открывался и закрывался, пытаясь успокоить бесшумное, поглощенное амулетом дыхание. Мы встретились глазами. Он все понимал.
Старый, старый сваар. Ему в любом случае не так много и оставалось. У него за плечами прожитая жизнь, а моя еще впереди, и мне очень хотелось ее прожить. Дед прошел свой путь, я свой — нет.
Каждое движение сковывало острое сожаление и признание собственной глупости. Не имело значения, насколько близко был источник, отвернуться от старика я не могла.
Десяток шагов вниз по склону. Шуршала сухая трава. Сергий поднял голову. Первые, самые прыткие гархи уже метрах в пятнадцати, два-три прыжка, дед даже не успеет обернуться. Он и не стал, стиснул зубы и сделал шаг вперед. Один. Второй. На третьем его желтоватое лицо посерело, рука взметнулась к груди. Я подскочила вовремя, чтобы не дать ему упасть, подхватила под руку. Колени подогнулись, даже больное. Старик вздрогнул. Я бросила взгляд через плечо. Десять метров.
— Слав, — захрипел на выдохе еле слышно Сергий, — ради ушедших… — и стал заваливаться на бок.
Я его не удержала, лишь чуть смягчила падение. Старик делает вдох. Не звук, а колебание воздуха, отчаянное движение губ.
Пять метров. Что-то свистнуло в воздухе. Глаза той тени, что бежала первой, погасли. Там, где горели белые огни, торчала приметная каменная рукоять.
Нет, Веник не прибежал на помощь, не спас принцессу от черных чудовищ. Он вернул нож старику, как и обещал. И сделал это, не покидая вершины. Второй бросок, и еще одна гарха падает, запутавшись в собственных лапах. Падальщик выиграл для меня и Сергия несколько секунд.
Я склонилась к деду, слов не было, надежды тоже. Старик захрипел. Краем глаза я успела заметить размытую тень, прежде чем что-то жесткое и сильное вздернуло меня в воздух. Мир перевернулся, дыхание перехватило. Сваар остался где-то внизу. Картинка перед глазами смазалась, к горлу подкатила тошнота.
— Нет, — хотела выкрикнуть я, но ветер холодным порывом загнал слова обратно.
Ноги коснулись земли неожиданно, стальной обруч, сжимавшийся поперек тела, исчез. Я упала, прижалась щекой к сухой траве. Мир стал прежним. Рядом свился в кольцо мускулистый темный хвост. Теперь я примерно представляю, что чувствуют те, кого хватает явидь. Я не поднимала глаз ни на Пашку, ни на гробокопателя в дырявом носке. Они и так знали, чувствовали мое облегчение. Умирать я не хотела. Они спасли мою жизнь, не задавая вопросов и не мучаясь моральными дилеммами. Решили за меня. Благодаря им я могу смотреться в зеркало и не стыдиться того, что вижу. Это не я оставила старика умирать в одиночестве. И тишине.
Тени достигли вершины спустя череду томительных мгновений. Их было с избытком для Сергия и более чем достаточно для нас.
Веник зарычал и пригнулся. Я застонала. Пашка подняла хвост. И со всего маха опустила куда-то за наши спины. Хлесткий, звонкий удар. Нас окатило ледяной водой с головы до ног. Веер прозрачных брызг разлетелся по округе.
Вода из источника вскипала, встречаясь с не живой и не мертвой плотью. Капли шипели, кислотой прожигая темные тела насквозь. Гархи, бежавшие первыми, рухнули под ноги тем, кто шел следом. Глаза гасли, даже если на морду не попало ни одной капли. Источник смывал магию, с помощью которой их создали.
Хвост змеи снова поднялся. Тени задрали головы в едином порыве, будто собирались завыть, но не исторгли ни звука. Уцелевшие твари отпрянули. Пашка ударила. Опять ледяной душ. Тени отступали, мотая большими головами, оставляя менее везучих сородичей на земле.
Они не вернулись ни через минуту, ни через десять. Холодно.
— Он мертв? — спросила я непослушными губами, вытерла лицо рукой, стряхивая лишнюю влагу и с трудом поднялась.
Одежда была в земле и крови. Бинты, перетягивающие правую руку размокли. Я осторожно коснулась дыры в боку, и тут же зашипела от боли. Одно радовало: раз кишки не вывалились от этой чехарды по холмам, значит, жить буду. Наверное.
— Дед мертв?
— Да, — ответил высокий голос.
Я развернулась. Рядом с глубокой природной чашей источника стояли трое, еще десятка четыре топтались неподалеку. Выжившие сейчас больше всего напоминали людей. Грязные, окровавленные и напуганные. Кто-то упивался своей и чужой болью, кто-то впал в апатию, кто-то был ненормально оживлен.
Ответила мне смутно знакомая полная женщина. Рядом с ней топтался, наоборот, худой, как скелет, мужчина с дергаными движениями и взглядом религиозного фанатика.
— А non sit tempus?
Женщина перевела взгляд на стоящего чуть поодаль лопоухого лысого мужчину. Хранитель не отрывал глаз от темного неба, уже подсвеченного на востоке первыми робкими лучами солнца. Там, где свет встречался с тенью, пришло в движение что-то большое, что-то живое, что-то страшное. Оно качалось то в одну, то в другую сторону. Безвременье пришло в движение.
— Ты нас не получишь, — выкрикнул в небо тощий мужчина, — я не побегу! Слышишь, ты! — Он потряс кулаками.
— Тит, успокойся, — попросила женщина, — никто не побежит. — Она покосилась на молчаливого хранителя и тихо добавила: — Если нам оставят выбор.
Меньше пяти десятков не совсем людей — все, что осталось от Заячьего холма. Стежка, дома в огне да всколыхнувшееся безвременье. И источник. Ради него мы все здесь. Даже гархи и их создатели. Причина и следствие. Нападение на источник — пощечина Седому. Грядет не война, грядет уничтожение.
