Анджей Сапковский - Крещение огнём
— Найдется, — тихо сказал цирюльник. — Рад случаю помочь. Что же до вашего предложения… Искренне благодарю, но я не беженец. Я не бежал из Диллингена от войны. Я здесь живу.
— Подумать только! — нахмурился краснолюд, слегка отступив. — Живете? Тут, на кладбище?
— На кладбище? Нет, что вы, у меня хата неподалеку. Кроме дома и магазина в Диллингене, разумеется. Но здесь я провожу все лето, каждый год с июня по сентябрь, от соботки, то есть летнего солнцестояния, до эквинокциума, то есть осеннего равноденствия. Собираю разные травы и коренья, частично на месте дистиллирую лекарства и эликсиры.
— Но о войне знаете, — отметил, а не спросил Геральт, — несмотря на отшельничью жизнь вдали от мира и людей. От кого знаете?
— От беженцев. В неполных двух верстах отсюда, у реки Хотли, большой лагерь. Там скопилось несколько сотен беженцев, кметов из Бругге и Соддена.
— А темерская армия? — заинтересовался Золтан. — Двинулась?
— Об этом мне не ведомо.
Краснолюд выругался, потом уставился на цирюльника.
— Так. Стало быть, живете здесь себе, поживаете, милсдарь Регис, — проговорил он протяжно. — А по ночам меж могил разгуливаете. И не страшно?
— А чего мне бояться?
— А вот этот… господин. — Золтан указал на Геральта. — Ведьмак. Он недавно видел следы гулей. Трупоедов, понимаете? А не надо быть ведьмаком, чтобы знать, что гули держатся жальников.
— Ведьмак? — Цирюльник с явным интересом взглянул на Геральта. — Истребитель чудовищ? Ну-ну. Любопытно. А вы не объяснили спутникам, милостивый государь ведьмак, что этому некрополю больше полутысячи лет? Гули неразборчивы в пище, верно, однако пятисотлетние кости не грызут. Здесь гулей нет.
— Это меня нисколько не огорчает, — сказал Золтан Хивай, оглядываясь. — Ну-с, милсдарь медик, позвольте пригласить вас в наш лагерь. Побалуемся холодной конинкой, надеюсь, не побрезгаете?
Регис долго смотрел на него. Наконец сказал:
— Благодарствую. Однако у меня есть мысль получше. Приглашаю к себе. Правда, моя летняя, так сказать, резиденция скорее шалаш, а не хата. Но рядом ключевая вода. И «топка», на которой можно разогреть конину.
— Охотно воспользуемся, — поклонился краснолюд. — Может, и нет здесь гулей, но все равно мысль о ночевке на кладбище не очень меня привлекает. Пошли, познакомитесь с остальными из нашей компании.
Когда они подходили к стоянке, кони зафыркали, стали бить копытами.
— Встаньте малость под ветер, милсдарь Регис. — Золтан Хивай окинул медика красноречивым взглядом. — Запах шалфея пугает лошадей, а мне, стыдно признаться, напоминает о зубодрале.
***— Геральт, — буркнул Золтан, как только Эмиель Регис скрылся за пологом, прикрывавшим вход в хату. — Разуй глаза. Этот вонючий знахарь не шибко мне нравится.
— Что-нибудь конкретное?
— Не нравятся мне люди, сидящие целое лето на кладбищах, к тому же вдали от человеческого жилья. Неужто травы не растут в более приятных местах? Уж больно этот Регис смахивает на любителя пограбить могилки. Цирюльники, алхимики и им подобные выкапывают на жальниках трупы, чтобы потом проделывать с ними разные экскременты.
— Эксперименты. Для этих целей используют свежие трупы. А здесь очень старое кладбище.
— Точно, — почесал бороду краснолюд, наблюдая за женщинами из Кернова, готовящими себе ночлег у кустов черемухи, растущей вокруг халупы цирюльника. — А может, он выгребает из могил спрятанные там драгоценности?
— Спроси его, — пожал плечами Геральт. — Приглашение ты принял сразу, не раздумывая, а теперь вдруг тебя подозрительность заела, словно старую деву, которой расточают комплименты.
— Хммм, — протянул Золтан. — Вообще-то ты, пожалуй, прав. Но я охотно глянул бы, что у него там, в халупе. Так, для верности…
— Так войди и прикинься, будто хочешь попросить вилку…
— Почему вдруг вилку?
— А почему нет?
Краснолюд долго глядел на него, потом решился, быстро подошел к хатке, аккуратненько постучал в косяк и вошел. Не выходил довольно долго, потом вдруг появился в дверях.
— Геральт, Персиваль, Лютик, идите-ка сюда. Увидите нечто интересное. Ну, смелее, без церемоний, господин Регис приглашает.
В хате было тесно и забито теплым, дурманящим, свербящим в носу запахом, бьющим в основном от пучков трав и кореньев, которыми были увешаны стены. Вся мебель состояла из подстилки, тоже прикрытой травами, и колченогого стола, заставленного неисчислимыми стеклянными, глиняными и фарфоровыми бутылочками. Скупой свет, позволявший видеть все это, шел от угольев в топке странной пузатой печки, напоминавшей клепсидру на сносях. Печку охватывала паутина разнокалиберных трубок, изогнутых дугами и спиралями. Под одной из таких трубок стояла деревянная бадейка, в которую что-то капало.
При виде печки Персиваль Шуттенбах вытаращил глаза, раззявился, вздохнул, потом подпрыгнул и восторженно заорал:
— Хо-хо-хо! Что я вижу? Это же самый настоящий перегонный куб с ректификационной колонкой и медным охладителем! Какая работа! Сами сконструировали, милостивый государь цирюльник?
— Именно, — скромно признался Эмиель Регис. — Я занимаюсь изготовлением эликсиров, приходится дистиллировать, извлекать пятые вытяжки, а также…
Он осекся, видя как Золтан Хивай ловит стекающие из трубки капли и облизывает палец. Краснолюд вздохнул, на его румяной физиономии отразилось неописуемое блаженство.
Лютик не выдержал, тоже попробовал. И тихонько застонал.
— Пятая вытяжка, — признал он, причмокивая. — А может, шестая или даже седьмая.
— Ну да, — слегка улыбнулся цирюльник. — Я же сказал, дистиллят…
— Самогон, — поправил Золтан. — Да еще какой! Испробуй, Персиваль!
— Я в органической химии не разбираюсь, — не вставая с коленей, растерянно ответил гном, изучающий особенности монтажа алхимической печи. — Сомневаюсь, что распознаю компоненты…
— Дистиллят из мандрагоры, — рассеял сомнения Регис. — Обогащенный белладонной. И ферментированный крахмальной массой.
— То есть затором?
— Можно и так назвать.
— А нельзя ли попросить какую-нибудь плошку?
— Золтан, Лютик. — Ведьмак скрестил руки на груди, — Вы что, сдурели? Это же мандрагора. Самогон из мандрагоры. Оставьте в покое бадейку.
— Но, милейший господин Геральт. — Алхимик отыскал среди запыленных реторт и бутылей небольшую мензурку, заботливо протер ее тряпочкой. — Ничего страшного. Мандрагора была собрана в соответствующий сезон, а пропорции старательно подобраны и точно отмерены. На одну либру крахмальной массы я даю только пять унций поскрипа, а белладонны всего половину драхмы…
