Не надо, папа! (СИ) - Тукана Эпсилон
— Я пойду в академию на церемонию поступления Саске. Туда приглашены родители, тебе должно было прийти оповещение… отец, — добавил Итачи все так же холодно.
Отец остыл и взглянул на Саске, словно только сейчас вспомнил о его существовании.
Итачи сцепил зубы.
Как можно быть таким слепым?
— Я тебя понял, — ответил отец. — Я пойду в академию. Разговор окончен.
Итачи добился своего. Теперь отец пойдет в академию, а не на миссию. Все останется как было. Вот только удовлетворения это не принесло. Итачи посмотрел на Саске: младший брат был ошарашен и чувствовал себя виноватым в их ссоре.
Сердце болезненно сжалось.
Прости, Саске.
****
Сон не шел. В душе засела тревога. Сарада вертелась в постели, прислонялась к неприятно горячей подушке то одной щекой, то другой. Что за миссия? Почему дедушка кричал? Не в силах больше оставаться в постели, она поднялась и решила выйти на свежий воздух в надежде, что это приведет ее в чувства и нагонит долгожданный сон.
Сарада выглянула на веранду и с удивлением обнаружила, что пришла сюда не первой. На краю сидел дядя, опустив босые ноги на каменный порог. Он не обернулся, но Сарада точно знала: ее присутствие ощутили уже давно. Итачи такое схватывал мгновенно.
Она подошла ближе и осторожно присела на дощатый пол, наблюдая за реакцией дяди: вдруг сейчас он посмотрит на нее и прогонит? Скажет: «зачем ты пришла?». Или, того хуже, сам уйдет, оставив ее наедине со своими тревогами и бессонницей.
Но Итачи молчал.
Ночной воздух действительно немного отрезвил Сараду. На беспокойной дрожащей воде пруда играли лунные блики. Дядя сидел совсем рядом, но в то же время бесконечно далеко: как всегда, замкнулся и медленно варился в собственном соку, не допуская никого в таинство своих мыслей. И никак не пробиться к нему. Спросить напрямую о миссии, о собраниях, о том, почему рассердился дедушка — нельзя. Хоть слово не так, и он тут же замкнется еще больше. Или прогонит. Или уйдет.
— Дядя, скажи… — проронила она неожиданно для самой себя. — Тебе нравится Изуми?
Итачи опешил и взглянул на нее такими огромными и удивленными глазами, что Сарада едва не отодвинулась от него на другой край веранды.
— Ты… ты… почему спрашиваешь? — выдавил он запинаясь.
Сарада, словно впервые, смотрела ему в глаза и видела живого человека. Смущенного, растерянного, изумленного… Не машину для убийств, не шиноби. Один случайный вопрос разбил его маску, терпеливо взращенную годами выдержки.
Слова взялись откуда-то сами собой:
— Потому что мне иногда кажется, что у тебя нет души, дядя.
Итачи утопил взгляд в темной воде пруда и замолчал.
Нет, нет, не уходи. Не замыкайся в себе опять.
— Дай руку, — потребовала Сарада и протянула раскрытую ладонь.
Снова удивленный взгляд. Ничего не понимая, Итачи осторожно положил правую руку поверх ее раскрытой ладони и с интересом наблюдал, как тонкие пальцы Сарады сплетаются с его пальцами. Он смотрел на сомкнутые руки, будто те жили собственной жизнью и не подчинялись ни ему, ни Сараде.
Ей очень много всего хотелось сказать, но она боялась спугнуть, нечаянно повредить установившуюся между ними хрупкую связь, и слова застревали в горле. Сухая теплая ладонь Итачи грела руку, у основания сплетенных пальцев ощущалось слабое биение пульса.
Живой. Все-таки живой. И душа у него есть.
Дядя отвлекся от созерцания рук, и их взгляды пересеклись. Сарада поняла, что ему тоже очень хочется что-то сказать ей, но он все никак не решается. Не может подобрать слов, как и она сама. Наконец он заговорил:
— На рассвете я ухожу на миссию.
Вновь этот спокойный голос. И в кои-то веки он говорит от души…
— И я могу не вернуться.
Внутри что-то оборвалось. Итачи заметил испуг в ее взгляде и крепче сжал руку.
— Если что — присмотри за Саске. Отец совсем не уделяет ему внимания.
— Присмотреть за собственным папой… — печально усмехнулась Сарада.
Дядя, о чем ты? Ты же так силен. Ты не можешь умереть на какой-то миссии, да еще и в мирное время!
— Спасибо.
Горло свело судорогой. К глазам снова подступали непослушные слезы. Неужели, это действительно мог быть их последний разговор? Но они ведь только начали сближаться. Еще столько всего несказанного и… Это было неправильно!
— Я не знаю, что у тебя за миссия. Я вообще не знаю, что происходит в твоей жизни, ты ведь ничего мне не рассказываешь. Но…
Она задохнулась, тщетно пытаясь подобрать нужные слова.
— Мы ведь знакомы не больше месяца, — Итачи слабо улыбнулся. — А ты так привязалась ко мне, будто знаешь меня всю жизнь.
Сарада с удивлением пришла к выводу, что дядя, при всей своей внешней холодности, прекрасно понимал, что происходило в ее душе. И даже облекал это в слова, когда сама она слов не находила.
— Если в будущем вы с Саске — единственные Учиха, значит мы и не должны были встретиться, да? — тихо добавил он.
Дрожащий лунный свет на воде смазали набежавшие слезы.
— Дядя, вернись с этой миссии, пожалуйста.
Сарада сняла очки, отложила их на пол и смахнула влагу с ресниц. Итачи молчал. Он уже не возмущался, что она называла его «дядей».
— Потому что ты прав, — выдохнула Сарада. — Пусть прошло совсем немного времени, но я… я успела полюбить тебя, дядя.
Глава 16. Мягкий Кулак
16
Утро выдалось солнечное. На площади перед академией рядами стояли будущие первоклассники, и их радостное возбуждение передавалось даже родителям. Учителя-чунины застыли по стойке смирно за спиной Хокаге, который говорил вступительное слово, и один из них, совсем еще молодой парень, отчаянно напомнил Сараде директора из академии ее времени.
Особо внимательно она рассматривала Третьего. Этот маленький морщинистый старичок с трубкой в зубах — ожившая легенда, Сандайме Хокаге по прозвищу «профессор». Странно было сознавать, глядя на его сухую старческую фигуру, что этот человек еще способен сражаться и не только выполнять рутинные обязанности Хокаге, но и в критический момент встать на защиту деревни Скрытого Листа.
Дедушка Конохамару-сенсея. Он ведь погиб во время нападения Орочимару… Точнее, погибнет. Но это будет еще нескоро.
Сарада стояла рядом с семьей. Бабушка Микото махала рукой обернувшемуся Саске, а дедушка Фугаку тяжелым взглядом наблюдал за церемонией, сплетя руки на груди. Заметив отца, Саске помрачнел и отвернулся.
Хокаге закончил речь. Первоклассники немного расслабились и загалдели.
— Саске-кун! — тонко пискнул девичий голосок. И еще один. И еще.
Сарада в замешательстве уставилась на толпу детей. Розовая макушка, за ней — светлая, и другие девчонки… Все с обожанием глядели на Саске, в то время как сам он продолжал игнорировать всех на свете, сунув руки в карманы.
«Кажется, эта вредина была такой всегда», — сердито подумала Сарада.
Мама тоже поступала в академию. Та самая розовая макушка — это ведь была Сакура, кто же еще. Она следила за Саске, будто для нее не существовало ничего на свете: ни академии, ни друзей, ни родителей.
Он уже нравится ей. Мамочка…
Сараде было больно наблюдать, как светлые чувства маленькой Сакуры натыкаются на бетонную стену папиного безразличия. Ей самой это было знакомо. Но ничего. Он достанется маме, а не всем этим девчонкам. И то, что она существует — достойное тому подтверждение.
Наруто, скосив глаза, смотрел на толпу родителей. Встретившись взглядом с Сарадой, он вдруг ожил и расплылся в улыбке. Она помахала ему рукой, и Нанадайме, довольно зажмурившись, ответил ей.
Надо же, и почему он так ко мне привязался? Хотя, наверное, дядя думает так же и обо мне.
В груди стало тесно. Сейчас, когда Сарада стояла на церемонии во дворе академии, посреди мирной Конохи — ее дядя где-то сражался насмерть с невероятно сильным врагом. Быть может, в эту минуту он уже победил и возвращается домой. Или наоборот, раненный истекает кровью и некому прийти ему на помощь. Или уже был мертв.