Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста
Торн бережно опустил тело на землю и перевязал сыромятным ремешком руки — ноги. Потом побрызгал на лицо все еще находящегося в беспамятстве врага живительной влагой и отошел на шаг, чтобы быть лучше виденным. Где он взял жидкость, чтобы привести стражника в чувство? Во всяком случае, не во фляге принес.
— Ты кто? — застонав, спросил десятник, приходя в себя. Обнаружив, что ни руки, ни ноги не подчиняются желанию обрести привычную свободу, он испугался.
Торн слабо понимал датский язык, но в этом случае здорово помогала интонация и выражение лица. Казалось, языкового барьера больше не существует.
— Помнишь меня? — спросил он, приблизив свое лицо.
— Нет, — прошептал стражник, и тут же память услужливо выдала ему картинку трех-, или пятигодичной давности. — Что ты хочешь? Меня убивать нельзя! Тебя поймают и повесят!
Сказав это, он сразу вспомнил, что вчера погиб его коллега. Он затравленно огляделся и обнаружил себя на том же самом месте. Настроение, и так-то не будучи хорошим, испортилось напрочь.
— Ты что, возомнил себя судьей? — вложив в голос остатки мужества, проговорил десятник.
— Я не судья — я только карающая десница, — ответил Торн. Он понял, что нельзя терять времени на лишние разговоры — в любой момент может возникнуть нечаянный свидетель.
— Я — Закон! — попытался прокричать стражник, но губы пересохли, выдав лишь едва узнаваемое сипение.
— А я — Справедливость! — сказал Веселый Торн и с силой опустил обух топора на переносицу десятника. Потом он достал из кармана сломанную черную стрелу, несколько мелких монеток и бросил все это на тело, разрезал и убрал ремни и ушел прочь. Никто не пустился в погоню.
— А зачем стрела? — поинтересовался Охвен.
— По ней определят, что все это совершили викинги, к тому же норманны. Ломанутся в порт, но ничего там не добьются, если не хотят, конечно, войны. Впредь будут внимательны, как и с кем можно себя так вести, — ответил Вождь. — А у нас будет больше времени, чтобы убраться отсюда.
Они ехали до самой переправы больше ни говоря ни слова. Уже на том берегу, добравшись до ближайшего ручья, чтобы умыться, Торн неожиданно спросил:
— Ну, что, старина? Не ощущаешь себя убийцей?
Охвен ответил без промедления:
— Не я начал эту войну. А на войне — все убийцы. Было бы легче, если бы все мои враги одержали верх? Я выбираю жизнь. Впрочем, как и они выбирали. Только им повезло меньше, чем мне. Может, потому что их война была неправедная?
— А твоя, стало быть, праведная?
— Бог рассудит, — пожал плечами Охвен. — Когда-нибудь я об этом узнаю.
10
Они вернулись в Морской Дом без приключений. Торн только предупредил, чтобы Охвен ни с кем не делился впечатлениями от поездки: убив стражников, они теперь, вроде бы как, вне закона.
— Лучше вообще стараться избегать людей, состоящих на службе у Закона, не оказывать им сопротивления и подчиняться, — сказал Торн.
— И убивать лишь в том случае, когда нет другого выхода, — добавил Охвен.
— Верно, — рассмеялся норманн.
Через условленное время собралась и большая часть дружины. К этому моменту вождь уже нашел для них новое задание: требовалось перевести четырех, приговоренных к вечной каторге, человек, а также каких-то свиненков, ягненков и козленков к ним впридачу. Поход предстоял трудный и рискованный: к острову каторжан Исландии. Единственный месяц, когда окружающее море не бурлило штормами был август. Охвену было совершенно некуда деваться, поэтому он попросился идти с Торном, хотя тот и нисколько не сомневался, что карел не останется.
Охвен, не задумывающийся о мощи океана, со спокойной душой занимался уготованным ему ремеслом, в то время как бывалые морские волки проявляли беспокойство. Они молились Одину и новому христианскому Богу, периодически сплевывали через левое плечо и выделяли морю богатую жертву перед каждым приемом пищи.
— Чего это они ведут себя так? — удивился Охвен у Рогатого.
— Побывал бы ты в настоящем шторме, понял бы, чего надо опасаться, — поджал губы Рог. — Ожидание бури всегда хуже переносится, чем сама буря.
— А что — будет буря? — наивно поинтересовался Охвен.
— Типун тебе на язык! — быстро ответил викинг и сплюнул через левое плечо. — Море в этих местах редко бывает другом.
Но им повезло. До Исландии добрались под парусами, карабкаясь на самый верх огромных ленивых волн, потом катясь вниз. Когда зашли в неглубокий фьорд, выбрались на сушу, Торн выставил своих людей полукольцом, укрываясь щитами. Встал вместе с викингами и Охвен, осторожно разглядывая окрестности. Он ожидал нападения неведомых чудищ каждый миг, но никто не попытался не только атаковать их, но и показаться на виду. Странные плоские вершины гор, словно сточенные огромным наждаком, были безжизненны. Только вдалеке дрались между собой в воздухе крикливые чайки.
С дракара поспешно выгрузили прячущих свое лицо людей, за время путешествия ни с кем не говоривших, выбросили мешки с провизией и нехитрым скарбом, выгнали визжащих свиней, упирающихся баранов и безразличных коз. Быстро попрыгали в ладью и, энергично работая веслами, отошли от берега.
Охвен облегченно вздохнул, как выяснилось, в одиночестве: викинги продолжали оставаться сосредоточенными и насупленными. Обратный путь пролетел быстрее. Но уже когда впереди показались скалы Норвегии, ветер стал крепчать. Викинги Веселого Торна смеялись во все горло, налегая на весла и щурясь от брызг. Они спрятались в незнакомом фьорде, как море разбуянилось не на шутку.
Когда дракар уткнулся в прибрежную гальку, викинги попрыгали на землю, Торн прокричал:
— Опоздало ты, море! — и захохотал, подставляя сильному ветру лицо. — Спасибо тебе, что милостиво пропустило нас к Исландии и обратно! Мы все твои дети! И даже карел!
Теперь облегченно вздохнули все. В этот раз им повезло. Но потом, если доведется такая доля снова идти на Исландию, никто не откажется. Викинги не боятся ничего! Тонуть в бурлящей воде без меча в руке — не самая приятная участь, но нельзя бегать от судьбы. Многие, раскинув руки по сторонам, попадали на песок. Потом они, оборудовав лагерь и расставив посты, весело рассказывали друг другу байки из жизни, слушая, как за скалами беснуются озверевшие волны. Так спокойно было сидеть у костра, потягивать брагу и чувствовать сбоку локоть товарища. Охвен все больше молчал, но ему было очень хорошо. Он даже на миг забыл о своей далекой Родине. Зато узнал, что на Исландию свозят только особо опасных преступников, которых к этому приговаривает суд. Добраться до острова тяжело, выбраться — еще сложнее. Деревьев там почти совсем нет, поэтому построить дракар почти невозможно. Зимы стоят холодные, но от горячих источников, пробивающихся из-под земли, идет такое тепло, что можно смело залезать в воду в любой мороз. Около таких родников каторжане и строят свои нехитрые жилища. Охотятся на разное зверье, ловят рыбу и живут себе, как люди: убивая друг друга и, наверно, размножаясь. Охвену, несмотря на вечно горячую воду, побывать на этом острове снова совсем не хотелось.
