Оксана Елисеева - Ланселот мой рыцарь
С этими словами Гавейн развернулся и ушел. Ланселот с минуту смотрел ему вслед. Что с ним происходит? Только что поссорился с лучшим другом. И все эта чертовка. Все встанет на свои места, когда она уедет.
Он направился вниз, в зал, на ходу приказав слуге подавать ужин. Сев на свое место за столом, он отметил, что Хелен нет. Значит, она будет сидеть в своей комнате, ссылаясь на боль в ноге? Трусиха. Но тут по залу прошел шепот, и Ланселот невольно поднял голову. Хелен спускалась по главной лестнице, одетая в такое красивое платье цвета красного вина, что все слуги и рыцари уставились на нее. Ее волосы против обыкновения были распущены и колыхались темным вересковым облаком. Глаза сверкали, как рубиновое ожерелье на шее. За ней шел Гавейн. Ланселот понял, что спокойно поужинать ему не дадут. Очевидно, Хелен снова взялась за свое.
— Добрый вечер, господа, — поздоровалась она с рыцарями, усаживаясь между Гавейном и Тристаном и посылая в зал ослепительную улыбку.
Ланселот, видя это, сжал золотую ложку, и она медленно согнулась.
— Не смейте заигрывать с моими рыцарями. Я не хочу, чтобы они потеряли голову из-за такой вертихвостки, как вы, — предупредил он, не поворачивая к ней головы.
— Как ты, Ланселот? — раздался насмешливый голос Гавейна.
Ланселот резко повернулся к нему.
— А может быть, ты? Это ведь ты защищаешь нашу дорогую леди Хелен всякий раз, когда она…
— Когда что? — вмешалась Хелен. — Я не сделала ничего во вред вам. Но вы по-прежнему видите во мне только врага. Я не собираюсь терпеть это и дальше.
— И что же вы сделаете?
— Я поеду в Камелот, когда закончу свои дела здесь.
— Это какие же? Разрушение моего замка и захват моих рыцарей?
— Я собираюсь изучить остатки поселения кельтов недалеко от вашей деревни, и вы не сможете мне помешать.
— Еще как помешаю. Если Гавейн не отвезет вас в Камелот, то это сделаю я. Возможно, мне придется провести в вашем несравненном обществе еще два-три дня, но потом мои мучения закончатся, и я стану самым счастливым человеком на свете.
Хелен с яростью бросила ложку на стол.
— Да как вы смеете? Вы снова оскорбляете меня, а ведь совсем недавно обещали не делать этого!
— Вы тоже оскорбляете меня.
— Интересно, чем же? Тем, что хочу осмотреть какие-то заброшенные остатки деревни?
Ланселот не нашел, что ответить, поэтому просто встал и ушел. Конечно, это выглядело как капитуляция. Куда ни повернись, всюду была права она, и это порядком начинало его бесить. Но зачем он сам все время придирается к ней? Почему в ее присутствии он говорит и делает не то?
Он стоял на балконе, выходящем на тренировочное поле, и вновь вспоминал, как она лежала на его руках, когда он нес ее, как ее лицо было так близко к нему, что надо было лишь чуть наклониться, чтобы коснуться ее мягкой щеки. Его руки до сих пор помнили упругость ее тела, а кончики пальцев горели, будто он касался ее лишь минуту назад. Что с ним делает эта ведьма? Он видел ее волосы распущенными тогда, в замке, но не представлял, что они так прекрасны. И неужели она надела это платье, чтобы подразнить его? Он вспомнил ее тонкую талию и огромные карие глаза с длинными, загнутыми кверху ресницами. С каких пор он запоминает такие подробности? Сзади кто-то подошел, и он резко обернулся. Опять Гавейн. Что же он хочет от него на этот раз?
— Ты даже не поужинал как следует, — проговорил его друг, вставая рядом.
Ланселот удивленно посмотрел на него. В походах они не едят как следует по нескольку дней, однако тогда это Гавейна не беспокоит. Что же сейчас?
— Зачем ты пришел? — с подозрением поинтересовался он.
— Чтобы услышать твои извинения и извиниться самому, — спокойно объяснил Гавейн.
— Извиниться?
— Да, мне не следовало вмешиваться в ваши отношения.
— У нас нет никаких отношений.
— Я не слепой, Ланселот. Ни с одной женщиной ты не вел себя так.
— Грубо и отвратительно? — Ланселоту вдруг захотелось все рассказать, посоветоваться с другом. И не просто другом, ведь Гавейн всю жизнь был ему вместо старшего брата. — Я сам не знаю, что на меня находит, — признался он. — Каждый раз, когда я заговариваю с ней, какой-то черт толкает меня сказать гадость, которая все портит. Только что мы беседуем совершенно спокойно, а потом раз — и я делаю глупость. Отчего так происходит?
Гавейн понимающе улыбнулся.
— Так к некоторым из нас приходит любовь.
— Любовь? Чушь.
— Мы злимся на самих себя, что не можем контролировать себя по-прежнему, и выплескиваем эту злость на других.
Ланселот недоуменно посмотрел на друга. Он не шутит? Его слова так похожи на то, что происходит с ним. Он протянул Гавейну руку.
— Извини меня. Я не должен был говорить, что это не твое дело. Похоже, ты разбираешься в этом лучше меня.
Гавейн рассмеялся и обнял его.
— Так-то лучше. Расскажи-ка мне еще, что случилось между вами? Почему ты решил так быстро избавиться от нее? Она так сильно тебя волнует?
Ланселот почувствовал, как начинает гореть лицо, что бывало с ним нечасто, если не сказать никогда, но, к счастью, темнота скрыла это, поэтому Гавейн услышал лишь его взволнованное дыхание:
— Еще как.
— Так в чем же дело? Почему ты не начнешь ухаживать за ней вместо того, чтобы отсылать от себя?
Ланселот вздохнул. Если он скажет, что Хелен утверждает, будто явилась из будущего, его друг посчитает ее сумасшедшей.
— Я не могу. Она мне не подходит.
— И как ты это понял? Из ваших ссор? — снова усмехнулся Гавейн.
— Я это знаю, — стоял на своем Ланселот.
— А я вижу, что вы оба похожи, как две капли воды. А для хорошего брака лучше и не придумаешь. Муж и жена должны быть из одного теста.
— Ты собрался меня женить?
— А что? Тебе уже тридцать лет, пора завести семью и подумать о наследниках.
Ланселот задумчиво потер подбородок. Конечно, он задумывался об этом, но редко. Все же постоянная война с саксами не оставляет времени на то, чтобы улаживать личную жизнь. Конечно, любая дама при дворе Артура с удовольствием примет его предложение, но готов ли он отдать кому-либо свое сердце? Ведь брак без любви — мучение для обоих супругов.
Сравнивая формальные браки многих рыцарей, включая Артура, со счастливым браком Гавейна, Ланселот понимал, что настоящая семья должна строиться на любви. Он еще помнил свое счастливое детство, помнил, какая теплая атмосфера царила в их доме, а это было возможно потому, что его родители любили друг друга. В браках по расчету любви не было, и Ланселоту даже со стороны было заметно напряжение, сквозившее между супругами. К тому же большинство женатых таким образом пар предпочитали жить раздельно, а Ланселот не одобрял этого. В его представлении идеальная семья была тем местом и теми людьми, к которым он мог бы обратиться в любое время с радостью или болью, с победой или поражением, которая бы поддержала его и порадовалась вместе с ним. А со стороны супруга, выбранного по расчету, вряд ли можно было всего этого ожидать. Такие союзы приносили деньги и связи, и этого было достаточно.
