Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ
И обе дамы возглавили торжественное шествие и сидели во главе стола во время пиршества.
Затем юноши вернули их — одну мужу, другую старшему брату, — и, полные горечи, отправились в отведенные им комнаты.
Каково же было их удивление, когда они обнаружили там гостя!
Некий человек, одетый монахом, с низко опущенным капюшоном, сидел на широкой кровати и смотрел в пол. Заслышав шаги, монах этот встал, повернулся навстречу вошедшим, откинул назад капюшон — и перед юношами предстала дама Авуаза.
— Что ж, — проговорила она, и от звука ее голоса сердца друзей размягчились и потекли, как мед, — вот я и пришла за своей наградой, мои юные мессиры. Ведь вы одержали эту победу ради меня, не так ли?
— Да, — сказал Ален де Керморван, не в силах больше удерживать в себе правду.
А Ален де Мезлоан, который держался крепче своего друга, упрямо сказал:
— Вовсе нет.
Авуаза негромко рассмеялась и сбросила с себя плащ. Тут уж оба молодых рыцаря зажмурились, ибо дама под плащом была совершенно обнаженной, и ее нагота сверкнула перед ними, точно молния.
— Я пришла за своей наградой, — повторила Авуаза, — и я получу ее, иначе обоим вам несдобровать.
С этими словами она улеглась на постель и протянула к ним руки. И они не успели даже глазом моргнуть, как мановением волшебства тоже оказались без одежды. И сир де Керморван обнимал даму Авуазу слева, а сир де Мезлоан — справа, и они прижимали ее к себе и тискали, а потом ублажали так, как она им подсказывала, и еще так, как подсказывала им пылающая плоть, и в конце концов все трое в изнеможении заснули, переплетя руки и ноги.
Утро заглянуло в комнату и направило туда длинный широкий луч солнца. В этом луче дама Авуаза лежала такая теплая, гибкая, переполненная земной любовью, что у сира де Керморвана, который проснулся первым, защемило сердце. Он смотрел на нее, и на своего друга, спавшего рядом, и понимал, что его счастье совершенно, так что любое добавление или изменение привело бы к нарушению этого идеального состояния.
А совершенство, насколько было известно сиру де Керморвану, всегда хрупко, ибо располагается на самом острие иглы и способно обрушиться от любого, малейшего дуновения.
Так и случилось. Сир де Мезлоан открыл глаза и простонал:
— Боже, что мы наделали!
А дама Авуаза тоже открыла глаза и улыбнулась сразу обоим:
— Боже, как было прекрасно!
Затем она села и отбросила волосы на спину.
— Вы будете расчесывать мне волосы, — велела она одному, — а вы подадите мне одежду. Я же тем временем расскажу, какое наказание я вам присудила за то, что вы назвали королевами турнира каких-то безобразных старух.
— Говорите, прекрасная дама, — легкомысленно согласились юноши. — Что бы вы нам ни назначили, мы все выполним ради того наслаждения, которое вы подарили нам нынешней ночью.
— Если бы вы знали, о чем я думаю, то не соглашались бы так просто, — возразила дама. — Впрочем, слово дано, и вы оба будете прокляты, если не сдержите обещания. Итак, за то, что вы избрали королевами первых встречных, я обрекаю вас на женитьбу на первой встречной девушке, лишь бы она подходила вам по возрасту и по положению. Иными словами, каждый из вас женится на той, которую повстречает по возвращении домой. Я дозволяю вам не обращать внимания на старух и на вилланок; но любая девушка рыцарского сословия, будь она даже бедна и уродлива, да станет женой для вас.
— Хорошо, — сказал Ален де Керморван и поцеловал прядь ее волос.
— Будь по-вашему, — добавил Ален де Мезлоан и поцеловал ее ухо.
И скоро все трое опять обнимали друг друга, купаясь в солнечном луче.
* * *Почти месяц после этого ни один из Аленов не покидал своего замка из страха первой встречной девушки, ибо память о ласках дамы Авуазы была еще слишком свежа в их памяти и ни одному не хотелось жениться, да еще неизвестно на ком. Но в конце концов такая жизнь показалась им невыносимой, и сир Ален де Керморван сдался первым. Он сел писать письмо.
«Любезный сир Ален, — так церемонно начиналось это послание, — похоже, мы с Вами оба очутились в невыносимом положении. И ни один из нас не знает, как избавиться от него. Ведь мы дали слово даме Авуазе исполнить ее наказ, и только смерть может разрешить нас от подобной клятвы. Согласны ли Вы умереть? Я мог бы оказать Вам эту услугу — при условии, разумеется, что Вы окажете мне подобную. Сразив друг друга, мы не будем наказаны за самоубийство всевидящим Господом, который, несомненно, нас простит ради нашей дружбы, и ненавистная женитьба не будет нам угрожать. Жду Вашего решения. Ваш друг — на земле и в вечности — Ален де Керморван».
Да уж, пригодилось молодым людям умение читать и писать! Настала для них пора обмена письмами, и каждый благословил своего былого наставника, принудившего их в детские лета забивать память причудливыми очертаниями букв! Так что написав послание и отправив его с пажом, сир Ален де Керморван немедленно навестил могилу старого капеллана и от души помолился на ней.
— И за то, что вы обучили меня грамоте, так что я могу выразить в письме мои сокровенные мысли, не доверяя их никому, кроме того, кому они предназначены, — за это, мой дорогой учитель, я благодарю вас всем сердцем. И я закажу за упокой вашей души сорок месс.
Получив письмо от Алена де Керморвана, Ален де Мезлоан несколько часов не находил себе места. В волнении ходил он по своему замку и заламывал руки, ибо слишком соблазнительным представилось ему предложение друга. Смерть действительно решала все. Кроме того, у Алена де Мезлоана сладко ныло в груди при мысли о том, как дама Авуаза, получив горестное известие, будет плакать. Он подумал о слезинках, которые задрожат в ее глазах, о влажных дорожках на ее щеках, покрытых легким пушком, — и огненное желание заполонило его тело, так что он едва не задохнулся. Кажется, пожертвовал бы и спасением души за право сжать Авуазу в объятиях!
— Нет уж, — вслух произнес Ален де Мезлоан, — если нам обоим что-то и требуется, так это женитьба!
Он нашел того монаха, который некогда обучал его грамоте. Монах с той поры не слишком постарел: во-первых, потому что монахи вообще не бывают ни молодыми, ни старыми, а во-вторых, потому что с той поры, как сир Ален был мальчиком, не так уж много времени прошло.
— Хочу просить вас, святой отец, помочь мне с письмом, — сказал Ален.
— Я обучил вас писать письма, как вы ни сопротивлялись этому, мессир, — упрямо ответил монах, — так что извольте потрудиться сами.
— А я обещал повесить вас на стене моего замка, если вы будете мне перечить! — вспылил сир Ален. — Я вам больше не мальчик, так что извольте подчиниться.
