Ричард Морган - Сталь остается
— Ты призывал нас, — с ноткой иронии произнес голос, явно не принадлежавший девушке. — Зачем?
— У… У… Уранн? — выдавил из себя Полтар, дрожа, как больной лихорадкой.
— Нет, хотя близко. — Лицо приблизилось еще немного и попыталось улыбнуться. — Полагаю, ты знаешь меня под именем Келгрис.
Даже ужас и боль не лишили Полтара способности удивляться. Келгрис, Владычице Первой Крови и Сокола, поклонялись главным образом юные влюбленные, беременные женщины да старушки знахарки. У воронаков о ней, отодвинутой даже не на второй, а на третий план воинскими ритуалами, практически забыли. Дети произносили имя Келгрис как ругательство, иногда ее поминали в грубоватых шуточках насчет загробной жизни, однако помимо того…
Голова зашипела на него, будто и впрямь принадлежала змее.
— Помимо того, о Полтар, мастер двенадцати могучих ударов, требуется разум, выстроить который подобным тебе не хватило бы и тысячи лет. Важно другое. Ты просил Небожителей о заступничестве. Ты обращался к нам в молитвах и снах, резал маленьких животных и пил их кровь, сжигал горшки фимиама, наивно полагая, что его запах привлечет наше внимание. Ты жаждал узреть Небожителей, и ты увидишь их, но не думай, что они станут играть с тобой в твои игры — насчет этого не испытывай сомнений и положись полностью на нас. — Существо, захватившее тело девушки, с видимым удовольствием повторило слова, сказанные ранее Аханой, да еще и попыталось воспроизвести ее интонацию. — Я доставила послание от моего брата Хорайна, того самого, которого вы называете Уранном. И послание это таково: «Жди и смотри».
Шаман прижал руку к боли, что разгоралась между ног.
— А Уранн накажет Дрэгонсбэйна? Буду ли я отмщен?
— Это, — беззаботно ответила Келгрис, — зависит от твоего поведения. Будешь вести себя, как подобает… мм… Идущему Небесной Тропой, может быть, что-то и получишь. Вызовешь наше неудовольствие, и твоя душа станет игрушкой в ледяном аду. Или чем-нибудь еще. Что касается этого… — один из пальцев, сжимавших член Полтара, разогнулся и ткнул в съежившуюся от страха мошонку, — священник, если ему назначено служить каналом энергии, обязан оставаться непорочным. Непорочным. Ты еще помнишь, что означает это слово?
Давление усилилось. Полтар почувствовал, как рвется кожа, как растекается кровь.
— Да, — завопил он. — Да! Непорочным!
— Отныне ты не изольешь семени без моего позволения. Ты меня понял?
— Да, да, да…
Полтар заплакал от боли.
Пальцы разжались так же внезапно, как и стиснулись, и шаман, отшатнувшись от деревянной рамы, упал у двери.
— Ладно, в таком случае продолжай, — тем же беззаботным тоном посоветовала Келгрис. — Продолжай и… гм… радуйся, что боги вернулись к тебе.
Шаман распростерся перед обнаженным, будто распятым на раме, телом. Лежать на голом, грубом полу, прижавшись к нему изуродованным членом, было нестерпимо больно, но он лежал недвижимо, дрожа и молясь, пока голоса и настойчивый стук в дверь не привели его в чувство.
Все еще трясясь от страха, Полтар поднял голову и огляделся. Келгрис исчезла, оставив после себя полную неподвижность. В комнате было темно, свечи потухли. Проникавший через окно звездный свет позволял рассмотреть жуткий силуэт на деревянной раме: привязанное тело, вытянутая, сломанная шея, свисающая безжизненно голова, широко открытые глаза с застывшим в них немым укором.
И улыбка на мертвых губах — словно печать Келгрис.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На то, чтобы все поправить, ушло около часа. Весь фокус был в инерции.
— Не позволяй им останавливаться, — говорил ему в тот день Флараднам, лежа на носилках в медицинской палатке. Говорил тяжело, хрипло, и на лице его перекатывались под кожей узлы боли. Снаружи шумел летний дождь, земля раскисала, превращаясь в предательскую, скользкую грязь. — Не давай им времени на раздумье, не позволяй ныть и жаловаться. От тебя требуется уверенность. Найди эту уверенность, Гил, а не найдешь — сыграй. Главное — уведи их отсюда. Заставь их шевелиться.
С носилок Флараднам уже не встал.
По склону горы, под дождем, меся грязь, уныло тащились остатки разбитого экспедиционного корпуса. Кольчуги и некогда веселенькой расцветки форма казались пятнами пестрой плесени на фоне посеревшего ландшафта. Стоя у выхода из палатки и стараясь не слышать хриплых стонов и зубовного скрежета за спиной, Рингил всматривался в пелену ливня. Как сделать то, о чем говорил Флараднам? Он не просто не знал, он даже не представлял себе. Кириатские боевые машины пришлось бросить, они вязли в грязи. Раненые и умирающие исчислялись сотнями. Рептилии наступали.
От Гэллоус-Уотер их отделял двухдневный марш — на юго-восток, по открытой гористой местности.
Не позволяй им останавливаться.
Сначала привести в чувство раненых стражников, поднять их, заставить всех поверить, что ничего серьезного не случилось, что большого ущерба их здоровью Дарби не причинил. Принести холодной воды со двора Шалака. Отвести весь отряд в таверну на другой стороне улицы через переменившуюся в настроении толпу. Пустить по кругу вино, заплатить за все и не пожалеть денег, чтобы люди задержались надолго. Пригласить музыкантов. Попробовать самому жуткое хозяйское вино, не забывая при этом улыбаться во весь рот. Понаблюдать за шлюхами, глаза у которых разгорелись, как у кошек при виде мясных обрезков. Играть роль благородного, но не кичливого господина, пока недавняя стычка не позабудется, не растает в общем веселье.
И уйти.
Рингил ускользнул незаметно, когда пошли песни и мягкие синие сумерки уже ползли вверх по улице от реки. В небе во всей своей красоте сиял Обруч. Площадь опустела, лишь кое-где торопились домой прохожие да фонарщики с лестницами нарушали тишину вечера. После шумной, горячей атмосферы таверны здесь было прохладно и спокойно. Он перешел улицу в направлении домика Шалака и увидел сидящего на ступеньке Дарби. Рингил подобрал валявшуюся на мостовой дубинку и рассеянно покрутил ее в руке.
— Хочешь сувенир? — спросил он, протягивая дубинку ветерану.
Тот покачал головой, погладил лежащую на коленях палку и, словно сонный ребенок, обнял себя за плечи.
— Мне и Старушки Лурлин достаточно. Мы с ней давно знакомы.
— И то верно.
— Премного благодарен вашей милости. За то, что вмешались. Похоже, меня сегодня одолели. — Старый солдат поднял руку, осторожно ощупал разбитое лицо. На пальцах осталась засохшая кровь. Он скорчил гримасу. — Точно, отделали как следует. Боюсь, ребро снова треснуло.
— Идти можешь?
