Галина Гончарова - Средневековая история. Изнанка королевского дворца
– Да, учительница.
Лиля сверкнула на мужчину глазами, но Тахир невозмутимо отвесил ей церемониальный поклон. Руки у груди, глаза в землю…
– Госпожа, спасибо вам за свет новых знаний…
Пришлось изображать то же самое.
– Благодарю за помощь, друг мой…
Лиля мрачно подумала, что не избежать ей написания учебника по гинекологии.
* * *За этот день Питер пережил несколько смертей.
Лоран не ошибался. Свою жену наследник герцогства Ивельен любил до умопомрачения. Встань вопрос – мать или ребенок – Питер выбрал бы мать.
И если бы Амалия умерла при родах – наверное, быстро согнал бы себя в могилу.
Первая «смерть» у него была, когда начались роды. Жене было больно. Из-за его ребенка.
Из-за него…
Боли Питер не боялся. Случались у него и дуэли, и поединки, но одно дело – когда ты. Ты – мужчина. Сильный, умный, храбрый… да в конце концов – ты защищаться можешь!
А это – женщина.
Слабая. Любимая. Единственная.
Которая может только молиться Альдонаю.
Питер знал, что результат родов во многом зависит от Бога. И оставалось только молиться.
Увы…
То ли праведности не хватало, то ли адресата.
Альдонай решительно не желал прислушиваться. И все чаще доносились крики, в которых уже не осталось ничего человеческого. И все мрачнее становилась повитуха.
Появление графини Иртон ничего не поменяло для Питера. Что она может? Подержать его за руку?
Да если бы ему предложили – обменять жизни всех находящихся в поместье на жизни Амалии – он бы не колебался ни секунду. Но ведь не предлагали…
Когда графиня сказала про докторуса – Питер ощутил прилив надежды.
Ханган?
Да хоть сама Мальдоная!
Лишь бы помогло! Поможет ведь, правда, правда же?!
Докторус, правда, оказался странным. И потребовал как можно больше горячей воды и умыться с дороги, вместо того, чтобы тут же пойти к роженице. Но мало ли, как у них принято?
Удивительнее то, что вместе с ним мылись еще графиня и молодой человек, прибывший в ее свите. И поднялись они все вместе. Втроем.
Отец Питера хотел было это пресечь, но в него вцепилась Алисия.
– Герцог, не мешайте им.
– Графиня?
Интонацией Лоран предлагал дать пояснения. И Алисия не сплоховала.
– К Тахиру едут даже из Ханганата. Сейчас в Ативерне находится принц Ханганата Амир Гулим.
– Хорошо. Тахир лекарь. А остальные двое?
– Джейми – травник.
Лоран смягчился. Травник – это полезно.
– А ваша невестка?
– Тахир не поехал в Ханганат именно из-за нее. Лилиан – его любимая ученица – и он с ней не расстанется.
– Ученица?
– Моя невестка потеряла ребенка. И решила научиться всему, чтобы впредь такого не повторилось…
– Все в воле Альдоная…
– Кроме козней подлецов…
– То есть?
– Ребенка моя невестка потеряла из-за какого-то мерзавца. Ну ничего, король найдет этого негодяя, – пояснила Алисия.
Питер почти не прислушивался. Не до того.
Сверху доносились стоны.
Иногда они затихали, и мужчина чувствовал прилив надежды. Но детский плач заставлял себя ждать. А стоны были все отчаяннее…
Потом они вовсе стихли. Или просто стали не слышны?
На повитуху, которая разгневанно вошла в комнату, Питер обратил внимание сразу же.
– Что случилось?
– Меня выгнали! – возмущенно заявила женщина. – А если в моих услугах не нуждаются – я ухожу.
Повитуха имела полное право на возмущение. Ее звали в самые богатые дома, она считалась одной из лучших… и нате вам! Девчонка (пусть и с графским званием, графья – они тоже рожают) приказывает ее выгнать, мальчишка выпихивает за дверь… да пропади оно пропадом!
И к тому же… повитуха сильно подозревала, что роды такие кончатся либо смертью матери, либо смертью ребенка, а значит надо держаться отсюда подальше. Такие случаи вредны для репутации.
– Подождите! – Лоран встал. – Вам заплачено, так что извольте вернуться и помочь…
– Ваша светлость, меня выгнали и закрыли дверь изнутри, – медленно повторила повитуха.
Свалить все на этих мерзавцев! Пусть сами отдуваются за смерть маркизы.
– Но… а кто?
– Графиня.
– Н-но…
Стоны неожиданно прекратились или стали тише.
Питер бросился вверх по лестнице.
Мужчине не стоит присутствовать при родах?
Плевать!
Там его жена и его ребенок!
Но перед дверью спальни стояли двое мужчин. Незнакомых.
– Нельзя.
– Что?!
Питер не столько разозлился, сколько был в шоке. Ему, герцогу Ивельену, в его же доме…
– Графиня приказала не мешать. Вот и не мешайте.
– Да вы понимаете, с кем говорите? Я вас на конюшне засечь прикажу! – взвился Питер.
Двое мужчин смотрели абсолютно безразлично.
– Ваша светлость, графиня приказала никого не пускать. Вот и не пускаем.
– Я тут хозяин!
– А графиня вашей же жене помогает. А если вы помешаете, может быть только хуже. Ваша светлость, вы поймите, мы тоже люди подневольные. Графиня нас тогда тоже запорет…
Жан Корье нагло врал.
Он отлично знал, что пороть Лилиан никого не прикажет. Скорее всего выкинет вон. Но и этого тоже не хотелось.
У графини было интересно.
Выдали форму, учили новому, кормили от пуза, щедро платили, да еще и…
Что привлекало людей в Лилиан Иртон – это ее отношение.
Она ни на кого не смотрела свысока, мол, я – графиня, а вы – быдло.
О, нет.
Она могла поговорить даже с золотарем. Она могла выслушать, ей всегда можно было пожаловаться – и если ты прав – графиня решала вопрос в твою пользу.
И Жан сам не заметил, как стал служить ей по-настоящему.
Не за страх или деньги, нет.
Просто потому, что она – такая. Ее сиятельство Лилиан Иртон.
И этим все сказано. И если она (пусть устами Джейми) приказала никого не пропускать – никого и не пропустят. Даже если придется драться. Хотя до этого вряд ли дойдет – парень, сразу видно, не боец.
И верно. Питер сломался.
Опустился прямо на грязный пол, вздохнул…
– Альдонай… помоги!
Мужчину охватывало отчаяние. А еще он знал – если Амалия умрет – он покончит с собой. Просто заколется кинжалом. И плевать на все. Без Амалии он жить не сможет.
Это было сродни смерти.
И Питер готовился к самому худшему.
А потом из комнаты (через год? Через миг?) донесся детский крик.
Яростный и громкий, он разорвал пелену отчаяния. И Питер «умер» в третий раз.
Что ему тот ребенок?
Была бы жива Амалия…
Но крик повторялся. Громкий, яростный, живой… А потом скрипнула дверь.
