Дмитрий Казаков - Сердце Пламени
— Что такое… — просипел Нивуч. — Я не ощущаю магии… или этот тот робкий недоучка? Но что именно…
Не договорив, он вскинул руку, стремительным движением начертил один из знаков Истинного Алфавита. Солнце засияло как раньше, мелодично засвистели птицы, но в окружающем мире осталась какая-то неправильность, точно и лес, и небо — все это было нарисовано на холсте…
— Оружие приготовить! — велел маг.
Картил Одлан натянул тетиву на лук, другие обнажили мечи. Поехали дальше, ощетинившись клинками и озираясь по сторонам.
Любой шорох в кустах заставлял вздрагивать опытных воинов, прошедших не один десяток битв. Мкарчик и Левон, ехавшие позади, то дело оборачивались на чудные звуки, но всякий раз видели только пустоту. Сераф скалил гнилые зубы, Парам Терсалимец про себя молился Азевру, покровителю воинов. Одлан чувствовал, что лес первый раз в жизни стал чужим, незнакомым.
И только Андвайн Гедари сохранял спокойствие.
— Так, что тут у нас… — Нивуч в очередной раз натянул уздечку, хотя никакой развилки видно не было. — Удивительно, но я потерял след. Он будто идет прямо и одновременно в сторону…
В этот момент выглядел не могучим колдуном, способным убить движением руки, а растерянным юнцом, попавшим в трудное положение.
— Так, а ну-ка… — он слез с коня, сделал шаг вперед.
Шорох и шум ударили по ушам, будто над головой закружилась стая незримых птиц. Гедари пригнулся, за ним остальные, Одлан вскинул лук, но стрелять было не в кого. Солнце вновь притухло, тени от деревьев прямо на глазах загустели и задвигались, поползли к людям. Кони забеспокоились, жеребец одного из близнецов нервно заржал, лошадь Серафа попыталась сбросить хозяина.
— Я понял! — завопил Нивуч, заставив спутников вздрогнуть. — Это сила мертвых! Но она обычно привязана к месту! Быстрее вперед!
Он торопливо забрался в седло, дал шпоры. Воины помчались за магом, Гедари, до ноги которого успела добраться одна из теней, ощутил нечто, похожее на осиный укус. Но Андвайн не обратил на него внимания, только нахлестнул скакуна, чтобы не отстать от остальных. Галопом промчались пару миль, а затем перешли на шаг.
Тут солнце светило как обычно, шелестела под ветром листва, и тени не пытались оживать.
— Что это? — просипел Сераф Мокрый, вращая бешеными, налитыми кровью глазами.
— Сила мертвых, — ответил Нивуч, выглядевший бледным, точно полотно. — Тех, кто погиб насильственной смертью… Иногда она проявляет себя сама там, где умерло сразу много людей. Порой ее способен вызвать чародей, знающий колдовство орданов, но простому человеку это не под силу!
— Тем не менее, — покачал головой Гедари, чувствуя, как занемевшая после прикосновения тени лодыжка начинает оживать.
— Удивительно еще то, что сила мертвых обычно пассивна, пока ее не потревожат — маг, кто-то вступивший на могилу, либо оказавшийся рядом с ней убийца. Но тут я просто не знаю, что и подумать… Она набросилась на нас, как на врагов. Может быть, кто-то из вас убивал в этих местах? — и Нивуч обвел спутников подозрительным взглядом.
— Нет, — твердо сказал Гедари, и это же слово один за другим повторили еще пятеро воинов.
— Ну тогда ладно… поехали.
Они пришпорили лошадей и продолжили путь. Примерно через три часа увидели сожженный поселок. Быстро стало ясно, что он пуст, а на заросшем сорняками огороде у оврага имеется недавно закопанная яма.
Изучив ее, Нивуч впал в бешеную ярость.
Интерлюдия с севера на юг
К северу от Великого леса, там, где большие деревья уступают место карликовым, а травы — мхам, начинается тундра. Тянется она вдоль берегов Белого океана, на западе упирается в Льдистые горы, а на востоке достигает подножия Предельного хребта, чьи склоны круты и обрывисты.
По просторам тундры кочуют стада оленей, сонмища леммингов находят тут корм, у ручьев и рек селятся белые лисы, а летом прилетают громадные стада птиц. Зимой они исчезают, все засыпает снегом, трещат свирепые морозы. Белое безмолвие, нарушаемое лишь воем вьюг, сковывает тундру.
Именно в этих местах более двенадцати тысяч лет назад нашли убежище остатки некогда могучего и славного народа йотунов. Поросшие белоснежной шерстью исполины с глазами прозрачными, как лед, пришли сюда с твердым намерением позже вернуться на юг и отомстить изгнавшим их пришельцам.
Но выжить в холодной тундре было непросто. Сила в могучих руках иссякала, сердца стучали менее яростно, и все реже появлялись в семьях беглецов дети. А те, что рождались, не могли похвастаться талантами предков. Они учились ловить рыбу, охотиться, овладевали начатками магии. Но ничего не хотели слышать об истории, искусстве или ремеслах…
И не помнили о старой вражде.
Через века последние умельцы и знатоки, родившиеся еще на юге, умерли, а сами эти слова пропали из языка йотунов. Многочисленный и умелый некогда народ распался на сотни уменьшающихся племен.
Они не строили жилищ, вместо одежды использовали грубо выделанные шкуры, и даже не пытались приручить оленей. Просто жили, теряя остатки разума и превращаясь в дикарей. Племена разделялись на семьи, а те не интересовались друг другом. Так продолжалось век за веком.
К году тысяча восемьсот восьмому по человеческому летоисчислению в тундре осталось всего несколько тысяч йотунов. Наступило лето, их семьи привычно двинулись на север, к очистившемуся ото льда морю. И тут поведение белых великанов перестало быть таким как всегда.
Ведущие за собой самок и детенышей самцы почему-то останавливались и нюхали воздух. В синих глазах вместо обычного тупого равнодушия было удивление и странное нетерпение.
Один из самцов, чей выводок обитал у самых Льдистых гор, развернулся и зашагал на восток. В тот же момент, сами не понимая почему, десятки его сородичей отклонились от проверенных столетиями маршрутов. Все они, сами того не осознавая, двинулись к лежащей у южной границы тундры укромной долине.
Здесь много тысячелетий назад последние йотуны, хранившие память о великом прошлом, возвели храм. А поскольку строить они умели, то он пережил все ураганы, пронесшиеся над Алионом за это время. Выстоял перед натиском веков, а могучие стены, сложенные из глыб серого камня, даже не потрескались.
Йотуны шли, медленно и не очень охотно. Они не думали, что их ведет, что ждет впереди. Просто подчинялись пришедшему откуда-то извне зову, неслышному, но очень могучему…
Под средней частью Льдистых гор, под возносящимся на четыре мили Столбовым пиком располагается город, носящий имя Морхедрон. Принадлежит он гномам. Сотни тоннелей пересекаются на десятках жилых уровней, шахты уходят в глубину, вентиляционные отверстия тянутся к поверхности.
