Черноводье (СИ) - Зимовец Александр

— Такое раньше было? — спросил я Морионе, торопливо заряжая крикет.

— Было, но не столько, — ответил он, покачав головой, тоже орудуя шомполом. — Так много — нет.

— Отходим, — бросил я матросам, когда увидел, что они уже готовы тащить очередной ствол. — Не торопимся.

Команда подняла бревно и потащила его, то и дело испуганно оглядываясь на черную волну, наползающую на отмель из леса. Солдаты, успевшие перезарядить мушкеты, отходили спинами вперед, не сводя глаз с угрозы. У одного не выдержали нервы, и он пальнул по черной шеренге, но никакого видимого ущерба, конечно, не произвел.

— Ночь горячая будет, — тихо проговорил Морионе, когда мы помогли втащить дерево на борт и сами взобрались по трапу, уставившись в опустившуюся мглу.

Черная волна уже преодолела примерно половину расстояния до вросшей в песок каравеллы. Отсюда уже было видно, что это не однородная толпа, что мертвяки роятся, словно насекомые, и этот процесс, хоть и кажется хаотичным, но имеет свою непонятную цель и даже какую-то красоту. Все это даже немного смахивало на боевой порядок. Можно было полюбоваться, да вот только — некогда. Были дела поважнее.

— Подпускаем ближе! — скомандовал я залегшим за бортом с мушкетами солдатам. — Ждем!

На секунду мне показалось, что Морионе хочет что-то возразить по поводу того, как я запросто командую его людьми, но не стал. Ожидание стало томительным. Толпа мертвецов приближалась неумолимо.

— Огонь! — крикнул я, когда навыки егеря подсказали мне, что первые ряды противника в зоне поражения. Мушкеты гаркнули почти синхронно, и несколько черных силуэтов повалилось, задергавшись, словно марионетки в руках неумелого кукловода.

Все стрелки бросились перезаряжать оружие. Скрежет шомполов сливался с хрустом дерева под пилой за нашими спинами. Ночь, в самом деле, предстояла жаркая.

Глава 23

Работа кипела всю ночь напролет. Пока одна половина экипажа во главе со мной и Морионе отбивалась от наседающих мертвяков, другая под руководством Гарвы пилила стволы и прилаживала доски.

Пару раз за ночь холодная черная волна мертвой плоти, не останавливаясь на подступах, перехлестывала через борт, и тогда в ход шли топоры, тесаки и алебарды. Даже прибывавшая вода не останавливала тупой напор нежити. Мертвые плыли в соленой воде, карабкались друг на друга, взбирались на покатый борт «Вестницы», хватались за снасти, скользили по просмоленным доскам и снова рвались в верх, пока их не останавливал свинцовый шар или молодецкий удар.

К тому времени, как на востоке загорелся тусклый холодный рассвет, пробоина была кое-как заделана кривыми и косыми непросушенными досками. Уж на что я ничего не понимал ни в плотницком деле, ни в навигации, но глядя на получившуюся заплатку, не мог не согласиться с капитаном: здесь оставалось только уповать на милость Мучеников.

После бессонной ночи, наполненной грохотом выстрелов, болели глаза, уши и руки, а крикет казался таким тяжелым, словно был целиком отлит из свинца. Мне хотелось упасть прямо на голые доски и проспать хотя бы пару часов, но напор тварей не ослабевал, и нужно было постоянно торчать на палубе: корректировать огонь, следить за вторым бортом, чтобы к нему не подобрались вплавь, рубить, стрелять, орать охрипшим от порохового дыма голосом.

То и дело я с надеждой поглядывал на уровень воды. Когда я только появился на берегу, глубина у борта «Вестницы» была всего лишь по колено: вода еще схлынула с тех пор, как корабль оказался на мели. С тех пор волны хорошенько наползли на пологий берег, придвинувшись к кромке леса. Глубина их у левого борта уже была по грудь, а прыгнув с правого и вовсе можно было бы только плыть. И все равно, воды было маловато, до ватерлинии она заметно не дотягивала.

Около полудня четверо дюжих матросов, понукаемые боцманом, осторожно вынесли на палубу носилки с капитаном, которому, видимо, надоело торчать во тьме и неизвестности. Он свесил голову за борт и скривился, поцокав языком.

— Маловат прилив, — тихо проговорил Дрикер. — Не снимет.

— Ну, глядишь, снимет еще, — неуверенно возразил боцман.

Капитан покачал головой.

— Жопу мученика Буксы он снимет, а не нас, — Дрикер поморщился и сплюнул за борт красноватую слюну. — Не видишь, что ли, прилив уж на исходе? Скоро вода прибывать перестанет.

— И что делать? — растерянно поинтересовался боцман, понизив голос. Он явно старался, чтобы команда не услышала. Как раз в этот момент все были заняты, глядя на очередную приближающуюся волну мертвецов, но в любую секунду могли осознать, что происходит.

— Не знаю, что делать, — капитан сжал узловатые пальцы так, что они побелели. — Если бы буксир сюда. Хоть когг какой-нибудь мелкий, авось бы сдвинули с места. При такой воде много сил уже не надо, немножко толкнуть бы только в открытое море, но где его возьмешь…

Боцман ничего не ответил. Он как-то сник и только раскачивался из стороны в сторону, словно китайский болванчик. В руке он комкал и теребил какую-то грязную тряпку.

Мысль о том, что может начаться, если команда осознает безвыходность положения, заставила меня вздрогнуть. С моим появлением все получили надежду и круглые сутки работали ради нее, и вот теперь…

— До нового прилива мы тут не дотянем, — озвучил боцман мысль, явно пришедшую в головы всем. — Уже и провизии в обрез, и пороха, а тут еще месяц сидеть. Как быть-то?

Вопрос свой он обращал не столько к капитану, сколько ко мне, и от этого я почему-то воровато огляделся по сторонам. Я чувствовал себя сейчас самозванцем. Не вестник избавления, а какая-то издевка Дьявола над этими людьми, доверившимися мне не в первый раз, и вновь напрасно.

Выглянув за борт, я увидел, как возле кромки леса собирается новая волна мертвых, еще гуще всех прошлых. Между стволами сосен показались две громадины могильников. Эти твари могли разметать корабль по доскам, и допустить, чтобы они добрались сюда, было ни в коем случае нельзя. Никакого месяца у «Вестницы» не было. Пожалуй, у нее не было и часа.

Решение пришло само собой, и показалось мне настолько естественным, что я даже удивился тому, что не подумал об этом раньше.

— Значит, так, оставайтесь здесь, — сказал я капитану с боцманом, взявшись руками за планширь и примериваясь, где удобнее спрыгнуть. — Возле бортов постарайтесь не стоять и команде скажите. Может качнуть сильно.

— Теперь уйдешь, значит, — со спокойной горечью произнес капитан. — Как пришел, так и уйдешь.

В его словах не было злости, только констатация факта. Мне стало безумно стыдно перед ним, перед всеми этими людьми.

— Никуда я не уйду, — ответил я твердо. — Мне теперь идти некуда.

Трап спускать было некогда, так что я просто повис на планшире и отпустил руки, надеясь, что глубина внизу достаточно велика, чтобы мне не переломать ног об дно. Надежды мои оправдались: и когда подошвы моих сапог коснулись мягкого песчаного дна, я уже ушел в воду почти по самую макушку.

Одежда мгновенно стала холодной и тяжелой, облепив меня, словно скотч. Ледяная дрожь пробрала до костей, хотелось выбраться поскорее, скинуть одежду, развести огонь. Но на огонь у меня времени не было

Не став даже отряхивать ладони, я пошел прочь от «Вестницы», надеясь, что не придется отходить слишком далеко.

План был совершенно безумный, но никакого другого у меня не было. Я хорошо понимал, что даже если мне и удастся спасти «Вестницу», сам я, скорее всего, погиб. Едва ли у меня останутся силы для того, чтобы вернуться к кораблю и подняться на борт. А даже если и останутся, к тому времени вокруг меня наверняка уже будут кишеть мертвые.

Страшнее всего было то, что теперь я уверился: здесь все происходит взаправду, а раз так, то и умирать, вероятно, придется всерьез. Или, все-таки, нет? Ведь спаслась же каким-то образом Кира?

Впрочем, не стоило об этом думать. Даже если Грановский каким-то образом спас ее, мне этого никто не гарантирует. С этой мыслью я зашагал в воде в сторону берега, стараясь не потерять в хлюпающем песке отяжелевшие сапоги.