Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)
-Что значит - 'нам'? - удивилась Лорбаэн. - С чего ты решил, что я с тобой пойду?
-Я не настаиваю, дочка. Выбирай сама. Можешь ехать с Броганеком, если тебе так больше по душе. Я только предлагаю.
-Нет, погоди, - Лорбаэн озадачилась. - Ну что мне делать в Сатлонде? Я там и не бывала-то никогда.
-А где ты бывала? - лучник усмехнулся. - Ты согласилась вернуться к Старшему народу, и ардены тебя приняли. Ты можешь уехать сейчас, и мы больше никогда не увидимся. Но мне бы очень не хотелось, чтобы ты ушла от нас, ничего толком о своем народе не зная. Ты же видела нас только в бою, и обычной жизни не застала. Да и не была та жизнь обычной, разве это нормально - три века завоевателям служить? Ты арденка, но ты еще не понимаешь, что это значит - быть Старшей.
-А ты, значит, понимаешь, что это значит? - и девочка увидела, что Кант, открыв рот, так и не придумал, что сказать.
-Странный ты, Кант, - она уставилась на дно своей миски, но там было пусто. И никакие видения не спешили к ней на помощь, чтобы облегчить ей выбор пути. - Я до сих пор не понимаю, зачем ты согласился удочерить меня.
-Кто-то же должен наконец пересилить свой страх, - вздохнул лучник. - Мы ведь боялись тебя, Лорбаэн. Убить твоего отца - не боялись. А видеть тебя рядом было страшно. Ты не должна была быть, ты была преступлением своего отца - так нам говорили, и мы не сомневались, что прорицатели не лгут. Но ты была, ты ходила по нашей земле, ты смотрела в наши глаза - и мы испуганно отворачивались. Ты была Старшей уже тогда - мы видели это. Только Старший способен так долго стоять в подном одиночестве против своей судьбы и не сломаться. Мы всегда знали, что не кровь наше Старшинство определяет, совсем не кровь. А прорицатели говорили иное.
Так не могло продолжаться вечно, ты бы не выдержала. И еще неизвестно, чем бы все для тебя кончилось.
-Вот тут ты прав, - проговорила девочка, вертя в пальцах ложку, и все глядя на дно миски. - даже возразить нечего. Никто не знает, чем бы все закончилось, если бы я не помнила о том, что ты для меня сделал...
Броганек заметил, что никто уже некоторое время не беспокоится о том, что он ни слова из разговора не понимает, и тронул девочку за руку.
-Этот арден от тебя что хочет, ралдэн?
-Он хочет, чтобы я шла с ним в Сатлонд и жила там.
-А кто он тебе? Родич?
-Отец он мне, Броганек. Названный.
Истонец задумался.
Свободных комнат в трактире оказалось много, а плату трактирщик с них не брал. Оставшись одна, Лорбаэн долго ворочалась с боку на бок, и все ей было неудобно, и никак она не могла найти себе подходящую позу и наконец заснуть, а ведь совсем недавно спала чуть ли не на голой земле и никакой бессонницей не страдала.
Она не привыкла делать такой выбор. Прежде судьба, предлагая ей развилку, позволяла выбирать в лучшем случае из двух безрадостных путей, а то и вовсе злых. Лорбаэн отвыкла надеяться, отвыкла ждать от жизни подарков, и все, что у нее было - вера в ее страшную судьбу, предсказанную ей когда-то эйторием на набережной эстуария Сакара. Когда же сбылась она, эта судьба? И сбылась ли уже? Вдруг за поворотом дороги ее ждет новая беда, хуже прежних?
Еще раз перевернувшись, на этот раз она оказалась лицом к окну. В небе светила полная луна, ее свет просачивался через ставни и тонкой серебряной полоской пересекал ее руку. Где-то вдали выли волки.
Нет. Не может с ней быть хуже, чем уже бывало. Она видела свой предел, знала, что не выдержит больше, чем ей довелось пережить. И не хочет она никакой страшной судьбы, а хочет лишь сидеть на берегу моря, по которому, как оказалось, смертельно соскучилась, и бросать гальки в воду, и смотреть, как они скачут по глади морской воды, и ни о чем не тревожиться.
-Там, куда ты зовешь меня, есть море? - спросила она у Канта на следующее утро.
-Конечно, - лучник, похоже, искренне удивился ее вопросу. - Я живу в деревне возле замка Хигорт, на самом берегу.
-Тогда я иду с тобой, - решила она.
Броганек же даже не удивился. После вчерашнего разговора он ожидал подобного развития событий.
-Скажи ему, - сказал ей Кант. - что по нашим законам ты еще несовершеннолетняя. Так оно и есть, кстати. Скажи ему, что ты будешь жить в Сатлонде, и в замке Хигорт всегда можно будет выяснить, где тебя найти. И еще скажи ему, Лорбаэн, что если ты и в самом деле так ему дорога, как мне то кажется, то через три года он сможет приехать за тобой. И если ты до того момента не раздумаешь, то сможешь уехать с ним, или как тебе больше понравится. Ты сама выбираешь свой путь, Лорбаэн...
-Ну конечно же, сама! - воскликнула девочка и осеклась. Слишком уж непривычно было ей слышать радость в собственном голосе.
Эпилог.
На скале посреди моря, вдали от всех берегов, обитают только чайки. Тяжелые черные стены отвесно рушатся в воду, не оставляя ни единой щели, куда могла бы причалить даже лодка. Сюда никто и не причаливает - боятся.
Сверху нагромождение скал кажется похожим на зубы: ни одного ровного места, негде даже и ступить. Человеку, по всяком случае, негде. Чайки здесь чувствуют себя вольготно.
Чайки на редкость болтливы. Они рассказывают мне обо всем, что творится в мире. Естественно, со своей, чаячьей, точки зрения. Многого они не понимают и просто пересказывают увиденное и услышанное. А вдали от морских и речных берегов чайки не бывают, и что там происходит, им неизвестно.
Одну легенду чайки особенно любят. Я слушаю, как год от года она обрастает новыми подробностями, которыми украшает ее человеческое воображение. Сейчас, две с лишним сотни лет спустя, свидетелей тех событий осталось не так много, чтобы кто-то помнил всё в точности так, как оно происходило. Однако находятся и такие, кто не одобряет новомодных придумок, и повествует как можно ближе к истине.
Вот как рассказывает эту легенду мастер Равераэх, последние годы живущий в Иссет-фиорде.
-Говорят, что Синрик с телом павшего героя на руках прошел по дороге до моста над пропастью, и свернул в лес, и больше воины, что защищали Последний рубеж, его не видели. Но позже нашлись другие, что наблюдали на следующее утро, как плыла по Катасте лодка, в которой лежало тело героя, а Синрик сидел на корме и правил веслом. Лодка спустилась до самого устья, и дальше вниз по Аррису, и прошла мимо гавани Скейра, и мимо Торговой набережной, и везде стояли люди и провожали ее глазами, и всех тех людей при виде лодки, и бога, и мертвого героя одолевала великая скорбь, и многие не могли сдержать слез.
Сам я, конечно, ничего из перечисленного не видел. В то время я был на Последнем рубеже, и там в первый раз услышал от других воинов, что совсем недалеко прошел Синрик, но как-то не заметил я его. А потом уже, добравшись до Скейра, узнал, что происходило в столице.
