Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл
Древобород попрощался со всеми по очереди, а Кэлеборну и Галадриэли трижды поклонился, торжественно и с великим уважением:
– Давненько мы с вами не встречались у камня и кроны! [660] А ванимар, ванималион ностари! [661] Печально, что новая встреча случилась так поздно, под конец нашей истории! Мир быстро меняется. Я чувствую это по вкусу воды, по запаху земли, по воздуху. Поэтому не думаю, чтобы мы увиделись еще!
– Как знать, Старейший! — ответил Кэлеборн.
Но Галадриэль покачала головой:
– В Средьземелье нам встретиться уже не суждено. Но когда земля, поглощенная волнами, снова станет сушей, — тогда, может, мы еще и свидимся, и, как прежде, будем гулять в лугах Тасаринана, под весенними ивами. Прощай!
Последними к Древобороду подошли Мерри и Пиппин. Взглянув на них, старый энт чуть–чуть повеселел.
– Ну что, неунывающие вояки? Выпьете со мной на дорожку энтийской водицы?
– Вот уж не откажемся! — Оба так и расплылись в улыбке.
Древобород отвел их в сторону, туда, где в тени под одним из деревьев стоял великанский каменный сосуд. Энт наполнил три кубка, для себя и для хоббитов. Пиппин и Мерри сделали по глотку — и вдруг увидели, что странные глаза Древоборода внимательно разглядывают их поверх кубка.
– Осторожнее! Осторожнее! — прогудел Древобород, поймав их взгляд. — Надо бы вам поберечься! Вы и так уже вон какие вымахали!
Но Мерри с Пиппином только рассмеялись и осушили свои кубки.
– Ну что ж, до свидания! — довольно улыбнулся Древобород. — Смотрите не забудьте прислать весточку, если прослышите что–нибудь о наших женах! [662]
Старый энт помахал на прощание большими руками, повернулся и скрылся за стволами деревьев.
Теперь путешественники поехали немного быстрее. Путь лежал к Роханской Щели. Вблизи от лощины, где Пиппин когда–то заглянул в Камень Орфанка, Арагорн остановился попрощаться с друзьями. У хоббитов заныло сердце. Ведь Арагорн был им такой надежной опорой и столько раз вызволял их из беды…
– Хотел бы я иметь у себя дома Зрячий Камень, чтобы почаще видеть друзей, — вздохнул Пиппин, — и чтобы можно было с ними поболтать не сходя с места!
– Остался только один Камень, который тебя устроил бы, — сказал Арагорн. — То, что показывает теперь палантир из Минас Тирита, ты видеть не захочешь. А Камень Орфанка будет храниться у Короля: мне надо знать, что делается в королевстве, и видеть, чем заняты мои подданные. Так что смотри, Перегрин Тукк, не забывай, что ты гондорский рыцарь! От службы тебя никто не освобождал! Ты едешь в отпуск, но я могу в любое время позвать тебя обратно. И не забывайте, дорогие засельчане, что мое королевство простирается далеко на север, так что как–нибудь я наведаюсь и к вам…
Потом Арагорн попрощался с Кэлеборном и Галадриэлью, и Владычица молвила ему:
– Ты прошел сквозь тьму, чтобы исполнилась твоя надежда, о Эльфийский Камень, и теперь у тебя есть все, что только может пожелать человек. Не истрать же дней своих напрасно!
– Прощай, родич! Да минет тебя моя судьба! — добавил Кэлеборн. — Желаю тебе сохранить то, что тебе дорого, до самого конца!
С этими словами они расстались. Солнце клонилось к закату. Обернувшись, хоббиты увидели, что Король Запада по–прежнему неподвижно восседает на коне в окружении своих рыцарей и доспехи их в свете заходящего солнца пылают красным золотом, а белая мантия Арагорна обратилась в пламя. Внезапно в руке его оказался зеленый камень; он поднял его над головой, и в руке его вспыхнуло зеленое пламя.
Следуя вдоль Исены, сильно поредевший отряд вышел к Роханской Щели и, пройдя сквозь нее, оказался на раскинувшихся за нею пустынных просторах. Здесь отряд повернул к северу и пересек границу Дунланда, или Тусклоземья. Дунландцы, завидев отряд, разбежались — эльфы вызывали у них страх, хотя редко кто из Старшего Племени заглядывал в эти края. Путешественники не обращали на дунландцев никакого внимания: отряд был еще достаточно велик, чтобы защитить себя, и недостатка ни в чем не испытывал. Можно было не бояться нападения, никуда не спешить и ставить шатры где заблагорассудится.
На шестой день после расставания с Королем путники въехали в лес, спускавшийся в долину с предгорий Туманных Гор, что зубчатой полосой тянулись по правую руку от дороги. Когда лес кончился и начались поля, открытые свету вечернего солнца, отряд нагнал старика, одетого не то в серые, не то в грязно–белые лохмотья. Старик шел, тяжело налегая на палку; за ним плелся второй оборванец — он держался за живот и хныкал.
– Куда путь держишь, Саруман? — окликнул Гэндальф, поравнявшись с нищим.
– А тебе–то что? — ощерился старик. — Не надоело тебе еще соваться в мои дела и указывать, куда мне идти? Или тебе мало моего унижения?
– На все три твоих вопроса ответы просты, и ты сам их знаешь, — вздохнул Гэндальф. — Дела твои меня не интересуют, надоело пуще смерти и — весьма сожалею! Однако труды мои подошли к концу, и бремя здешних забот легло на плечи Короля. Если бы ты не так спешил, ты встретился бы с ним в Орфанке и убедился, что он мудр и милостив.
– Видно, я хорошо сделал, что вовремя убрался, — усмехнулся Саруман. — Не нужно мне от твоего Короля ни суда, ни подачек. А если хочешь знать ответ на свой вопрос, то вот он — я тороплюсь как можно скорее покинуть его королевство!
– В таком случае ты снова ошибся дорогой, — заметил Гэндальф. — Признаться, твое путешествие кажется мне безнадежным. Не побрезгуешь ли нашей помощью? Мы бы тебе с удовольствием помогли…
– Мне? — поднял брови Саруман. — Нет уж, избавьте меня от ваших милых улыбок! От тебя я предпочитаю слышать брань. Что же касается дамы, которая с вами едет, то я ей не верю. Она всегда ненавидела меня и лила воду на твою мельницу. Ясно как день, что она и повела тебя этой дорогой — нарочно, чтобы насладиться зрелищем моей нищеты. Знай я, что меня преследуют, — я бы не доставил вам такого удовольствия!
– Саруман, — заговорила Галадриэль, — у нас есть свои дела и заботы, и, поверь, достаточно важные. Нам некогда за тобой охотиться. Скажи лучше спасибо судьбе, что мы встретились. Это последняя возможность.
– Уж как я рад, если и впрямь последняя! — осклабился Саруман. — А то вы мне предлагай, я отказывайся, и так без конца — сколько лишних треволнений! Мои надежды рухнули, но в ваших я доли не хочу. Если только они у вас есть, эти надежды!
Его глаза вдруг блеснули.
– Идите куда шли! — резко крикнул он. — Я не вотще изучал Предание. Вы сами обрекли себя на то, что последует, и прекрасно об этом знаете. А мне, бедному страннику, и то уже утешение, что, разрушив мой дом, вы подкопали и свой собственный. На чем же вы двинетесь за Море, такое большое, такое широкое? Ах да, на сером корабле, полном призраков!
Он засмеялся надтреснутым, безобразным смехом.
– Эй ты, олух, вставай! — окликнул он своего спутника, усевшегося тем временем на обочину, и хватил его палкой. — Поворачивай! Если эти благородные господа изволят ехать нашей дорогой, мы найдем другую. Пошевеливайся! А нет — вечером и на корку хлеба не рассчитывай!..
Оборванец с тоской, нехотя встряхнулся, поднялся и побрел за Саруманом, всхлипывая:
– Бедный старый Грима! Бедный Грима! Вечно его бьют, вечно ругают! Ненавижу! Распрощаться бы Гриме с Саруманом, и делу конец!
– Так распрощайся, — предложил Гэндальф.
Но Червеуст только кинул на Гэндальфа полный ужаса взгляд выцветших глаз и припустил за своим хозяином.
Когда эта жалкая пара поравнялась с хоббитами, Саруман остановился и уставился на них. Хоббиты смотрели на него с болью в сердце.
– А, и вы здесь, мохнатики! — проговорил наконец Саруман. — Ну что, любо вам надо мной насмехаться? Впрочем, отчего бы и не поскалить зубы! У вас–то всего хватает, не то что у бедного путника. И еды небось вдоволь, и красивой одежды, и зелья. Да еще какого — самого лучшего! О да, знаю, знаю! Я–то отлично знаю, где вы им запаслись. Одолжили бы, что ли, нищему на трубочку! [663]
