Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип
– Да.
– Ставень не был сломан. Сестра Бенедикта сказала, кто-то забыл его закрыть.
– А вот это уже интересно. Уж не оставил ли его кто-то открытым намеренно?
– Об этом я как раз и думал, – сказал Малкольм. – Только вот не знаю, кто бы на такое пошел.
Доктор Релф поставила чашку на каминную решетку.
– Малкольм, ты же никому не скажешь про алетиометр?
– Никому! – Он даже удивился, что она спрашивает.
– Я и не думала, что скажешь. Но это очень серьезно.
– Конечно же, я никому не скажу.
Доктор Релф подошла к окну. Малкольм съел печенье и спросил:
– Доктор Релф, а могу я вас спросить: что вы делаете с алетиометром? То же, что делали в группе?
– Нет, не то же самое. Те, кто мне его дал, хотят в том числе узнать о Лире.
– А что они хотят о ней узнать?
– Она очень важна, но они не понимают, почему… А еще они хотят выяснить кое-что о Пыли.
Она так и стояла спиной к нему. Малкольм чувствовал, что ей не очень-то хочется отвечать на его вопросы, но еще один, последний, он просто обязан был задать.
– «Они» – это «Оукли-стрит2?
Доктор Релф обернулась. Небо за окном потемнело, и выражение ее лица он разглядеть не смог. Комнату теперь освещали только угли в камине.
– Да, – коротко сказала она. – Но об этом никому нельзя говорить, помнишь?
– Помню. Ладно, я больше не буду задавать вопросов.
Она снова отвернулась к окну.
– Кажется, твой цыган оказался прав: снова собирается дождь. Давай закругляться, а не то ты насквозь промокнешь. Иди, выбери себе парочку книг.
Малкольм видел, что она встревожена, и не хотел путаться под ногами, поэтому быстро нашел себе детектив и книгу про Китай и простился.
Теперь, когда сейф был установлен и разрыв с группой алетиометра завершился, Ханна, наконец, спросила профессора Пападимитриу о том странном моменте в самом конце ужина, когда на нее никто не смотрел и атмосфера внезапно изменилась.
Пападимитриу объяснил. Временами «Оукли-стрит» и прочим секретным службам приходится опускаться до шантажа, чтобы переманить агента на другую сторону. Вот и сейчас у них на примете оказался такой агент, который питал сексуальный интерес к совсем юным мальчикам.
Стоило ему это сказать, как Ханна поняла, в какую ловушку попалась, и в отчаянии вскричала:
– Нет! Вы не можете… только не Малкольм!
– Ханна…
– Я этого не допущу! Думаете, его можно использовать как… не знаю – как приманку, как искушение? И что потом? Вы ворветесь в комнату и поймаете мужчину с поличным? Или еще что похуже? Установите тайную камеру и сделаете фотограммы? Вы серьезно хотите впутать в это Малкольма? Какая гадость! Лорд Наджент сказал, что мальчику не будет угрожать опасность, и я поверила! Боже, какая же я дура!
– Ханна, он не подвергнется ни малейшей опасности! Все будет очень быстро. Он даже не поймет, что происходит. Мы об этом позаботимся. Мальчик слишком ценен, чтобы им рисковать.
– А я сказала, что не допущу этого. Никогда! Я лучше отдам назад этот алетиометр и забуду, что вообще когда-то имела с вами дело.
– Это было бы…
– И вы ждали, пока я стану по-настоящему предана делу, чтобы сказать мне об этом. О, теперь я вижу, преданности чему вы от меня хотели!
– Возвращайся, когда успокоишься, – сказал он.
Нет, конечно, она сделает все возможное, чтобы уберечь Малкольма. Лорда Наджента Ханна теперь тоже увидела в новом свете: под аристократическим обаянием и дружелюбием скрывалась безжалостность. Что она может сделать? Только задать вопрос алетиометру и постараться узнать как можно больше, глядя на прыжки серебряной иглы. И, как всегда, чем глубже она погружалась, тем больше возникало вопросов.
А вечером дождь пошел еще сильнее.
Глава 15. Садовый сарай
Вечером Малкольм отправился в монастырь – проверить, не выздоровел ли мистер Тапхаус, но мастерская была заперта, и свет не горел. Зато на кухне его ожидал сюрприз: на месте сестры Фенеллы стояла Элис и месила тесто.
– О… – только и смог сказать Малкольм.
Элис, как обычно, презрительно на него посмотрела и ничего не сказала.
– Здравствуй, Малкольм, – раздался слабый, задыхающийся голос сестры Фенеллы. Старая монахиня сидела у плиты, рядом с колыбелькой Лиры, и выглядела неважно. – Элис пришла помочь нам.
– А, хорошо, – сказал Малкольм. – А как Лира?
– Крепко спит. Вот, посмотри.
Лира лежала, уткнувшись в шерсть своего деймона-котенка, но как только Аста слетела на край колыбели, Пантелеймон проснулся и свирепо зашипел. Разумеется, Лира сразу проснулась и заревела во всю мочь младенческих легких.
– Все хорошо, Лира, – попытался успокоить ее Малкольм. – Ты ведь нас помнишь? Ну и здорова же ты вопить! Небось, на том берегу слышно.
Аста тоже превратилась в кошечку и спрыгнула в колыбель. Аккуратно, чтобы не дотронуться до Лиры, она схватила котенка-Пана за загривок и легонько встряхнула. К изумлению Малкольма, девочка тотчас умолкла и повернула головку – посмотреть, что происходит. Малкольм рассмеялся, и Лира – вслед за ним, хотя ее глаза еще блестели от слез.
Малкольм был в восторге: надо же, как просто оказалось ее успокоить! И даже Элис как будто заинтересовалась и, подойдя ближе, заглянула в колыбель.
– Маленькая кокетка, – усмехнулась она и снова занялась тестом.
– Нет-нет, – сказала сестра Фенелла. – Просто она уже хорошо знает Малкольма. Да, мое солнышко? Мы уже хорошо знаем Малкольма и Асту, правда?
– Можно ее подержать? – спросил Малкольм.
– Да, пожалуй, все равно ее уже скоро пора кормить. Сможешь поднять ее сам?
– Легко, – сказал Малкольм, и пока Аста отвлекала котенка, шутливо валяя его по одеялу, наклонился и подхватил малышку на руки.
На этот раз Лира не испугалась и не заплакала. Малкольм подтащил ногой табуретку, сел рядом с сестрой Фенеллой и посадил Лиру себе на колено. Девочка завертела головой, а потом ее ручка потянулась ко рту.
– Она так проголодалась, что хочет съесть саму себя! – воскликнул Малкольм, глядя, как сосредоточенно Лира сосет большой палец.
Сестра Фенелла помешала молоко в кастрюльке, уже стоявшей на огне, и мизинцем проверила, не горячо ли.
– Вот, в самый раз. Малкольм, будь так добр, налей молоко в бутылочку.
Малкольм отдал ей Лиру и осторожно перелил молоко из кастрюли в чистую бутылочку. Ему хотелось рассказать Элис о сегодняшней встрече с миссис Колтер, но при сестре Фенелле это было невозможно, да и Элис опять держалась так заносчиво, что он не знал, как с ней заговорить.
Сестра Фенелла положила Лиру на сгиб локтя, сама уселась поудобнее и принялась кормить ее из бутылочки. Малкольм смотрел на нее с тревогой: старушка была с ним как обычно мила и приветлива, но щеки ее посерели, а под глазами появились красные круги, и было видно, что она очень устала.
– Я пришел узнать, не поправился ли мистер Тапхаус, – сказал он, снова садясь на табуретку.
– Мы его уже несколько дней не видели. Но, надеюсь, ничего ужасного с ним не случилось. Он дал бы нам знать, если бы сильно заболел.
– Может, решил устроить себе отпуск. Но ведь со ставнями он все закончил, да?
– Да-да. Он настоящий мастер.
– Если вам нужно еще чем-нибудь помочь, вы только скажите! Я все сделаю.
Элис хмыкнула, но Малкольм не удостоил ее даже взгляда.
Некоторое время все молчали; только тесто ритмично шлепалось о доску под руками Элис, и дрова негромко потрескивали в печи, да Лира с явным удовольствием причмокивала резиновой соской, надетой на бутылочку. Впрочем, был еще один звук, хотя Малкольм не сразу догадался, откуда он идет. Потом он прислушался и понял: это дыхание сестры Фенеллы. Та сидела, закрыв глаза и сдвинув брови: каждый вдох давался ей с усилием.
И вдруг Малкольм заметил, что бутылочка – постепенно, очень медленно – выскальзывает из ее руки, а вторая рука, которой сестра Фенелла придерживала Лиру, начинает опускаться – еще медленнее. Так что у него хватило времени крикнуть: «Элис!» – и подхватить малышку, прежде чем старая монахиня рухнула на пол у очага.
