Наталья Баранова - Оборотень
А могу я много… и ничего. Если столкнутся не на жизнь, а на смерть Хариолан и его друзья — недруги, что я смогу сделать для него? Как защитить, чем помочь? Что я, слабая женщина, могу, кроме как тонуть в теплых океанах глаз его? Что я могу, кроме как чернолаковой пантерой стоять на страже у ног его? Если б я только могла распутать все узлы и разрубить конфликты!
Дипломат! О! Если б я только могла понять весь этот мир! Если б я могла знать, как затушить бешеный пламень сотен безудержных сердец!
О, корсары вселенной! Бесшабашная ваша удаль, дикость порывов, вольный огонь чувств, как близко это моей душе! Как гибельно!
Не успела додумать — раскатистое эхо, подхватив, донесло до меня звук столь знакомых шагов. Хариолан!
Он ворвался — вольный ветер, лесной пожар! Все недоразумения, все наши с ним конфликты были забыты. Он подхватил меня на руки! Если б такие моменты могли длиться вечность!
Как это нереально. Как невозможно! Я смотрела в его глаза, и чувствовала себя счастливой одной наградой — быть с ним рядом, дышать одним воздухом. Любить. И пусть любовь эта была причиной многих, грозящих нам бедствий, любовь эта была наградой. Любить! Не любить, значило — жить наполовину. А с ним эта жизнь была чашей наполненной под самые края!
— Ты опять в водовороте событий, — проговорил он, смиряя тон голоса, восхищенным, трепетным шепотом. — Нет, не умеешь ты жить спокойно дорогая!
— Беру пример с тебя, — ответила я, растворяясь в его зеленых очах.
Куда девалась вся моя слабость? Куда делся весь страх? Воистину — любовь — страшная сила! Она, наполняя мои жилы, давала ликование, дарила кураж. Она занимала весь объем моей головки, не оставляя места для тревожных мыслей. Она была мне и ядом и противоядием. И, прижимаясь к широкой груди любимого, я забывала все свои страхи. Забывала все, что мешало мне наслаждаться моментами, разделенными на двоих.
Отдышавшись от нежданно нахлынувшей радости, растворяясь солью в теплых океанах глаз, тая воском в его руках, я, была, верно, безумной. Но только это безумие, разбудив, подарило мне ощущение причастности ко всем тайнам бытия. Только это безумие подарило смысл каждому моему вздоху. Мне стали безразличны все слова предостережений и собственные страхи.
Пусть, пусть катятся в ад все капитаны с их интригами. Пусть в ад попадет Аниду. Пусть!!! Его, любовь мою, я сохранить сумею! А остальное — да гори оно огнем!!!
— Предлагаю очередное безумство, — проговорил мой демон.
— Какое? — спросила я, чувствуя, как от близости его дыхания кружится моя голова.
— Сбежать на Эвир, — проговорил Хариолан, подмигнув. — Сейчас, не дожидаясь ни завтрашнего, ни послезавтрашнего дня. На катере мы прибудем туда за несколько часов.
— А корабль?
— А кораблю лететь не один месяц!
Вздохнув, я посмотрела в его глаза. Эвир! Молнией озарения ударило вдруг — там, на Эвире кончится его покровительство. Там, на Эвире. Не мог он не помнить. Не мог не понимать. А его глаза источали сияние. Он ласкал меня взглядом. В этом взгляде таилось предвкушение. Ну не могла я ему отказать.
И опять, в который раз я пошла на поводу чувств, заглушив глас рассудка. Я послушно кивнула головой. Мне хотелось сбежать. Я не знала отчего, почему, но огнем загорелись ладони. Предвкушение огнем горело и в моей душе. Оно звало тихой музыкой сфер, звучащей в выси. Оно застилало разум пеленой.
Я хотела увидеть Эвир! Я мечтала увидеть тот загадочный мир, в который подобным мне не было дороги.
— Вечером? — спросила я.
— Зачем же ждать вечера? — мягко ответил Хариолан. — Сейчас. Сие ж мгновение.
Я только растерянно кивнула и позволила увлечь себя. Уже по пути я заметила что талисман, подаренный пифией, висит на моей шее. Три синих раковины грели кожу, словно пытаясь меня приободрить и защитить.
Жаль, но счастье никогда не бывает полным. Это один из целого свода законов подлости. Увы! На корабельной палубе нас уже ждали.
На низенькой лавочке перед шлюзом, одетый по-походному, встрепанный, словно не вовремя разбуженный, одинокий, бледный, как ночная моль, сидел Аниду. Напротив него подпирал стенку спиной Раис. Хариэла была с ними. А довершал состав столь теплой компании Нодар.
Воистину, мир тесен!
— Далеко ли собрались? — спокойно, но не без иронии заметил Аниду. — И почему без меня?
— Не пошел бы ты, — проговорил Хариолан, вскипая.
— При равном количестве голосов, Адмиралом становится тот, кто первым ступает на почву Эвира, — заметил Аниду, поднимаясь на ноги. — Я так и знал, что ты постараешься улизнуть. Но это не прокатит. Мы летим вместе. Понял?
Хариолан посмотрел на Аниду, словно желая растереть наглого юнца в порошок. А мне крайне не по нраву пришлась вся ситуация. Обняв Хариолана за плечи, я постаралась успокоить его. Как умела — как могла. Самой близостью своей. Одним присутствием.
— Пусть летят с нами, — промурлыкала я на ухо. — Пусть….
Катер удалялся от Корабля, раскинувшего ловчую сеть — ячеистый парус и два корпуса гигантского катамарана таяли вдали.
Сидя рядом с Хариоланом, я поражалась тому, что не испытываю привычных перегрузок. Видимо, пираты давно взяли в плен самое гравитацию, обесчестили, познав ее законы. Содружество Атоли только мечтало о подобных игрушках.
И одно из двух — либо среди изгоев Эвира в десять раз чаще рождались гении, либо кто — то поделился с ними секретами могущества, неведомого нашей расе.
А кто это мог быть? Только они, аборигены Эвира, несущие печать Исполняющих желания. Только они.
Я тихонько, затаено вздохнула. Прикрыв глаза, вспоминала реку и лес и пронизывающий свет их глаз, ту силу, которую они излучали в пространство, ту нереальную, нечеловеческую мощь! И я невольно пожалела, что была рождена не среди них.
Моя душа дикого оборотня, высокотехничной игрушки цивилизации, выла в небо, выплескивая волну восхищения и жгучей зависти к ним, всесильным, как само небо!
Рядом присел Аниду, протянув мне бокал с вином. Видимо, желал выглядеть галантным.
— Хильда. — проговорил тихо.
Наши взгляды соприкоснулись. На миг. В светлых блеклых очах отражалась целая радуга чувств. Этот нетопырь показался мне вдруг бледным, взъерошенным мальчишкой, воробьем, попавшим в зубы кошки. Что с ним случилось? Не знаю. Может, шутило свои шутки разыгравшееся воображение. Чуть полноватое недавно лицо показалось мне осунувшимся и строгим.
— Что "Хильда"? — огрызнулась я чуть менее зло, чем хотелось.
У мальчишки дрогнули губы. Видимо, он хотел сказать нечто важное, но и этой малой доли грубости ему хватило, что б замолчать. Его рука держала бокал, который я не спешила брать. Потом он разжал пальцы.
