Татьяна Гуськова - Дети ночного неба
— Если вы не угомонитесь — острием ткну.
— Сам-то в шкуры завернулся, — огрызнулась Тайри.
— Ты у меня еще поговори, нечисть. Будешь выступать, водой окачу.
Мокрые, мы сразу закостенеем, так что Тайри замолчала.
Ледяные пальцы холода пробирались под одежду, остатки тепла выдувал ветерок, вольно гуляющий в клетке.
— Преображайся, — шепнула мне подруга.
— А как же ты?
— Что ж тебе замерзать теперь из-за того, что я не могу менять облик?
Она была права, но поступить так — все равно, что бросить ее.
— Преображайся! Ты не будешь мерзнуть в львином облике, а я надену твою одежду, и мне тоже будет теплее.
В этих словах был смысл, и я послушалась. Тайри гораздо крупнее меня, ничто из одежды ей не налезло, но зато этим ворохом можно укрыться, как одеялом. Имшэр свернулась клубочком, я легла рядышком, согревая. Тут же из-под телеги послышался тихий рык. Клацнули зубы, и я чуть не лишилась хвоста.
— Разбойник! — обрадовалась Тайри, выпростала руку из-под одежды. Ее ладонь тут же облизал розовый язык. Потом нос пса на мгновение исчез из щели между прутьями, чтобы почти тут же вернуться — Разбойник пытался пропихнуть внутрь мертвую кошку. Наверное, поймал где-то во дворе и задушил.
— Ты это будешь есть? — ехидно поинтересовалась у меня подруга.
В ответ я только фыркнула.
— Извини, Разбойник. Мы это не едим.
Пес невозмутимо вытащил кошку из клетки, некоторое время откуда-то снизу слышался треск костей, а потом между прутьями клетки просунулся кем-то покусанный, но вполне пригодный в пищу круг колбасы.
— Спасибо! — от полноты чувств Тайри чмокнула пса в нос. Тот от восторга чуть клетку не разнес, когда рвался в ответ лизнуть девушку в лицо. Хорошо было бы, если б разнес. — Будешь? — Тайри протянула мне кусок колбасы.
Я покачала головой. Есть пока не хотелось, несмотря на целый день без крошки во рту.
— Как хочешь. Опасаешься последствий?
Я положила голову на лапы, не собираясь отвечать.
Утром наша стража была приведена в ужас тем, что в клетке вместо двух девушек оказалась одна девушка и одна горная львица. Кажется, их по-настоящему разобрало. Они поняли наконец-то, с кем имеют дело и теперь страшно жалели, что не заковали нас с ног до головы в хладное железо. Теперь оставалось только надеяться на прочность клетки. Впрочем, надо отдать им должное, несмотря на изменения и страх, нас, хоть и не покормили, зато дали напиться. А после путешествие в столицу продолжилось. Больше всего в тот момент я боялась не того, что может ждать меня в столице, а того, что Огонек может не послушаться и отправиться меня спасать. Кто знает, что может придти в голову этому сумасбродному оборотню.
Впрочем, к концу путешествия меня и эти мысли перестали занимать. Несмотря на то, что Разбойник нас по ночам всячески подкармливал, от Тайри остались только рыжий хвост и глаза, у меня под шерстью не было видно, насколько я исхудала, но есть хотелось ужасно. Иногда мне казалось, что Тайри пахнет просто потрясающе, как самая лучшая в мире еда. Судя по тому, что в глазах девушки поблескивали иногда алые искры, ее природа тоже иногда просыпалась, напоминая о том, что тайран это не просто горный пони, а самый настоящий хищник оборотень. Не знаю, что было бы, продлись путешествие дольше, а так, остановившись однажды вечером на ночлег, мы узнали, что завтра достигнем цели пути.
Народу на дорогах стало гораздо больше, и теперь наша стража с трудом могла пробиться сквозь толпы любопытствующих. Недолго думая, начальник стражи приказал обшить клетку досками, чтобы не привлекать внимания. Мы не протестовали — так будет теплее, да и любопытные взгляды уже порядком надоели.
После полудня мы въехали в столицу…
Напрасно я ожидала, что меня тут же препроводят к Императору. Ничего подобного. В темном дворике, куда завезла нас телега, с клетки сбили доски, потом наше узилище подняли на веревках и спустили в какой-то колодец.
Глядя на проплывающие вверх каменные стены, Тайри нахмурилась.
— Что-то не слышала я о такой темнице.
Когда клетка коснулась дна, отверстие наверху закрылось и стало темно.
— А вдруг нас здесь просто бросят? — неужели в голосе подруги слышится страх?
Я полупреобразилась, чтобы иметь возможность говорить.
— Вряд ли. Это будет неинтересно. Если Император узнает, что нас поймали, он непременно захочет нас увидеть. Твой отец, опять же, не оставит тебя в темнице.
— А если они не узнают.
— Ну, тогда узнает тот, кто все это задумал. Отдавай мою одежду, я хочу вновь стать человеком.
— О чем ты? — Имшэр послушно передала мне тряпки.
— О том, что не сами же Мглистые Волки решили ни с того ни с сего напасть на клан Каеш. Так что и мы зачем-то ему нужны, ведь иначе меня давно где-нибудь по-тихому придушили бы, а не стали тащить в столицу, чтобы оставить здесь гнить.
— Ты думаешь, существует заговор? — осторожно спросила Тайри.
Ответить мне не дали, неподалеку послышался какой-то скрежет, потом глаза, привыкшие к темноте, ослепил яркий свет — вошли несколько человек с факелами. Одеты вошедшие были в странные корявые доспехи, совсем не предназначенные для битв, я сначала подивилась их нелепому виду, но тут же почувствовала, что доспехи из хладного железа. Значит, нас будут выпускать.
Тайри напряглась как перед прыжком, готовая ко всему.
За облаченными в доспехи, в темницу вошли люди, вооруженные самострелами, выстроились вдоль стен. Кто-нибудь да успеет спустить рычаг, так что прорываться с боем бесполезно, тем более что после путешествия впроголодь, почти в неподвижном состоянии ни сил, ни ловкости у нас не прибавилось.
Под прицелом самострелов прутья разогнули и нам велели выходить, после чего уже отвели в нормальную темницу.
Конечно, я не завсегдатай темниц, но в темницах бывала. Меня туда водил отец, он показывал мне и эту сторону жизни. Слишком уж безлики и аккуратны были коридоры, по которым нас вели, для столичных темниц, они ничуть не походили на тот колодец куда нас спустили, отгадать где мы, или хотя бы в какой части города находимся, возможности не было никакой. Может я права, и мы в руках того загадочного недоброжелателя, что и заварил всю эту кашу.
* * *
Риддин, идя в дом, ожидал всего чего угодно: кучу оборотней, кучу стражников, Огонька, все-таки убитого монахом, но увидеть этого самого монаха, мирно сидящего за столом и неторопливо тянущего чай, увидеть никак не ожидал.
Огонек вел себя, как и положено примерному юнцу в присутствии старшего, то есть с превеликой почтительностью, хотя лицо его оставалось до странности равнодушным. Обычно юный оборотень проявлял больше эмоций.
