Инна Живетьева - Черные пески
Стук копыт. Гремят колеса по камням.
Пелена спадает с глаз, так солнце высвечивает в туманный день, сначала проявляя контуры, потом рождая форму и цвет.
Крепость. Очень старая - башни не выдавлены наружу для лучшего обстрела и сливаются со стенами. Чудится в ней что-то знакомое, словно видел когда-то. Распахнуты ворота. Въезжает громоздкая карета, запряженная четверкой лошадей.
…Стонет дерево - в часах гаснет отзвук удара.
– Я видел! Хранитель, я видел!
– Ну, это несколько громко сказано. Так, тень, не больше, - размеренный тон Курама гасит отчаянную радость. Впрочем, Хранитель тут же добавил: - Но твой успех превзошел мои ожидания, поздравляю.
– Крепость, да, вы тоже видели? Там такие башни… Как не хватает чего-то… Если бы… Да! Торнхэл! Еще не перестроенный, старый. Ну да, без Западной башни совсем другие линии. Но точно - Торнхэл! - Митька осекся.
– Продолжай.
– Или Динхэл, - ответил нехотя. - Замок когда-то принадлежал нам, но был потерян. Отдан роду Оленя. Не знаю, почему так вышло, этого нет в хрониках.
– Что тебя связывает с этим родом сейчас?
– Вы так уверены, что связывает?
Хранитель не счел нужным ответить. Митька выпрямился.
– Княжич Артемий Торн, наследник рода серебряного Оленя, - мой побратим.
– Интересно, - протянул Курам. - И когда вы обменялись оружием?
– Сразу после того, как узнали о мятеже, - четко, без запинки ответил Митька.
– Переплел Создатель. - Хранитель помассировал висок. - Вот уж выдалась сегодня метель.
– А можно, я попробую еще раз?
– Да. Когда часы будут отбивать пять.
Курам потягивал вино и смотрел на княжича с любопытством. Сейчас, когда разрешение было получено, Митька рискнул спросить:
– Хранитель, а почему? Я же знаю - чужеземцам не любят открывать тайны.
Курам выплеснул остатки вина в камин - зашипело, и опять взвилось пламя. Агрина недовольно приподняла голову и с тяжелым вздохом снова опустила ее на лапы.
– Скажи, ты чувствуешь своего коня? Когда он послушен, а когда не желает подчиниться? Когда можно послать в галоп на радость ему, или когда он может только нехотя переставлять ноги?
– Конечно, - ответ был краток, по большому счету он и не требовался.
– Я же, Хранитель, чувствую время, как ты чувствуешь коня. Сегодня - хороший день для скачки.
Митька вспыхнул от негодования.
– А я что, хороший конь? Курам ухмыльнулся.
– Ты научился быстро делать выводы. Если тебе так приятнее, думай, что ты хороший проводник. Тебе ведь нужно что-то там, в прошлом. Я был бы плохим Хранителем, если бы не учуял твой интерес. Что? Неужели тебя так волнует, почему твои предки потеряли замок?
– Может быть, - Митька открыто встретил взгляд Курама. Ведь действительно может быть, что проклятие рода связано с Торнхэлом.
– Да? - лениво удивился Хранитель. - А я думал, тебя больше тревожит потеря покровителя.
Кровь бросилась Митьке в лицо. Так он знал! Все время знал и играл с ним, точно сытый кот с отчаявшейся мышкой.
– Вы… - княжич задохнулся от ярости. Хранитель приподнял вопросительно бровь.
– Зачем вы - так? - выдохнул Митька, с трудом разжимая сведенные судорогой пальцы. Казалось, что на деревянных подлокотниках осталось десяток вмятин.
Хранитель подался через стол, жадно заглянул гостю в глаза.
– Вот теперь, мальчик, из тебя выйдет отличный проводник.
– Конь, вы хотели сказать?
– Нет. Теперь - нет. Ты жаждешь пройти свою дорогу. Митька отвернулся, пытаясь справиться с собой. Услышал размеренный голос Курама:
– Может, Создатель будет милостив и тебя не расстреляют в Рагнере. Тогда я узнаю, какую нить ты вплетешь в историю. А вплетешь обязательно, такие, как ты, не остаются в стороне. Сейчас же я хочу увидеть начало.
– Знаете, Курам, - Митька медленно повернулся, - я давно понял, что нити истории вымочены в крови.
Хранитель улыбнулся. Княжич снова вцепился в подлокотники. Ему не нравилось, когда Курам смотрел так - снисходительно-понимающе, словно весь Митькин путь уже предопределен.
– Да, это будет любопытная история, - только что Курам говорил как мудрый старец, и вот мальчишеская ухмылка изогнула его губы. - Ну-ну, не топорщи перья. Это для тебя - боль души твоей. Я же видел слишком многое и могу позволить себе роскошь остаться просто наблюдателем. Готовься, мальчик, - он кивнул на часы. - Помни, ты должен увидеть начало истории.
С трудом удалось унять бешено колотящееся сердце, соединить выдох с движением стрелки.
…Серая муть рассвета сочится через открытое окно, мягко обволакивая фигуру восьмилетнего мальчишки. Он ежится в тонкой рубашке, но не покидает насиженного места. У Митьки аж под ребрами екнуло - мальчишка сидит верхом на подоконнике, одна нога в комнате, другая снаружи болтается, а судя по краю крепостной стены, что виден в окне, достаточно высоко.
– Ильт, ох и сверзишься ты когда-нибудь!
Второй мальчишка, может, года на три-четыре постарше первого, лежит на постели, забросив руки за русоволосую голову. Он вставать еще не собирается, зевает сладко.
– Ну чего тебе не спалось, скажи на милость?
– А тебе бы только дрыхнуть! Все на свете продрыхнешь. Вставай, Брис. Дороги зовут нас! - пропел Ильт, взмахом головы отбрасывая длинные темные волосы и пришпоривая стену.
– Двор тебя зовет, куда ты свалишься. - Брис отвернулся, натянул одеяло на голову. В карих глазах Ильта - огорчение. Митька видит, как шевелятся его губы, но звук уже вязнет в тумане, следом пропадает и видение.
Эхом отдается в корпусе часов удар. Последний из пяти, отпущенных Курамом.
– Подкрепись. - Хранитель протянул бокал, полный темно-багряной жидкости. У Митьки действительно пересохли губы, и тонкое дорогое вино он выпил словно квас в придорожном трактире.
– Ты видел. - Курам, как обычно, не спрашивал, утверждал. - Я тоже. Но видеть - мало. Ты должен чувствовать ту дорогу, что вела тебя. Ты знаешь больше, ты должен лишь вспомнить.
Митька не помнит, он просто знает, не понимая, откуда:
– Тот мальчик на окне - Ильтарий Торн. Второй - Брислав Дин. Оказывается, наши предки были близко знакомы.
– Еще, - поощрил Курам.
– Княгиня Торн гостит в родовом замке Динов уже третий месяц. По их землям идет мор, к счастью, княжеская семья не успела вернуться домой после празднования Именования Матери-заступницы. Дины, их старые знакомые, предложили кров. Тем более княгиня Дин должна скоро разрешиться от бремени и уже не может выезжать.
– Все?
Слова закончились, как будто иссякли чернила, и перо скользило по чистой бумаге, не оставляя следа.
