Инна Живетьева - Черные пески
– Шурка, хочешь?
– Ага.
От еды Шурка никогда не отказывается. Александер говорит: растет. Неужели и Темка столько ел в его возрасте?
Захрустели. Шурка, как хомяк, запихал сухарь за щеку, не отрываясь от ружья: сейчас он «охотился» на обтрепанный зимними ветрами куст. Темка грыз неторопливо. Александер проворчал:
– Вот нашлись два мыша! То возятся, то хрустят.
– Па-а, да не волнуйся ты так. Спорим, я не промахнусь? - Шурка сместил прицел в сторону осинки.
– Ну спасибо, сынок, успокоил, - усмехнулся капитан. Темка понимал: нервничает. Очень уж лакомая добыча скопилась в лесочке, чтобы отступились. А успел Марк или нет - один Росс знает. «Успел», - разозлился Темка. Ну не может побратим погибнуть сейчас, когда все больше и больше жмут мятежников. Знает Темка, как чешутся шрамы на спине Марка. Создатель не может допустить, чтобы осталась его боль неотомщенной. Темка усмехнулся, вспомнив, как напутствовал капитан Георгий побратима: «На рисковое дело идешь. Ну, тебе не впервой. Выберемся, напомню королю: грех такого порученца без награды оставлять». Марк кивнул равнодушно, для него другое важнее. А Темка не удержался и, помогая седлать коня, сказал злорадно:
– Князь Крох озвереет, если Эдвин тебя наградит, - хихикнул, глядя на задумавшегося побратима. - А если король тебе ленту повяжет, то вообще дерьмом шакальим подавится.
Эх, как бы Темка сам хотел преклонить перед Эдвином колено, протянуть ему меч, чтобы обвязал его король золотой лентой. Чтобы отец смотрел с гордостью, чтобы Леоний Бокар лопнул от злости. И чтобы недозволенное прикосновение губ к руке принцессы стало разрешенным.
Часто Темка вспоминал Анхелину в ореоле света, сочившегося через затканное инеем стекло. Казалось, это не шутки зимнего солнца, а сама принцесса, ее светлые волосы, бледное лицо сияли, точно у Матери-заступницы на иконе Сошествия из Сада на землю. Как нежна ее кожа, кажется, Темка мог поцарапать ее обветренными губами. «Возвращайтесь, Артемий» - хрустальный перезвон в голосе. Он вернется, пусть сейчас лежит в грязи и вслушивается в выстрелы за спиной - все равно вернется. Марк успеет. Успеет! Зря крыса рванула когтями душу, заставляя вспомнить и эти слова Анны: «Молишься, а по нему уже клинок порохом посыпали». Нет, не бывать тому. Не желает Темка ни Митьку, ни Марка в Сад провожать. Как права принцесса: «Нестрашно, когда просто уезжают». Марк - лучший, он сможет.
Темка дожевал остатки сухаря, собрал языком с ладони крошки. Пощупал вокруг себя: возись не возись, на сухое не переляжешь. Ну и шакал с ним. Лучше вспомнить еще раз: зимняя прохлада дворца, Темка торопится, и тут его окликнули… Снова все та же мысль: а может, не только о Митьке говорила? Сама позвала, сама руку протянула. Сама! Создатель, а вдруг есть хоть крохотное местечко в сердце принцессы и для него, Артемия Торна? Олень-покровитель! Страшно и сладостно так думать, и все больше находилось подтверждений. Темка и сам уже не понимает - действительных или придуманных.
Княжич окинул взглядом надоевшие холмы (за спиной все так же стреляли, не ближе и не дальше) и повернулся к капитану.
– Александер, а ты когда первый раз влюбился?
Показалась голова любопытствующего Шурки, мальчишка еще мусолил сухарь, и одна щека у него вздулась, точно пчела цапнула.
– В пять лет, - уверенно сказал капитан. - Правда-правда. Приезжали к вам гости, уж не помню кто. С дочкой. Сейчас скажу - малявочка, а тогда казалось - барышня. В том возрасте, когда еще платьица короткие носят, ну, щиколотки видны, кружавчики там, панталончики. У меня, правда, тогда не до панталон интерес был. У нее по подолу были вышиты лошадки - друг за другом, золотые на темном. И так меня эти лошадки поразили, что я в девочку и влюбился. Все подкарауливал во дворе, когда она выйдет.
– Я серьезно, - обиделся Темка.
– Так я тоже. Думаешь, раз в пять лет, то несерьезно? Там такие лошадки были!
– Да ну! Тебя послушать, так вон Шурка женихаться должен.
– Я?! Вот еще! - В голосе мальчишке звенело возмущение. - Мне что, делать больше нечего?
– Вы следите, - одернул капитан, и все снова повернулись к холмам.
Темка вслушался, отмечая, не изменился ли характер боя. Влился какой-то новый перестук, но Александер не поднимал тревоги, и княжич не сразу, но сообразил, что где-то неподалеку устроился дятел. Надо же, остались, видно, привыкли к войне.
– А если серьезно, - заговорил, не отводя внимательного взгляда от тропки, капитан, - то я долго ошибался, принимая за любовь обычное влечение.
Темка улыбнулся чуть горделиво: у него все не так. - Тебе-то война подгадила. Самый возраст на барышень заглядываться, а какие тут барышни? Или, может, ты успел присмотреть кого в Турлине?
Александер вроде как спрашивал, но Темка понял: капитан догадался.
– Нет, - бывает такая ложь, о которой знают и произнесший, и услышавший.
– Ох, смотри, Артемий. Сам понимаешь. Любовь любовью, а род твой знатен, требования особые.
«Знатен», - с горечью подумал Темка. Да не так, как Александеру кажется: недостаточно серебряной ленты.
– И девушки… - капитан замялся. - Девушки, Артемий, разные - к одним только со сватами, а к другим глупостью было бы…
С запада раздались выстрелы. Капитан резко повернулся, вгляделся в осинник.
– За тропой следите! - крикнул он мальчишкам.
Бой разгорался, одиночные выстрелы сливались в залпы. Сначала стреляли близко, потом - дальше. Темка вслушивался, казалось, не только ушами, но и затылком и спиной.
Капитан вдруг с силой толкнул княжича, и Темка покатился в овраг. Александер швырнул следом сына и прыгнул сам. Темка выругался, провалившись в мокрый снег. Рядом барахтался Шурка. Княжич отодвинулся, вскидывая ружье: кто-то ломился через бурелом, не разбирая дороги.
– Э-э-эй! - долетел голос. - Отбой!
Темка опустил ружье. Спасибо, Матерь-заступница! Милостив Росс!
Марк снова крикнул:
– Эй! Живы?
– Уши надеру! - загремел голос капитана. - Кто так ходит? А если бы нас тут уже положили? Если бы засада была? Под пулю прешь? Дурь башку застит? Смотри, вынесет вместе с мозгами.
Шурка от греха подальше осторожно попятился. Темка радостно полез из оврага, провожаемый гневным капитанским рокотанием:
– И этот туда же! Князь Лесс, а вы куда отступаете? А ну стоять!
Все, понял Темка. Если «князь Лесс», да «вы» - не миновать Марку нагоняя.
– Да стою я, стою. Что я, не видел, что ли, - не было тут боя, - оправдывался побратим.
Митька пододвинул кресло ближе к огню. Говорят, в Миллреде уже тепло, значит, и Иллару выпали солнечные деньки. А в Рагнере снег валит который день. Сонная Агрина добрела до гостя, ткнулась мокрым носом ему в руку. Княжич погладил ее по золотистой спинке. Решив, что долг гостеприимства исполнен, собака отступила к стене и легла рядом с высокими часами.
