Виктор Келлехер - Брат из царства ночи
Во всем этом безумии лишь две вещи оставались неизменными: мощное тело Лала, без устали прокладывающего себе путь сквозь ветер и прибой, и светлая точка, расположенная наверху, по направлению к которой он с таким трудом двигался.
Через промежуток времени, показавшийся Реймону бесконечным, он почувствовал, что тело Лала стало более устойчивым. Затем Лал выбрался из воды и разместился на широком выступе обдаваемой волнами скалы. Свет теперь был прямо над ними, очень высоко на стене, которая разделяла их и равномерное грохотание прибоя.
При помощи Лала они прошли вдоль выступа и зашли в низкие входные ворота высокой башни. Они все еще не могли ничего разглядеть, в пустых пространствах башни эхом отдавался яростный грохот шторма, и каскады падающей воды потоками лились на них. На ощупь они пробрались сквозь тьму и оказались на винтовой лестнице.
– Луан! – взревел Лал снова, будто бы он умолял мрак и пустоту, нависшие над ними как некие угрозы, не имеющие названия.
Но ответом им был лишь постоянный сердечный стук прибоя. И внезапно Лал кинулся вверх, он двигался так быстро, что Реймон и Нари сразу отстали.
– Подожди! – в панике крикнули они, карабкаясь за ним, больше боясь остаться в этой тюремной темноте, чем встретиться с тем, что ждало их на верху башни.
Вцепившись в тунику Лала, они карабкались по ступеням, сделанным для кого-то, кто был намного больше них самих, медленно поднимаясь выше и выше, туда, где шторм стал живым, смертельным врагом, яростно бросающимся на город. Они поняли, что уже приблизились к вершине, когда почувствовали, что камни под их ногами раскачиваются и шатаются, будто вся башня сейчас надломится и рухнет, и превратится в руину.
Реймон услышал голос, плачущий и умоляющий: «Нет! Нет! Нет! » Это был его собственный голос, такой ослабевший и несчастный, бессильный перед сумасшедшими воплями ветра. Внезапно налетевший ветер поймал его в свои когти и сбросил бы в темное пространство, если бы Лал не подхватил его и не поставил вплотную к себе туда, где уже стояла Нари.
Они вылезли на зубчатую стену, справа от которой далеко внизу виднелся город, слева – море, бесконечность гигантских волн, почти таких же высоких, как сама стена.
Смахнув с глаз брызги, путешественники снова увидели свет. Он находился теперь на одном уровне с ними, он пробивался из окна, находящегося за зубчатой стеной. Лал, заслонив своих спутников руками, напряженно всматривался в него. Потом он опустил голову и неуверенно пошел к закрытой двери, которая, впрочем, открылась от толчка. Все трое с трепетом прошли сквозь проем и попали в сухое помещение, в которое не долетали соленые брызги.
Они осмотрелись уже через минуту. Это был длинный покой с высокими потолками, намного больше обычной комнаты. Освещенный единственным светильником, он был наполнен двигающимися тенями. Среди них Реймон разглядел ряд предметов, похожих на столбы, стоящие у стены со стороны моря. Один из этих столбов, размерами больше остальных, имел выпуклые очертания, будто это было что-то завернутое в материю. И вот это что-то – чем бы оно ни было – вроде бы дернулось и пошевелилось под его взглядом, и урчащий стон пронесся по покою.
Реймон метнулся к двери, но ветер отшвырнул его обратно. Он оглянулся назад и увидел, что какая-то фигура отделилась от столба и выпрямилась. Голова непонятного существа скрывалась в темноте под потолком, движение его огромных конечностей затмевало свет, отбрасывая еще больше теней по всему помещению. Край тени упал на лицо Реймона, подобно темному пятну на бледной коже, и он снова отскочил к двери. Но, как и раньше, стена ветра отбросила его назад, свалила с ног, и он катился до тех пор, пока не наткнулся на ноги Лала.
Как только мальчик вскочил на ноги, он услышал, как Лал нежно проговорил единственное слово: «Отец… »
Это остановило Реймона. Пригвоздило к месту. Заставило его повернуться и увидеть, что Лал пододвигался к высящейся фигуре, которая стояла перед ними, покачиваясь, словно ее тоже поймал в свои когти штормовой ветер, носящийся снаружи, в ночи. С чувством одновременно отвращения и зачарованности Реймон смотрел, как Лал берет фигуру на руки и нежно кладет ее на пол. Стукнувшись о тяжелый камень, фигура застонала, и Реймон увидел ее лицо: такое же безобразное, как и у Лала, но старше, больше, и еще оно было серого цвета из-за непереносимой боли. Рука лежащего существа тоже показалась Реймону странно знакомой, только она была толще, волосатее, с большим количеством вен и мускулов, – а во всем остальном она была идентична руке Лала.
– Помогите… – мягко позвал Лал дрожащим от горя голосом, склонившись над фигурой.
Но Реймон не был состоянии шевельнуться, он все еще стоял в ошеломлении, так что только Нари пришла на помощь к Лалу.
Они действовали так заботливо, что Реймон исполнился странным состраданием. Они размотали ткань на огромной фигуре. В свете лампы показалась окровавленная повязка, проходящая через всю спину. Послышался стон, на этот раз со стороны Лала. Неожиданно Реймон подхватил этот стон, потому что в самом центре кровавого пятна он увидел металлический наконечник копья.
Давным-давно, в своей деревне (теперь ему казалось, что это было совсем в другой жизни), он очень гордился этим копьем. Но сейчас он не чувствовал никакой радости. К его смятению, он был охвачен ужасом. Как будто только теперь, встав перед реальным видом крови, капающей из живого тела, он начал понимать истину, о которой раньше не имел ни малейшего понятия.
Все еще зачарованный и полный отвращения он смотрел, как Нари стаскивала запачканную кровью часть туники. На остальное у него не хватило сил смотреть. Зажмурив глаза, он слышал хрип Лала, когда тот тащил сломанное древко, он слышал, как прерывалось от боли дыхание. Затем, после какого-то безумного шепота, послышался грохот падения тяжелых предметов и наконец – тишина…
Украдкой он приоткрыл глаза. Кости Пилар теперь валялись на полу, а Нари прижимала пустой мешок к зияющей ране.
– Все хорошо, – шептала она, – кровь почти остановилась.
Лал встал. На его лицо падала тень от лампы, на месте глаз – огромные черные пещеры, он подошел к Реймону и что-то протянул ему. Это был наконечник копья, острие которого блестело от свежей крови.
– Возьми… – прошелестел он голосом скорее грустным, чем упрекающим.
Реймон хотел потрясти головой, чтобы отказаться, но не мог. Его рука сама по себе вытянулась вперед.
– Я не хотел… – начал он. – Не хотел этого… Он умолк, когда его пальцы сомкнулись вокруг древка, которое неожиданно оказалось теплым. Кровь сочилась с острия, стекая на его пальцы. Он попытался вытереть руку и копье о край туники, но появившееся на ней пятно лишь напоминало о том, что он сделал – клякса краснела, как позорная отметина.
