Мэгги Лерман - Цена всех вещей
— Ты злишься на нее из-за того, что она заставила тебя вступить в ковен?
— Она меня не заставляла. Я вступила туда после того, как предпоследний член ковена заболел раком. Я хотела этого. Не могла позволить матери развалиться на части. — Она ухмыльнулась кроваво-красным ртом. — Кроме того, у гекамистов масса преимуществ. Если бы я не вступила в ковен, то сейчас не смогла бы тебе помочь.
В один из таких визитов, колдуя над кастрюльками и сковородками и периодически пичкая меня кусочками чеддера, пармезана, камамбера и бурсена, Эхо поведала мне о том, как ее выставили из колледжа и уволили с работы (она работала официанткой). В квартире тогда завелись крысы, арендодатели разорвали договор и отобрали у них дом.
— Возможно, из-за этого мама привязала меня крюком, — сказала она, округляя глаза.
— Что еще за крюк?
— Вид заклинания, удерживающий меня возле нее. Это имело смысл, поскольку мама переживала из-за того, что моя деятельность вне закона. Боялась, что меня поймают и остаток дней я проведу за решеткой.
— Это действительно так?
— Ну, да. — Она махнула рукой. — Меня посадят, ее посадят. Каждому, кто станет учить новых гекамистов, грозит пожизненное заключение. Вот почему мне необходимо выбраться отсюда и найти новый ковен, убедить их принять нас с мамой. Их придется как-то убедить, возможно, дать взятку, потому что это большой риск — принимать в ковен несовершеннолетних. Но я должна спасти маму. И себя тоже.
Я перегнулся через кухонный стол, с удивлением отметив про себя, что мне интересно — в последние дни я нечасто мог сказать про себя такое.
— Так, значит, рядом с мамой тебя удерживает заклинание крюка?
— Если, конечно, она его применила, в чем я сомневаюсь.
— Почему?
— Крюки — это для тупых, — насмешливо заметила она. — Все равно что держать нужный образец под стеклом. Плюс гекамисты не накладывают заклинания друг на друга. Это плохо.
— Но она могла…
Эхо покачала головой.
— Моя мама любит меня, но точно знает только она сама. Иногда неудачи — это просто неудачи.
Я потер руки и задумался. Приходила ли мне хоть раз в голову мысль, что мои неудачи происходят вовсе не из-за меня самого? Будь я Эхо, я предпочел бы считать, что это крюк удерживает меня от собственных желаний. Все что угодно, лишь бы не «просто иногда так бывает».
— Если бы это был крюк, ты бы могла его уничтожить, — заметил я.
— Как будто это возможно.
Эхо рассказывала, что весь фокус с заклинаниями в том, что их невозможно аннулировать. Остается только ждать, когда они исчерпают себя (если это временные заклинания) или пытаться наложить новые (если они постоянные). Гораздо проще попытаться скорректировать побочные эффекты, чем само заклятие, но даже в этом случае все сильно усложняется, поскольку получается, что ты накладываешь новое заклинание поверх старого. Побочные эффекты удваиваются, утраиваются, а потом и вовсе становятся непредсказуемыми. Любые попытки исправить само заклинание обречены на провал. Иногда, если луна находилась в нужной фазе и суфле было испечено особенно удачно, хороший гекамист мог создать такое заклинание с такими побочными эффектами, что человек возвращался на исходные позиции. Но подобные попытки таили в себе опасность. Качественное заклинание защищает само себя. По словам Эхо, оно будет влиять на реальность, предотвращая любую попытку разрушения.
Неделю спустя я вернулся, чтобы получить свое собственное заклинание.
Было как-то дико думать о бутерброде с сыром как о чем-то живом, имеющем свою собственную волю, однако, по словам Эхо, дело обстояло именно так. Оно будет влиять на реальность, чтобы защититься. Она срезала корки, разрезала кусок по диагонали и положила его в пластиковую коробочку.
— Заклинание в сыре, — сказала она. На ее лице были написаны воодушевление и гордость. И еще, возможно, немного смущения под слоем мейкапа. — Я люблю сыр.
Я держал в руках решение всех проблем. Которое внешне походило на скучный сэндвич.
В тот момент я мог сбежать с ним или откусить кусочек и пообещать расплатиться позже. Но я не мог так поступить с Эхо, которая всего лишь пыталась помочь и у которой были и свои проблемы — больная мать и собственное очевидное сумасшествие.
— У меня нет денег, — сказал я. — Пока нет.
Ее гордость как ветром сдуло, на лице отразилась растерянность. Она села за стол и откинула волосы со лба. Эхо выглядела не столько расстроенной, сколько испуганной. Но вряд ли я мог так ее напугать.
Я поднялся и переложил бутерброд из одной руки в другую.
— Мне стоит его вернуть?
Эхо подняла глаза:
— Ты ведь найдешь эти деньги, правда? Не оставишь меня ни с чем?
— Да, — ответил я. Что еще я мог сказать?
— Тогда возьми заклинание себе. Почувствуй себя лучше. Принесешь деньги, когда сможешь.
— Ты мне доверяешь?
Она посмотрела на меня, и на глаза ее навернулись слезы.
— Я единственный человек, который может навсегда сделать из твоих мозгов фарш. Доверяешь ли ты мне?
— Никогда не думал об этом в таком ключе. — Я посмотрел на бутерброд. Один уголок смялся в том месте, где его держала Эхо. — А твои заклинания всегда работают?
Эхо ничего не ответила.
— Эхо? Это ведь твое первое заклинание, не так ли?
Она на меня даже не посмотрела.
— Я уже делала заклинания раньше. Кучу раз. Мама немного занималась со мной, до того как… потерялась. Но я пока никому их не отдавала.
— Так вот почему заклинание заняло у тебя так много времени?
— Я стараюсь быть осторожной. Делать все правильно.
В горле внезапно пересохло, и я сглотнул.
— Если ты никому их не отдавала, значит, не можешь быть уверена в том, что они работают.
Она поднялась, с вызовом глядя мне в глаза:
— Оно сработает, Уин. Твоя боль уйдет. Побочные эффекты будут иметь физический характер. Возможно, ты какое-то время не сможешь играть в бейсбол, зато тебе больше не захочется убивать самого себя, так что…
— Откуда ты знаешь, что я играю в бейсбол? — Я не пытался ни в чем ее обвинить. Мысль о том, что тело перестанет меня слушаться, могла свести меня с ума. Мне не хотелось об этом думать. (Кто знает, возможно, я так хорошо играл в бейсбол именно потому, что внутри чувствовал себя несчастным?) Но Эхо вспыхнула, краска залила ее шею и щеки.
— Исследования, — пробормотала она, и в ту же секунду я понял, что она ходила на игру и видела меня еще тогда, когда мы не были знакомы. Смотрела на меня, верила в меня и сейчас она покраснела, как… Я даже не знаю — как девушка.
