Валентин Егоров - РАБСТВО
Парни разбрелись по палубе и каждый из них занялся своим делом. Некоторые из них ходили по палубе, разыскивали нужные вещи и переносили их к месту своей работы. Вторые тщательно прибирались на рабочем месте, а третьи полезли на перекладину, осматривали парус и что-то к нему подшивали. Одним словом, экипаж принялся за свою привычную работу и вскоре вся палуба превратилась в гигантское рабочее место. Но ни разу и ни один из этих парней не подошел ко мне и не поинтересовался, почему я валяюсь на палубе, почти голый и со связанными руками и ногами?! Ни один! Парни работали и не обращали на меня внимания, словно я не существовал и не валялся связанный на палубе перед их глазами. Мне стало до глубины души обидно за такое отношение ко мне, слезы снова потекли из глаз, когда ко мне все же подошел один из этих парней, который выглядел постарше других парней. Своей властной манерой поведения и то, как он расхаживал по палубе, посматривая, как работают матросы, этот мужик, словно говорил о самом себе, что он здесь главный начальник. Небрежно ударив меня башмаком под ребра, я вам должен сказать, что это был довольно таки неожиданный и болезненный удар, он громко на всю палубу проорал:
- Глянь, мужики! Эта падаль даже умеет плакать, у него из глаз текут слезы. Я думаю, что хватит этому мешку дерьма разлеживаться на чистой палубе и своим видом портить общий вид. Давайте-ка ребята оттащим его отсюда и забросим на рабочее место, пусть он там ревет и клянет судьбу свою хоть до пришествия божьего провидения. Махмуд и Чистен берите-ка его и посадите на место умершего вчера раба-гребца. Да, и присмотрите-ка за ним, пока корабельный кузнец не прикует его к месту.
Услышав слова шкипера, а этот человек все-таки оказался шкипером судна, двое парней оторвались от работы и с разных концов судна направились ко мне. Один из парней принялся развязывать веревочные узлы на ногах, руках и на шее, совершенно не беспокоясь приносит или нет его работа мне боль. Должен признаться, что некоторые узлы были затянуты настолько крепко, что их было бы легче разрезать ножом, чем развязать, но парня это не волновало. С тупым упрямством он выворачивал мне руки, ноги, чтобы ему было бы удобнее добираться до веревочных узлов и их развязывать. Таким образом, он провозился минут двадцать, прежде чем все узлы были развязаны. А я в этот момент очень походил на котенка, побывавшего в зубах собаки, с головы до ног был весь в царапинах, ссадинах и порезах, из которых сочилась кровь. Когда я оказался развязанным, то они схватили меня за руки и ноги и, не дав возможности подняться на ноги, волоком потащили к правому борту судна.
- Что они собираются со мной делать? - Мелькнула мысль в голове. Я не совсем хорошо разбирался в местном сленге, поэтому не всегда понимал этих парней, плохо ориентироваться в общей обстановке. Поэтому сразу не взял в толк, куда это меня волокут эти здоровые парни. - Неужели они хотят выбросить меня за борт, а я ведь не особо умею плавать.
Следует сказать, что парни не потрудились до конца развязать мне ноги, по всему было видно, что эти матросы особо не любили делать лишнюю работу. Поэтому и волокли меня по палубе, словно я был мешок с дерьмом. На душе было отвратительно, на этом судне матросы обращались со мной, не как с нормальным человеком, разумным существом, а как с ненужной использованной вещью. Я ничего не понимал, что происходило на этом судне, но даже, несмотря на эту ужасную для меня обстановку, у меня и в мыслях возникало оказать сопротивление этим парням. Двое таких бугаев, в секунду сделают из меня фарш! Мне хотелось бы только, чтобы на меня обратили внимание, развязали бы до конца, позволили бы передвигаться своими ногами и стали бы чуть-чуть более вежливо обращаться со мной, как с разумным существом. Мне хотелось бы узнать, как и почему я оказался на их судне, и они объяснили бы, что от меня требуется, какую работу я должен выполнять.
С этими мыслями в голове я поднял руку и схватил одного из парней за полу распахнутой куртки, чтобы тот обратил бы на меня внимание и я смог бы с ними переговорить. Когда я ухватился за куртку, то случайно произошел рывок, который оказался совершенно неожиданным для этого матроса. В это же время этот же матрос оступается на ровном палубном настиле. Два различных действия с одним и тем же матросом совпали и произошли в один и тот же момент. Одновременно происходят рывок за куртку и подкашивание колена, из-за чего матрос, словно серпом подкошенный, валится лицом вниз и со всего размаха бьется им о палубу. Удар о палубу получается таким сильным, что парень до крови разбивает губы и выбивает несколько зубов. А другой парень, из-за падения партнера, теряет равновесие и, чтобы не завалиться на палубу, он был вынужден выпустить из захвата своих рук мою ногу. На малый промежуток времени я оказался свободен от рук волокших меня матросов, но ноги оставались связанными, поэтому я не мог и шага шагнуть от места развернувшихся событий, но сумел подняться на ноги. В этот момент я думал только о том, чтобы переговорить с матросами и хоть о чем-нибудь договориться с ними. Чтобы сохранить равновесие, долго лежал и, когда поднялся на ноги, меня сильно шатало, инстинктивно ухватился за полу куртки второго матроса.
- Ты чего делаешь, гад? - Испуганно заорал он визгливым голосом. - Махмуд, ты жив, не очень сильно поранился?! Помоги мне справиться с этим подонком. - Обратился он к матросу с разбитым носом и губами, все еще лежащему на палубе.
Махмуд оторвал перепачканное кровью лицо от палубы, бессмысленными глазами осмотрел палубу, увидел осколки кровь и осколки зубов, мрачно взглянул на нас двоих, стоящих на ногах, и начал медленно с угрозой в глазах подниматься на ноги. Палуба судна представляла собой абсолютно ровный деревянный настил, поэтому было совершенно непонятно, обо что можно было споткнуться, упасть и так удариться, чтобы вдребезги разбить нос и губы, выбить зубы и перепачкать кровью лицо. Махмуд тяжело поднялся на колени, встал ноги и, вытирая ладонью кровь на лице, которое к этому моменту было перекошено от злобы, раздирающей этого матроса.
Я все еще продолжал крепко держаться за куртку Чистена, когда краем глаза заметил, как Махмуд развернулся и, широко размахнувшись рукой, сжатой в кулак, попытался нанести удар мне в лицо. Я стоял на ногах, но не был в состоянии уклониться от удара отойдя назад или в сторону, ноги продолжали оставаться связанными. Чтобы избежать удара в лицо, единственное, что мне оставалось сделать в этой глупой ситуации, так это нагнуться и уйти из-под удара. Но я не успел совершить до конца запланированный уход из-под удара, кулак Махмуда столкнулся с моим лбом. Вероятно, удар Махмуда был очень сильным, но, честно говоря, я даже не почувствовал силы этого удара. Мой лоб всегда был крепким орешком, еще в детстве во время игры мне палкой со всего размаха ударили по лбу, палка сразу переломилась, а голова поболела денька два ... и ничего, до сих пор цела. Но на этот раз произошло непонятное и странное явление, после удара кулаком о мой лоб фаланги пальцев руки Махмуда были разбиты до крови. Он орал и прыгал вокруг меня и Чистена от дикой боли, потрясая разбитыми пальцами руки.
