Михаил Орлов - Хозяин
– Напрасно ты думаешь, что все это затеял я. Даже мне непонятно, чем ты вызвал внимание сильных мира сего. Так что мне приходится только умывать руки. Лично к тебе у меня неприязни нет. Но не буду отвлекать. Надеюсь, ты дорого продашь свою жизнь, мой мальчик. Честно говоря, я предпочел бы выпустить тебя на арену, чем вот так попусту терять такого бойца.
– Так в чем же дело? Я возражать не буду.
Старик хихикнул.
– Еще бы. Но, к сожалению, ты заступил дорогу могущественным людям. А это не прощается. Так что я тут бессилен. А вот и твои палачи, как ты неосторожно выразился.
Лука посмотрел в сторону, куда указывал палец хозяина. К ним направлялись два кентавра и гоблин. Все трое в латах и с оружием. Один из кентавров держал трезубец и сеть, другой был вооружен легким копьем и щитом, гоблин мягко встряхивал тяжелым железным шаром на цепи.
Артур, поворачиваясь вслед хозяину и Артуру, ядовито ухмыльнулся.
– Надеюсь, вы все сгниете от мокреца к моменту ваших триумфальных игр, – пожелал им вслед Лука.
Глава 32
То, что имелась в виду казнь, стало ясно тут же: Луке в отличие от его противников не только не дали никаких лат, но и оружием ему должны были служить лишь щит да тренировочный меч – палка, защищенная круглым эфесом. Непонятно было, зачем так было упаковывать в латы кентавров и гоблина, если он все равно не имел возможности нанести им ранения.
Но это и давало надежду.
Луку поставили в центре площадки, противники окружили его со всех сторон. Рабы и тренеры стали немедленно заключать пари, сколько продержится так хорошо показавший себя в бою с Артуром коротышка. Шансов у Луки не было, это все понимали.
Все, кроме него самого.
Глядя на настороженных кентавров и гоблина, он ясно понял, что пролетевшие с момента встречи с пилигримом события не прошли для него бесследно. Кто он был тогда и кто сейчас? Тогда – бессловесный метельщик, призрак самого себя, настороженно жавшийся по углам в страхе быть разоблаченным первым встречным. Он вдруг ясно увидел себя прежнего, словно сумел заглянуть в недалекое прошлое…
…Медленно раздвигая толпу гладиаторов тяжелыми плечами, пробирался к нему невысокий парень, низко надвинувший на лицо темный капюшон плаща. Несмелыми шагами одолев пустое пространство площадки, парень остановился напротив Луки и, поколебавшись, сделал последний шаг и слился с Лукой. Все-таки он оставался в глубине души тем подростком, запуганным братьями святого Матвея. Наверное, поэтому так легко было заставить его пойти на предательство и возглавить нападение на город. Нет, подумал он, не предательство. То, что мать и он были родом из города Братства, не означало его родство с погибшими горожанами. Кроме того, волхв-епископ Салем его явно заколдовал. А это уже совсем другое. И прочь сомнения.
Он услышал крики и возмущенный свист. Видя его нерешительность, зрители решили, что он испугался, и заранее выражали свое презрение. Лука поднял свой деревянный меч и прикрылся щитом. Солнце, опустившись ниже, слепило глаза. Над парапетом прямо напротив их площадки показалась головы хозяина и Артура. Лука отвернулся. Все приготовились к небольшому развлечению, все надеялись, что новичок продлит сопротивлением зрелище.
Лука, крепче сжав рукоять меча, сделал шаг к гоблину.
Кентавры были защищены броней снизу доверху. Тонкие лошадиные ноги покрыты поножами, на копытах длинные шипы, на щитах посередине бляха с острием, которой легко проткнуть противника. Гоблин – сам боевой механизм, как атомные танки древних. Не настолько быстр, как остальные лесные, но могуч и всесокрушающ. Все трое стояли вокруг человека, и в какой-то момент не только у Луки, но у других родился вопрос: зачем так усложнять простое дело – убийство безоружного пленника?
Но все вспоминали, как этот пленник разделался с Артуром – лучшим бойцом школы, и разгоралось любопытство: что будет?
Кентавры начали сходиться. Шаг, еще шаг. Один неожиданно кинул копье, но каким-то образом промахнулся. Копье вонзилось в песок за спиной Луки. И словно бросок копья послужил сигналом: оба кентавра кинулись на парня, а следом, чуть помедлив из-за того, что не сразу стронул собственный вес, двинулся гоблин.
Лука бросил свой бесполезный меч и подхватил копье. Трезубец выскочил сбоку, метя в горло, копье отбило удар – и заметались оба древка, словно журавлиные клювы. Легко и вертко мечутся кентавры – один с трезубцем и сеткой, другой с мечом, стараются достать ускользающего врага. Гоблин больше мешает, тяжело размахивая цепным кистенем, все вместе превращается в мелькание рук, ног и разящего железа. Справа, слева, сверху, снизу – копье, булава, трезубец, копыто и снова копье, булава, трезубец – все смешалось, звонко стучит железо, глухо отбивает щит, и вдруг один из кентавров вылетает за пределы боевого круга с перебитыми ногами – задел-таки неловкий гоблин.
Кентавр выпадает из площадки, роняя в падении сеть, Лука, словно метательный диск, бросает щит в гоблина, а сам поднимает сеть. Гоблин роняет булаву – так сильно ударил окованный край щита в лицо. Из перебитого носа хлещет кровь, богатырь, превозмогая себя, поднимает оружие, но запутывается в накинутой сети. Все быстрее и быстрее движется недавно безоружный новичок, он теснит оставшихся на ногах бойцов, один из которых – самый могучий, раз за разом бьет своим страшным шаром, глубоко взрывая песок арены, но не попадая в быстрого противника. Потом удары цепа стали еще быстрее, уже и кентавр больше следит за действиями товарища, чем за врагом, – и зря: копье неожиданно ударило в лицо, и выпавший меч подхватил Лука.
Жарко; солнце уже клонится к горизонту, но вечерний жар все еще силен. На запах крови и разгоряченных тел слетелись мухи, и мечется темный рой над зрителями и бойцами. Разъяренный гоблин сорвал сетку и стал теснить противника, раскручивая над головой тяжелый шар. Теперь никто не мешает двум врагам. У Луки в руке меч, но летающий шар мешает подступиться ближе для удара. Гоблину трудно дышать из-за продолжавшей литься крови, но его душит ярость из-за невозможности достать мелкого, но юркого противника. Желание закончить бой так сильно, что гигант, забыв об осторожности, бросается вперед, путается ногами в брошенной ранее сети и падает.
Лука сразу остыл. С первых же секунд схватки, подхваченный боевым вихрем, он забыл о том, где он, зачем и почему ему надо сражаться с этими незнакомыми ему лесными. И вдруг очнулся; со всех сторон он видел жадные, очарованные чужой смертью глаза, даже старик-хозяин наверху за парапетом забыл, что перед ним протекает обычная казнь, свершаемая по воле сильных людей, зачем-то пожелавших такого исхода, тоже смотрит, завороженный зрелищем.