Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Эдгар смутился. Потом все-таки спросил:
— Ты позволишь потом еще раз расспросить — и записать?
— Если хочешь, я сама напишу, — ответила Лия. — Правда, я делаю ошибки на письме, все-таки язык чужой.
Только сейчас Эдгар осознал, что все это время все понимал. К легкому акценту оказалось очень просто привыкнуть, и он даже не обратил внимания, что девушка разговаривала на чужом языке. Несколько часов. Женщина.
— Ты умеешь писать? — спросил он первое, что пришло в голову, — только потому, что молчание стало неприлично затягиваться, — и понял, что все-таки опростоволосился.
— Конечно, — удивилась Лия. — А как иначе?
Эдгар вздохнул.
— Прошу прощения. В моей стране грамотен не каждый мужчина.
— Здесь тоже, — ответила она. — Низшим сословиям грамотность ни к чему. Но я — не крестьянка и даже не дочь купца.
Ученый взглянул на ехидную физиономию брата и решил дальше тему не развивать.
— Я буду очень благодарен, если ты запишешь то, что рассказала сегодня.
Лия кивнула.
— Вот и славно. Договорились наконец, — влез Рамон. — Вон там есть корчма — и если я сейчас не поем, то точно кого-нибудь покусаю. Книжники, тоже мне.
— Брось, — Лия толкнула его локотком в бок, — просто ты все это слышишь… в какой раз?
— Не знаю. Но не в первый. Погоди, в отместку я попрошу брата пересказать тебе священное писание. Раза три. Будешь знать!
— Сам же первый и заснешь, — фыркнул Эдгар. — Безбожник.
— Фанатик!
— Мне подождать, пока вы подеретесь, или все же войдем и закажем поесть? — поинтересовалась девушка.
— Ну вот, не дали подраться, — вздохнул Рамон. — Воистину, все зло от женщин.
* * *Эдгар искренне надеялся, что брат забудет о приглашении на охоту. Или хотя бы поедет один. Мало ли, что звали двоих — понятно же, кого хотят видеть, а кого пригласили лишь из вежливости. Самого ученого уже порядком утомили новые впечатления, хотелось хотя бы день не вылезать из комнаты во дворце, а еще лучше — из дома Рамона и ничего не делать. Совсем ничего. «Думать» Эдгар за дело не считал.
Но, похоже, Рамона желания брата не слишком-то волновали — потому что он не поленился с вечера прислать Хлодия с напоминанием — мол, заедет перед рассветом, прихватив коня для Эдгара, пусть ждет у ворот. Чужого не пустят во дворец в потемках.
Приди Рамон сам, Эдгар бы попытался поспорить — но Хлодий и записка простора для споров не оставляли. К тому же ученый крепко подозревал, что откажись он — и неугомонный братец найдет способ пробраться во дворец и вытащить родича за шкирку, точно нашкодившего кутенка. Так что на следующее утро он стоял у дворцовой ограды, ежась от предрассветного холода и проклиная все на свете. Довольная мина Рамона радости не прибавила.
— Вот скажи, на кой ляд тебе сдалось меня выгуливать, — проворчал Эдгар, взбираясь в седло.
— Это не мне сдалось. Надо, чтобы тебя запомнили и приняли. Я не смогу опекать тебя всю жизнь.
— И как это я столько лет прожил без такой заботы?
— Сам удивляюсь, — хмыкнул Рамон. — Поехали.
— Пойми, я не светский человек. Все, чего я хочу, — заниматься наукой. Проповедовать. А не играть в эти ваши игры.
Рамон придержал коня, поравнялся с братом.
— Раньше надо было думать. Независимо от того, был ли выбор, когда ты соглашался на эту авантюру, — сейчас его нет. Либо ты в свете, либо изгой. Когда все это кончится — вернешься в столицу, засядешь в башню из слоновой кости и хоть до конца жизни носа оттуда не высунешь. Может, я успею проводить тебя, может, нет, судьбе виднее. Но все, что зависит от меня, я сделаю.
— Вот ведь дал Господь няньку, — проворчал Эдгар.
— Не переживай, скоро освободишься.
— Типун тебе на язык!
— Да я не о том. — Рамон засмеялся. — Отсюда до Белона две недели, если не торопиться. Гонца отправили. Так что меньше чем через месяц уедешь к своей ученице.
— Жду не дождусь.
— Не сомневаюсь.
Похоже, продолжать разговор Рамон не хотел — но Эдгар не унимался.
— Скажи, тебе не надоело быть всезнающим и всемогущим?
— Чего???
— Перестань смеяться, перебудишь полгорода.
— И то правда. — Рамон честно попытался «перестать», но вместо смеха вышло хрюканье, и рыцарь развеселился еще пуще. — Ты серьезно?
Эдгар помолчал, подбирая слова:
— Пока мы ехали — ты был… живой. А сейчас — словно памятник. Никогда не ошибающийся, непреклонный и уверенный в своей правоте. Очень напоминающий свою матушку — та тоже не слишком-то спрашивает, что ты хочешь, главное — то, что тебе якобы нужно. Для твоего же блага.
Рамон ответил не сразу.
— Со стороны это действительно выглядит так?
— Я обидел тебя?
— Что за манера: сперва сказать, потом извиняться? — Рыцарь сжал поводья. — Ты не ответил.
— Именно так. Я чувствую себя не то непослушным сынком, не то бестолковым оруженосцем — о котором ты, как любой хороший господин, заботишься, но не слишком-то обращаешь внимание на то, что считаешь капризами. Господину лучше знать.
— Пожалуй, ты прав, — медленно произнес Рамон. — Я привык повелевать людьми и привык держать себя в руках. Никаких колебаний — внешне, — что бы я ни думал на самом деле, люди должны видеть спокойного и уверенного в своих действиях господина. И никаких ошибок, потому что, ошибившись, погублю не только себя.
— Я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь. Ты всю жизнь отвечал только за себя. Но… — Он выдавил, медленно, точно через силу: — Ты прав. Ты — не мой человек, и я не вправе распоряжаться тобой так, как делал до сих пор. Какими бы ни были мои намерения. — Рамон тряхнул головой: — Во дворец еще не пустят — доспишь у меня. Проводить?
— Не надо. Нас звали обоих.
— Да. Пришлось бы извиняться.
Они молчали довольно долго.
— Рамон…
Молчание.
— Прости меня.
— Брось. Сам нарвался.
— Ну…
— Хватит, я сказал. Но никогда… — он все-таки сорвался на крик, — слышишь, никогда не сравнивай меня с матерью!
— Не буду.
До дома Амикама братья ехали молча и глядя в разные стороны. Хозяин встретил их во дворе, тут же были Лия и Нисим с девушкой. И еще одна пара, которая приветствовала Эдгара, как знакомого. Молодой человек напряг память — действительно, их представляли на балу.
— Только вас ждем, — сказал Амикам. — Поехали.
Эдгар всегда полагал, что охота — дело многолюдное. Словно подслушав его мысли, хозяин дома добавил:
— Сегодня, почитай, только свои, рано еще для ястребов. Вот осенью будет охота так охота. А сегодня — развеемся слегка.
